Время, чтобы вспомнить все
Шрифт:
— Конечно.
— Когда?
— Ну… я точно не знаю. Вы сами решите.
— Через неделю?
— Значит, в понедельник? Хорошо.
— Мне прийти сюда с моим больным пальцем, или как?
— Приходите немного позже, после половины девятого.
— Как скажете. Мне тоже не хочется, чтобы кто-нибудь меня увидел. Я уважаемая вдова, у меня бизнес, и мне не нужны никакие сплетни.
— Это хорошо.
— И вы меня моложе. Я всегда считала, что женщина, которая… ну, наверное, это не имеет особого значения, верно?
— Нет, наверное, не имеет.
— Поцелуйте меня еще раз, и потом я, наверное, начну двигаться домой.
Он быстро поцеловал ее в губы.
— Только теперь понимаю, что я упустила за эти два года. Но у вас это, должно быть, было не так давно.
— Нет, — сказал он.
—
— Я буду здесь.
— Наверняка?
— Ну если только не какой-нибудь несчастный случай или что-нибудь в этом роде.
— Мне уже хочется, чтобы наступил следующий понедельник, а это все еще этот понедельник. Если бы я могла пойти с вами в отель.
— А где выживете?
— С отцом и матерью. Они оба дышат на ладан. За ними все время ухаживает медсестра.
Почти целый год Лотти и Ингрэм удовлетворяли потребности друг друга, и ни одна душа в Гиббсвилле об этом не знала. Он был первым и долгое время единственным мужчиной, приходившим к ней в квартиру, но она никогда не приглашала его на вечеринки, которые время от времени у себя устраивала, — вечеринки с покером, виски и пивом. Лотти и Ингрэм таки не влюбились друг в друга, и когда Ингрэм сказал Лотти, что собирается жениться на девушке с Лэнтененго-стрит, она втайне почувствовала облегчение. К тому времени их сексуальные отношения уже стали не более чем рутиной, и, кроме того, Лотти начинала с интересом прислушиваться к тому, что говорил Ллойд Уильямс, который стал завсегдатаем ее вечеринок с покером.
Ей было сорок один, когда она вышла замуж за своего ровесника, Ллойда Уильямса, и в их брачную ночь с изумлением обнаружила, насколько Ллойд был несведущ в вопросах секса. Лишь недели спустя она полностью и окончательно убедилась в том, что от Ллойда можно было ожидать только любовных игр, но никак не удовольствия от соития. Лотти слышала о подобного сорта мужчинах, а теперь она за такого вышла замуж. Два года она поддавалась его приемам, которые только возбуждали ее, но не давали ей полного удовлетворения. «Что с тобой? — бывало, спрашивал он. — Тебе же это нравится? Большинству женщин это нравится». Он сердился, расстраивался и впадал в отчаяние от того, что сердилась и впадала в отчаяние Лотти. Ее годы уходили, и она подумывала о том, чтобы его бросить, снова открыть свой шляпный магазин, но какое объяснение она сможет предоставить окружающим или даже своим приятельницам? Он не пьяница, не бьет ее, поселил ее в своем доме, и с общественной точки зрения он куда лучше Джимми Франклина. Но вот однажды случайно она узнала о нем то, что хотя и не принесло ей удовлетворения, но все же немного утешило.
— Разве у тебя никогда не было настоящего полового сношения с женщиной?
— Конечно, было, — сказал он.
— С теми шлюхами?
— Да, с теми шлюхами.
— Тогда почему ты не можешь этого со мной?
— Я не знаю, — сказал он.
— У меня ведь такое же строение.
— Мне и с ними это никогда не нравилось.
— Что же тебе не нравилось?
— То, как я это с ними делал.
— Обычным путем?
— Обычным путем.
— Зачем же ты это делал? Зачем ты вообще это делаешь?
— Я должен. У мужчин… есть желания. Когда у меня оно появлялось, я шел к шлюхе. Но этого я делать не хотел. Я хотел делать то, что я сейчас делаю с тобой.
— Почему же ты не можешь делать со мной то, что ты делал со шлюхами? Это то, чего я хочу.
— Я не могу сделать того, что ты хочешь. Я делаю то, что могу. Раз в месяц я ходил к шлюхам и получал удовлетворение — краткое. С тобой я не хочу получать удовлетворение — такого рода удовлетворение. Я хочу, чтобы тыполучала удовлетворение. Почему же ты его не получаешь? Ты себя сдерживаешь.
— Но ты ведь делал это со шлюхами?
— Нет, я же говорю тебе. Я их ненавидел. А тебя я уважаю.
