Время доверять

– Нее… у нас таких нет.

– А дети что говорят?

– А что дети скажут? Они не очень-то с милицией делятся! Вот и прошлый раз, когда в Приморском районе…

– Спа-си-бо! – громко прервал её начальник, если что будет надо, мы вас позовём.

Сотрудница зыркнула глазами на Антона, недовольно шмыгнула носом и вышла.

Антон понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. Попросил сделать копии документов на погибших.

– Вы уж не очень ругайте наше учреждение, на прощанье попросил начальник, – мне до пенсии осталось пару лет. А там – уеду в деревню к деду, буду огород сажать, грехи замаливать. Но если что – звоните! Всегда рады!

Забрав всё необходимое, Заботкин вернулся в отдел. Сведения передал руководству, рапортом доложил по результатам выезда. Не переставал думать о погибших – почему прыгнули с крыши? Что их загнало на высотку – одиночество? Но точно не любовь. Снова вспомнил о сыновьях что у них впереди? Как научиться их понимать, добиться доверия, окружить заботой, если не бываешь дома, если вокруг творится такое?..

Глава 4. Вербовка

Через несколько дней после обеда Алла снова пришла в отделение милиции.

Антон заполнял документы.

– Ну как дела? – спросил он, заводя её в кабинет.

– Нормально, – ответила грустно, села на стул у стены, – только рыжий Васька пропал. Обычно с утра по общаге болтался.

– А зачем он тебе?

– Хотела к вам привести. Он на прошлой неделе крутой велик где-то спёр, приезжал, выпендривался. Говорил, что теперь у него есть настоящее дело. Знаю, какое у него дело – вор несчастный…

– Получается, что вспугнула? Наверно, уже слух прошёл, как ты прошлого парня в милицию сдала. Теперь не скоро у вас воровать начнут.

– Ну да! – погрустнела она. Обвела взглядом помещение, неожиданно выпалила – А давайте я вам кабинет уберу… и каждый день буду приходить наводить порядок! Окно надо протереть смотрите, какое грязное! Чашки помою…

Антон огляделся – действительно бедлам. Пол – грязный, затоптанный. На журнальном столике: бумажки валяются, крошки от еды, грязная посуда. Рядом – колеса, изъятые с чердака, пыльные магнитофоны. Решил, что окна надо протереть, пока тёплая погода:

– У нас вообще-то уборщица есть. Что-то не появляется давно. Может, – заболела? – смутился. – Я уж сам как-нибудь. Надо только время выбрать. А ты лучше учись как следует.

Алла внимательно смотрела на оперативника.

Он ей нравился – такой спокойный, рассудительный, в строгом костюме с галстуком. Густые чёрные брови и тёмно-русые волосы. Большие серо-зелёные глаза, по краям коричневые – смотрят по-доброму внимательно, словно хотят что-то сказать. Наверно, стесняется. Уходить не хотелось:

– А сколько вам лет?

– Тридцать один, а что?

Вспомнила, как год назад прозвучало: «милая…», подумала, что он вполне мог быть её папой.

Кому-то повезло! Вычла свой возраст. Осталось немного, прикинула – ничего страшного. У них недавно девочка в тринадцать лет родила. Перевели в дом малютки, теперь там живёт, работает и за ребёнком ухаживает. Ответила:

– Так… ничего. О! Вспомнила! – решила хоть чем-то завлечь сотрудника. Провела рукой по волосам, приподнимая чёлку вверх, посмотрела на потолок, солгала: – На днях Тимур придёт. Он цепочки приносит на продажу. Я вам его притащу как миленького…

– Нет-нет, постой. Так делать не надо! – заволновался Антон, встал со своего места и пересел к ней на соседний стул. Положил руку на металлическую спинку.

Алла почувствовала лопатками крепкий охват и запах приятного мужского одеколона. Кажется клюнул! Решила продолжать:

– А как же? Вы же его не знаете!

Антон улыбнулся:

– Давай ты не будешь больше никого ко мне таскать. Понимаешь, преступники разные бывают. Один пойдёт. А у другого – нож в кармане.

Пырнёт тебя – что я без такой помощницы делать буду? – он дружески обнял её за плечо, прижал к себе.

Получилось! Алла постаралась расслабиться, но не смогла – нахлынули новые ощущения. Он обнял её: «милая». Значит, она ему нравится. Почувствовала, как внутри нарастает что-то бурлящее. Незнакомая дрожь поднимается снизу вверх по телу. Сердце застучало так сильно, что готово было выскочить. Подумала, что сейчас он скажет ей что-то очень важное. Зажмурилась – но только чтобы не расставаться… только не расставаться.… Снова посмотрела на сотрудника – надо что-то придумать, ну же, пока не попрощались…

Заботкин почувствовал, как девочка вздрогнула и вся сжалась. Видел, как скосила на него взгляд, по-детски возмутилась:

– Как же тогда, Антон Борисович? Вы же сами говорили! Страна в опасности! Я хочу вам помогать, обещали бороться вместе, – голос её постепенно затихал, умолкая, и уже, едва слышно совсем обессилено прошептала: – Я… вас… видеть хочу…

Вырвалось непроизвольно, отчего даже испугалась. Склонилась вперед, почувствовала, как что-то ударило изнутри жаркое удушливое. Она уже не могла это сдерживать. Закрыла ладошками лицо и уже через них лепетала скороговоркой:

– Я всё думала, пройдёт, ну тогда как в первый раз вас увидела, какой вы умный, сильный и красивый… такой смелый.… С преступниками боретесь, не боитесь этих гадов! Я ведь потом приходила сюда не раз… смотрела… думала – встречу как бы случайно… С женой вас видела. Она такая красивая… – неожиданно Алла убрала руки и посмотрела в упор с неосознанной надеждой: – А дети у вас есть?

– Дети?.. – Антон вздрогнул. Стало неловко – Есть… два сына.

Вспомнил, что совсем ими не занимается, точно они и не его, приходит поздно – ребят видит только спящими. Но, всё же, они есть! Как-то попал на родительское собрание, узнал от учителей о плохом поведении – баловались на переменах.

Педагог хмурился, а он слушал и улыбался – на сердце истома, в душе – безмятежное томление. Чувствовал, что они есть, его кровинушка. Есть!

Родные его сыновья…

И от осознания собственной полноценности ощутил стыд перед девочкой из интерната. Почувствовал, как она ютится к нему под крыло, прижимается, хочет согреться. В душе возникло отвращение к себе, что отказывает ей в чём-то очень необходимом, значимом. Словно место, куда она пробиралась уже больше года так трудно и мучительно долго, оказалось занято – он легко передал билет на него кому-то другому.

– Маленькие? – спросила она, успокаиваясь, в глазах блеснула надежда.

– Олегу – девять, Илье – пять.

– Уже большие… – произнесла Алла огорчённо.

И от услышанной в голосе девочки детской грусти, сохранившегося ощущения горячего прижатого плеча, Антон снова почувствовал необъяснимое далёкое разочарование. Вспомнил мать, своё обещание – «я никогда не буду таким…». Возник страх что-то упустить, но уже зависящее от него самого. Через силу улыбнулся, погладил Аллу по голове, постарался сказать весело: