Время любить
Шрифт:
– По-моему, милиция на улице Чехова, – вспомнила Оля.
– После драки кулаками не машут, – усмехнулся парень.
– А как же ваша шапка?
– Вы думаете, милиция будет искать ее? – Парень улыбнулся. Улыбка у него приятная, белозубая. – Черт с ней! Это у меня уже третья шапка, которую я теряю…
– И все при таких обстоятельствах?
– При разных… – уклончиво ответил он.
Она еще дрожала, все случившееся начинало ей казаться сценой из только что увиденного фильма – там тоже два подонка напали на девушку, только выручил ее знакомый парень, с которым она поссорилась…
– Я все еще не могу во все это поверить, – поежилась Оля. – Будто это случилось не со мной…
– Наверное, надо познакомиться? – улыбнулся он. – Меня зовут Глеб. Глеб Иванович
Оля тоже назвалась, но руку протянуть не догадалась. Он тоже не сделал такой попытки.
– Вспомнил, где я вас видел, – сказал Глеб. – Вы играете в теннис.
– Красивый вид спорта… Только я даже ракетку в руках не держала.
– И все-таки я вас где-то видел, – настаивал он.
«Надо же какой настырный!» – подумала девушка. Однако чувство благодарности к нему вытеснило эту промелькнувшую мысль.
– Такое со мной впервые, – сказала она. – Сначала я даже не очень испугалась, думала, они просто так… Я громко закричала?
– Я думал, кого-то режут, – улыбнулся Глеб.
– Ас вами подобного не случалось?
– Со мной? – произнес он удивленно. – Да нет… ко мне почему-то не пристают.
Они шагали рядом по пустынному тротуару. Пересекли улицу Некрасова, затем Салтыкова-Щедрина. Здесь было оживленно, по-видимому, в Доме офицеров закончилось какое-то мероприятие: от здания отъезжали черные «волги» и «газики», шли военные, моряки, девушки.
Оля сбоку рассматривала Андреева. Высокий, почти такой же, как ее брат. И очевидно, такой же сильный. Как он разбросал по двору этих подонков! И совсем не переживает, что такую хорошую шапку из-за нее потерял… Лоб чистый, высокий, красивый разрез светлых глаз. Интересно, кто он по профессии? Военный? Или спортсмен? Баскетболист? Или самбист?
– Не ломайте голову, – улыбнулся он, перехватив ее взгляд. – У меня самая обычная профессия: я – инженер-конструктор одного НИИ.
– Как вы узнали, что я думаю? – поразилась она.
– Тут не надо быть телепатом, у вас все на лице написано.
– Хорошо, теперь я вам скажу, почему вы оказались рядом… – начала она. – Вы были в кинотеатре «Художественный», смотрели этот скучный фильм, потом шли по улице и про себя ругали режиссера…
– Я был у приятеля на Марата, мы с ним прокручиваем одну интересную идею… В общем, засиделись у чертежной доски, пока его жена меня не прогнала.
– Почему я такая бездарная! – воскликнула Оля.
– Вы артистка?
– Я не волшебник, я еще учусь… – впервые улыбнулась Оля. – У вас просто дар все отгадывать!
– Вас обязательно будут снимать, – помолчав, серьезно сказал Глеб.
– Вряд ли, – вздохнула она, вспомнив Беззубова. – Я не умею ладить с режиссерами.
Он проводил ее до дома, она ожидала, что спросит телефон, но он не спросил. Прощаясь, не подал руки, лишь наклонил немного свою простоволосую голову со взъерошенными волосами и ушел, даже ни разу не оглянувшись. Поднимаясь к себе на третий этаж, Оля с досады кусала губы: странный парень! Другой бы на его месте… Даже не поинтересовался, где она учится… Она даже сама себе не хотела признаться, что ей очень хотелось бы, чтобы он позвонил и они встретились. Может, рассердился из-за шапки?.. Вряд ли, не похоже, чтобы он вообще о ней помнил, пока они шли. И что за странная штука эта жизнь! Подумав так, она улыбнулась: сколько раз люди произносят эту банальную фразу! И в жизни, и на сцене.
Дверь открыл Андрей.
– Андрюшка! Когда ты приехал? – прислонившись к стене, спросила она.
– Я уже хотел идти тебя разыскивать…
– На меня напали какие-то подонки… – всхлипнула Оля. – Они затащили меня в подворотню.
У Андрея даже лицо потемнело, а кулаки сами по себе сжались в два увесистых булыжника.
– Что за шутки!
– Меня спас высокий симпатичный парень в «пуховике», – неестественно весело произнесла она, раздеваясь в прихожей. – Он раскидал негодяев, как котят. Меня спас, а у него ондатровую шапку сперли!
– Все, точка, – рубанул воздух рукой брат. – Больше без меня на последний сеанс не пойдешь!
– Андрей, ты больше никуда не уедешь? – вскинула
она влажные с блеском глаза на брата.– Тебя же на день нельзя тут одну оставить, – добродушно ворчал брат, поднимая с пола ее синюю шапочку с помпоном. – Ничего себе происходят приключения со студенткой театрального института!
– Он какой-то странный… – думая о своем, произнесла Оля.
– Кто?
– Какой ты бестолковый! Да Глеб Андреев, который спас меня от этих подонков!
– Чем же он странный?
– Не попросил телефона, не предложил встретиться…
– Не он странный, а ты! – заметил брат. – Встретился нормальный, порядочный парень, а ты удивляешься? Неужели теперь такое редко в нашем мире?
– Да нет… Я просто…
– Ты просто не можешь поверить: как же это он сразу не признался тебе в любви, – рассмеялся Андрей.
– Я ему, видно, не понравилась… – вздохнула Оля.
– Я гляжу, тебя это больше огорчило, чем встреча с подонками?
– Ты знаешь, он чем-то напоминает тебя, – мягко сказала Оля, а потом ядовито прибавила: – Такой же здоровенный, сильный и… глупый!
Глава седьмая
1
Они встретились на кладбище в Андреевке весной 1984 года. Молодой майор ВВС в кожаной куртке с меховым воротником и девятнадцатилетняя девушка в узком сером пальто с длинными белыми волосами, спускающимися на спину. Он стоял у могилы своего отца, Бориса Васильевича Александрова, она – у могилы Александры Сидоровны Волоковой, умершей в 1981 году. На кладбище тихо, кроме них, тут нет никого. Снег еще белел под хвоей у ограды, ярко сверкал на солнце в лесных низинах, но могилы уже освободились от сугробов. Высокие, но не очень толстые сосны негромко шумели, в ветвях тренькали синицы. Пышные облака загораживали солнце, и тогда колеблющиеся кружевные тени скользили по земле. У ограды на старых венках с истлевшими лентами, сваленных в кучу, изумрудно вспыхивали железные листья; впаянные в бетонные надгробия фотографии будто оживали – на строгих и улыбающихся лицах умерших менялось выражение, вырубленные надписи загорались золотым огнем.
Худощавый майор стоял без фуражки, голенища хромовых сапог блестели, вьющиеся светлые волосы чуть приметно шевелил легкий ветер. Лицо у майора задумчивое, серые глаза заволокло дымкой воспоминаний… Он знал отца веселым, голубоглазым, полным сил. Они вместе ходили за грибами, ездили на рыбалку, вечерами мастерили во дворе самокат. У отца были золотые руки, все в Андреевке тащили ему для ремонта самые различные вещи. И отец никому не отказывал. К сараю он приделал пристройку, провел туда свет и иногда допоздна возился там с керосинками, репродукторами, мясорубками, паял кастрюли и ведра. Иван Борисович до сих пор помнит напоминающий топорик паяльник. Длинная изогнутая железная ручка и медный наконечник. Кислота шипела от раскаленного паяльника, припой резво прыгал, как ртуть. Один мазок, другой – и на ведре или кастрюле ровная аккуратная пайка… Иван уже в школу ходил, когда началось это самое: отец стал пить, постепенно забросил все свои занятие, люди уже не носили ему вещи для ремонта, потому что они неделями валялись на верстаке. Отца уволили с одной работы, потом с другой, какое-то время, ценя его как отличного токаря и слесаря, брали на работу то в промкомбинат, то на Климовский стеклозавод, а потом он вообще нигде не работал. Часто не ночевал дома, но мать не ревновала: знала, что валяется где-нибудь под забором или на лужайке в привокзальном сквере, где чаще всего собирались местные пьяницы. Сначала Иван с матерью в сумерках ходили туда и, погрузив бесчувственного отца в тачку, привозили домой, но потом мать махнула на все рукой. Раза три отец куда то очень надолго исчезал, но рано или поздно снова объявлялся в Андреевке. Один раз даже целый год не пил. И снова на работе у него дела пошли хорошо, а соседи стали приносить свою хозяйственную утварь… Но он опять сорвался – дружки-приятели не давали покоя – и уже больше не мог остановиться… Мальчику было больно и стыдно за отца, особенно когда везли его через все село, бесчувственного, в тачке.