Время льда и огня
Шрифт:
И, завершив свой визит таким неопределенным обещанием, генерал нас покинул.
7
В среду к завершению рабочего дня меня вдруг окликнула Норма — из самого конца зала, со стремянки у стеллажей:
— Петр, вы не подойдете сюда?
Девице лень слезть со стремянки… Что ж, подойдем.
— Вот, взгляните на эти картинки. — Она протянула мне сверху кипу старых, пожелтевших ксерокопий. Я чихнул, принимая этот пыльный хлам, и вдруг предчувствие удачи пронизало меня. На странице были помещены два снимка — ландшафтный, с большой высоты или с самолета, и космический, и на обоих виднелась КЛИНИКА! Наша
«По нашим данным из в высшей степени надежного источника, число пациентов, а вернее, клиентов весьма засекреченного госпиталя неподалеку от местечка Кии, Уганда, стремительно растет. Никто не может назвать точное количество пациентов этого псевдохосписа, предполагается четыреста — четыреста пятьдесят, — и это при общей емкости до девятисот саркофагов! Вряд ли для кого-то секрет, что сюда в основном поступают люди очень богатые или же очень могущественные — диктаторы, шейхи и наркобароны. (Шел перечень имен, которые мне ничего не говорили, Бюлов не упоминался.) А куда, к примеру, подевался небезызвестный арабский лидер Селим Тостан? Его последний раз видели в Уганде, с тех пор ни слуху ни духу. Или же куда более незаметный, но не менее влиятельный в Черном движении маршал Амбуква? Будьте уверены — все они уже там и ждут своей минуты, своего звездного часа, так сказать, в убеждении, что, когда наши нынешние ужасы давно канут в прошлое, они появятся на авансцене…»
Заметка была довольно длинной и патетичной, по всему видно, что ее писал какой-нибудь журналист промарксистских взглядов. Заканчивалась она призывом «раздавить это вместилище живых трупов, будущих эксплуататоров и тиранов наших внуков — если таковые появятся — ради свободной судьбы новых поколений. Пока это еще возможно!».
Я лихорадочно перелистал стопку — это была подборка страниц из давным-давно канувшего в небытие журнала «Левый фронт». Больше ничего не было относительно клиники. Вот уж никогда бы не догадался заглянуть в коммунистический журнал!
— Тут целая стопка этих журналов. Я наткнулась на снимки и подумала — похоже. Может, еще порыться?
— Слезайте. Вы сделали все, что смогли, и даже больше!
Все еще вне себя от радости, я помог ей слезть, и вдруг внизу мы совершенно неожиданно поцеловались. Такой себе короткий, мимолетный поцелуй. Пожалуй, мы оба были им несколько озадачены и тут же разошлись по своим местам: я — звонить генералу Крамеру, а Норма — к столу с картами.
— Это очень старая, еще советская, кодировка поверхности, — уверенно подытожил картограф Розенталь, рыхлый брюнет лет сорока. — Не все цифры отчетливы, могут быть разночтения. Он еще пристальнее вгляделся в жухлую светокопию.
— Снимки с советского стационара поры заката Союза, вот маркировка. К тому времени он уже не был в числе действующих… да, точно, не был. Да и Союз скончался… Откуда же тогда съемки две тысячи пятого года, неужели его кто-то активизировал с земли? Непонятно… Впрочем, в сторону все это — наша задача определить место… определить место…
Он сличал наш снимок с космическим снимком из недавней пачки Крамера. Генерал сидел тут же и напряженно следил за медлительными движениями флегмы-картографа, так и порываясь его подстегнуть.
— Вот они, те координаты!
— Ничего подобного, — осадил его неумолимый Розенталь, — это вообще относится
к правой части мозаики, там совершенно непохожая структура.— Вот похожее место, — вмешался я, — видна даже речная долина.
— Под мореной, — желчно отметил картограф, — что вы можете узнать под сплошными наносами? Нам нужно единственное доказательство — здание (или его фрагмент), которое мы смогли бы сравнить со зданием на старом снимке… Учтите, что ледник тогда еще двигался и краем задевал это ваше Кенийское нагорье… Кенийское нагорье…
Лупа картографа блуждала над мозаикой снимков. Розовый палец Нормы сунулся было показать, но тут же робко спрятался. Однако картограф заинтересованно вгляделся в предполагаемое место.
— Я и сам туда поглядываю, — признался он. — Вот этот мысок очень напоминает заснеженную кровлю здания…
— Или же довольно-таки крупный прямоугольный валун.
Это сказал скептик Крамер.
— Да-а, темная сторона — во всех отношениях темная сторона. Еще вон очень похожая структурка, но слишком неотчетливо, размыто…
— Ну и оптику делали во время Катавасии! — взорвался вдруг генерал. — Как вообще в то время могли спутник запустить — ума не приложу, разве что катапультой какой-нибудь.
— Мы и того не можем, — резонно заметил Розенталь.
— Ничего, придет время… А пока, я думаю, следует увеличить отобранное, вот эти три фрагмента особенно, и дать на обработку, сделать контрастными, что ли… Словом, чтобы все было понятно!
Мечта любого военного — чтобы было все понятно.
И настал день, когда мы — все четверо — с разной долей уверенности, но все-таки окончательно выбрали один из снимков — вот, мол, этот! То, что это было здание, ни у кого не вызывало сомнений, зато координаты плавали, хотя и не так уж существенно. В конце концов Крамер нас успокоил:
— Не волнуйтесь, ни у кого нет данных более точных, на сегодня мы одни обладаем информацией о местонахождении клиники с Бюловом. Полагаю, все понимают, какого рода эти сведения? И призываю всех без исключения всегда помнить об ответственности, потому что возмездие неотвратимо…
Он долго и патетически говорил о южанах и об их мировой роли, как-то очень отдаленно связывая все это с предстоящим отысканием тела доктора…
— …и тогда решится основная проблема теперешнего мира. Вы увидите это.
А что, собственно, увидим, задумался я. Бюлов, конечно же, был велик, и если южане держатся за бредовую идею расконсервировать эту мумию и дальше использовать для своего отечественного прогресса, то они здорово напоминают маньяков-некрофилов, какими вообще-то не являются. Нет, здесь что-то другое… И на алтарь этого другого они не задумываясь хотят бросить два десятка своих вышколенных людей, да, пожалуй, и меня… ну, я у них не в счет…
Дело в том, что один сержант из штрафников, проникшись ко мне внезапной необъяснимой симпатией, сообщил под строжайшим секретом: уже готовится экспедиция на темную сторону, к ночникам. Он и рта не может открыть об ее основной цели, зато потом всем без исключения будет очень хорошо.
— Кроме ночников, разумеется. Они заплатят за все!
И сержант злорадно захохотал. А я теперь сопоставил две речи, сержанта и генерала, и пришел к выводу: без меня не обойдется, я очень глубоко влип в канву, и некоторые вещи насчет доктора знаю лишь я один, что существенно. Выйти оттуда живым мне не светит. Не имей я опыта побега, сейчас бы уже что-нибудь предпринимал, но тут был беспросветный тупик.
А ведь со мною еще никто из начальства не говорил на эту тему. Может, просто обычные страхи узника? Да нет, это серьезно…