— Так вот что это такое? Уважение?
— Я никогда не сделаю этого со шлюхой. Никогда.
— Я этого не понимаю.
— А это ты можешь понять? У меня были только ты и шлюхи. И то, что мне всегда хотелосьделать, я делаю с тобой.
— Похоже, будто у тебя в жизни
было всего две женщины.— Так оно и есть. У меня было только две женщины. Та, другая — это все шлюхи, и я их ненавидел. А тебя я не ненавижу. Я тебя люблю.
— Боже мой! — вздохнула она.
— Знаешь, я вовсе не такой странный, как некоторые другие. Послушала бы ты, о чем говорят в суде.
— Я не хочу этого слушать.
— Но тогда бы ты знала.
— Но я не хочу этого знать.
— Тебе следовало бы послушать то, что там говорят.
— Почему бы тебе не перемениться? Почему это должна делать я?
— Послушай, я дам тебе почитать кое-какие книги. Хейвлока Эллиса [15] .
15
Эллис, Генри Хейвлок (1859–1939) — британский врач, психолог, писатель, изучавший вопросы сексуальности и поддерживавший социальные реформы.
— О, книги. Я никогда не читаю…
— Не романы. Научные книги.
— Врачебные книги. Мне не нужны врачебные книги. Я знаю, кто я такая. Я женщина. А ты должен быть мужчиной. Может, ты еще и голубой?
— Какого черта! Я бы тогда не любил тебя.
— Какого же рода эта любовь?
— Какого-то. Любовь бывает самого разного рода.
— Хм. Я иду спать.
— Иди.
— У тебя должно было быть… ты должен был быть вроде Рудольфа Валентино или Уоллеса Рида.
— Если ты больше обо всем этом узнаешь, то будешь лучше в этом разбираться, — сказал Ллойд.
— Я в этом и так разбираюсь.
— Но недостаточно.
— Я понимаю одно: есть такие вещи, в которых мне вовсе и не нужно разбираться.
Так вот, Уильямс любил Лотти, или по крайней мере так он ей говорил. Однако он имел в виду под словом «любовь» вовсе не то, что имела в виду она, а именно что-то простое, непреодолимое, то, что приносило удовлетворение. В свои сорок три года Лотти пришлось узнать любовь, холодную, как смерть, но не такую, как смерть, неизбежную. Смерть приходилось принять, однако ее можно было отсрочить, но такого рода любовь она прежде и вообразить себе не могла. И тем не менее Лотти ее теперь на себе испытывала. Она пошла на кое-какие компромиссы: частично в этом ей помогло секретное чтение Хейвлока Эллиса, частично — тайная, постыдная консультация Джорджа Ингрэма, который не был целителем душ, однако успокоил ее, заверив, что не она одна на свете или в городе Гиббсвилле испытывала неудовлетворенность. То, что он ей рассказал, вряд ли превосходило то, что она могла бы узнать из описания судебных процессов, которые упоминал Ллойд, но различие было в том, что из уст Джорджа эти сведения имели большую ценность — Джордж был ее любовником, и Джордж был врачом. Компромисс, на который она пошла, был тяжелым и дался ей далеко не сразу, но он был достигнут. Простым путем. Она научилась быть женой Ллойда на его условиях. И именно тогда она начала его терять. Целый год они были счастливы. Он ее обратил в свою «веру», и она теперь стала «обращенной». Более того, отличие их супружества от остальных дало ей чувство превосходства над другими женщинами. Но он победил, а она проигрывала, и это было началом конца.
Руфь Дженкинс жила в Гиббсвилле всю свою жизнь; за исключением двух однодневных экскурсий в Атлантик-Сити, она никогда не выезжала за пределы штата Пенсильвания и за двадцать шесть лет ни разу не была в здании суда. Она практически каждый день смотрела на часы здания суда, но этим все и заканчивалось. В ее представлении, как и представлении многих жителей Гиббсвилля, суд скорее олицетворял собой округ, а не город; он был местом, притягивавшим в Гиббсвилль множество невежественных, попавших в беду шахтеров и множество адвокатов, старавшихся из этой беды их вызволить. Не было такой силы, которая могла бы заставить ее войти в здание суда, за исключением той, что все-таки заставила ее это сделать, — тетино наследство и необходимость подписать нужные бумаги, а также мистер Дж. Б. Чапин — адвокат, сопровождавший ее в суд. Процедура в отделе регистраций завещаний оказалась короткой, и Руфь могла вернуться домой не более чем через час, если бы случайно не упомянула мистеру Чапину, что она пришла в суд впервые в жизни.