Время любить

– Ты обратил внимание, в печати, по телевидению – везде сейчас говорят о проблемах семьи, – продолжала Оля. – Дескать, нужно укреплять ее, больше заботиться о молодоженах, создавать им условия для нормальной семейной жизни. А то все стало у нас так легко и просто: поженились, родили ребенка и разошлись! Я не хочу, папа, чтобы мой ребенок воспитывался без отца.

– Еще замуж не вышла, а уже толкуешь о разводе! – подивился Вадим Федорович.

– Что Глебу нужно? Я! – заявила Оля. – Он, видите ли, без меня жить не может! Для него самое главное – это я, а не семья, дети… Проходит время, любовь проходит, и все меняется…

– Останови время, – вставил Вадим Федорович.

– Может, мне тоже нужно книги писать? – посмотрела на него дочь. – Слишком уж я все анализирую… По-видимому, нужно жить проще, папа? Ты прав, зачем загадывать на годы, когда вот сейчас все у нас и так хорошо. Он действительно меня очень любит…

– А ты?

– Я?

– Не увиливай! – сурово потребовал он.

– Не знаю, – опустила Оля пышноволосую голову, карие глаза ее стали несчастными. – Об этом я все время думаю. Даже в поезде… То Глеб мне кажется самым красивым, мужественным…

– Умным, – подсказал Вадим Федорович.

– Он не дурак, но нет в нем, папа, тонкости, чуткости, нежности… Как и все вы, мужчины, он убежден, что своим предложением осчастливил меня. Как же, решился на такой героический поступок! Предложил руку и сердце даме, а я, видишь ли, упираюсь, прошу подождать, хотя бы пока институт закончу. Он этого не понимает!.. Дай ему волю – заставит меня и театр бросить!

– Вот в чем собака зарыта! – рассмеялся Вадим Федорович. – Дать волю… С того самого момента, когда муж и жена начинают яростно бороться за первенство в доме, тогда и любовь умирает. Ты не захочешь ему уступить, он – тебе. А ты не очень-то покладистая девочка! И начнется многолетняя изнурительная борьба за главенство. Это при условии, что столкнулись два сильных характера. Если с сильным характером лишь он или она в семье, тогда проще. Она смотрит мужу в рот и молится на него, или он становится подкаблучником… Погоди, девочка! – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Тебя что пугает? То, что ты утратишь свою независимость? Свободу? Станешь примерной домохозяйкой, будешь нянчить детей, забудешь про театр?

– И это тоже, – призналась она.

– В кого же ты у нас уродилась, такая рассудочная? – покачал он головой. – Я женился, как говорится, в одночасье, потом еще два раза влюблялся и, честно говоря, никогда не думал, какое место займу я в семейной иерархии. Если так можно выразиться, мои чувства преобладали над разумом.

– Это плохо?

– Не знаю, – секунду помедлив, ответил он. – Любовь налетает на человека как смерч, тайфун! И уж тут не до рассуждений. Возможно, самое прекрасное в ней и есть именно безумие, страсть, самопожертвование. Когда думаешь не о себе, а о любимом человеке.

– А у меня все наоборот, – сказала Оля. – Я думаю о себе. Каково мне будет рядом с ним? Не разлюблю ли я его, еще не успев толком полюбить?..

– Если так можно выразиться, я сейчас живу у разбитого корыта, – заговорил отец. – Но я ни о чем не жалею. Все женщины, которых я любил, подарили мне счастье, радость, в конце концов – романы! И я не виню их, пожалуй, и себя не осуждаю: я всегда хотел иметь семью, но есть что-то во мне более сильное, чем любовь к женщине… Это, по-видимому, моя работа. А женщины по природе своей более ревнивы, чем мужчины. Никто не захотел делить меня с моей работой. Ведь можно быть рядом с любимым человеком и вместе с тем очень далеко…

– Мне этого не понять.

– Поймешь, когда станешь совсем взрослой, – улыбнулся Вадим Федорович.

– Иногда я кажусь сама себе старухой, – вздохнула Оля.

Они сидели за столом, пили из белых кружек крепко заваренный чай. В вазочке – вишневое варенье, в коробке – привезенное Олей печенье. На стене мерно тикали часы в деревянном футляре. С увеличенной, в рамке под стеклом, фотографии над столом на них смотрел дед Вадима Федоровича – Андрей Иванович Абросимов. Густые брови сурово насуплены, широкая, раздвоенная книзу борода спускается на могучую грудь, небольшие глаза прищурены.

– Значит, ты сбежала от Глеба? – поставив кружку, спросил Вадим Федорович.

– Сбежала? – сдвинула она тонкие черные брови. – Выходит, я его боюсь? Это новость!

– Мне Глеб нравится, – осторожно заговорил Вадим Федорович. – Он человек дела, способный конструктор, по-видимому, однолюб, порядочный человек. Чего еще надо? А каким будет мужем – это уж от тебя, дорогая, зависит. Он тебя любит, значит, и считаться с тобой будет. И потом, ты не из тех, кого можно поработить…

– А может, мне нравится быть рабыней, – уронила Оля, уткнувшись в кружку с чаем. Губы ее тронула легкая улыбка.

Вадим Федорович пристально посмотрел на нее, но дочь так глаз и не подняла. Молча смотрела в кружку, длинные черные ресницы чуть изгибались кверху, губы вздрагивали от потаенной улыбки.

– Что ты все-таки имеешь в виду? – наконец спросил он.

– Твоя дочь стала женщиной…

– Этого ты могла бы мне и не говорить, – помолчав, ответил он.

– Ты же с детства приучил меня говорить правду, и только правду, – сказала Оля.

– Тогда к чему весь этот разговор? Немедленно выходи за Глеба замуж.

– Ты рассуждаешь точь-в-точь как он!

– А как ты, интересно, рассуждаешь?

– Время любить… – задумчиво произнесла Оля. – Как там в Библии? Андрей это место не раз цитировал. Всему свое время… Понимаешь, папа, будто кто-то властно постучался в мое сердце… Что-то необъяснимое накатилось на меня – Глеб показался мне сказочным принцем, подарком судьбы… Не слишком ли я красиво говорю?

– Я тебя слушаю.

– Такого еще со мной никогда не было… Самое удивительное, что дело даже не в Глебе. Он и мечтать не смел, что я сама позову его… Еще утром я не знала, что случится вечером… У него были такие глаза… Никто не задумывается, когда к нему придет время любить… Иной даже не замечает этого. Все происходит само собой. А я это, папа, почувствовала! Время любить само постучалось ко мне… И это было сильнее меня! Наверное, сильнее всего на свете… Ну почему я жизнь не воспринимаю, как моя подруга Ася Цветкова? Другие девочки? Зачем мне нужно все время копаться в себе? Это от тебя, отец! Я все раскладываю по полочкам, ночи не сплю – думаю. Почему я поступила так? Кто толкнул меня на это? Не подумай, что я жалею! Нет, дело в другом: я не понимаю, почему это случилось со мной! Конечно, рано или поздно это должно было произойти. Удивляет меня другое: что-то неподвластное мне, Оле Казаковой, накатилось на меня… Я даже сначала возненавидела Глеба, хотя он тут был ни при чем.

– Вот как! – вырвалось у Вадима Федоровича.

– Потом это прошло. Глеб теперь меня не раздражает, мне очень хорошо с ним, но какая-то великая тайна осталась со мной. И мне ее никак не разгадать, а это мучает меня, понимаешь?

– Время любить… – задумчиво повторил Вадим Федорович. – Может, этим все и сказано? И незачем тебе разгадывать какую-то тайну?

– Я боюсь себя, папа! – с горечью воскликнула Оля. – Господи, защити меня от самого себя! Так говорят испанцы. Допустим, я выйду замуж за Глеба, а потом нечто подобное вдруг снова накатит на меня. Я полюблю другого. А я не хотела бы сделать Глеба несчастным. Он и так уже был наказан… Перед самой свадьбой его девушка ушла к другому. Второго такого удара он не перенесет.

– Ты не уйдешь к другому, – заметил Вадим Федорович.

– Как сказать, – ответила она. – В девятнадцать лет мне казалось, что я знаю себя, могу быть твердой… А теперь я засомневалась в себе. Я никому об этом еще не говорила, даже Глебу, только тебе. Я не хочу принести несчастье близкому человеку.

– Что же ты хочешь от меня?

– Только ты один можешь дать мне дельный совет, – твердо произнесла дочь. – И даже не потому, что ты писатель. Просто ты лучше всех знаешь меня.

– Слушай, зимой тебе не приходили в голову эти мысли? – спросил Казаков.