Время Любви
Шрифт:
— Супернаблюдательность, однако, — говорю. — Что бы я без тебя делал…
А Укки очень аккуратно отрезал мечом куски ткани со штанов — от колена до лодыжки. Потом встал — приклеенные лоскуты так на полу и остались на веки вечные — подумал, и обрезал болтающиеся тряпочки. И получилось вроде комбеза с шортами по колено.
Я взял рюкзак, и мы пошли к выходу. Свет вдалеке постепенно гас, снаружи, похоже, ночь наступала, а внутри было гораздо светлее — и когда мы проходили мимо той самой колонны, в ее светящемся нутре что-то темное метнулось в нашу сторону и прилипло изнутри. И даже
Когда мы выбрались на поверхность, уже совсем стемнело. Большая часть местной погани расползлась по своим дырам спать, только жабьи башки с кишками мотались на ветерке по черному небу дирижаблями, и кто-то невидимый в камнях тоненько посвистывал, как сверчок.
Мы так хорошо вышли, что я все время напрягался и ждал подвоха. Но кроме волосни из самых ближних к выходу колонн, никаких неприятностей не было. Укки держал меч наготове, но тут, вдалеке от города и цивилизации у гавриков, похоже, не хватало влияния.
А может, они сочли за благо оставить нас в покое. Решили, что нам уже хватит по самые гланды. Если так, то я бы с ними согласился.
Но все равно, пока я не распаковал компьютер и не связался с нашей машиной, мне было неспокойно. Только получив сигнал от нашей справочной базы и автопилота, я смог немного разжать нервы.
Укки стоял рядом с мечом в руке и милой улыбкой. И мне казалось, что уже идет по-старому. В смысле — сорванная планка у пилота встала на место, и весь этот дурной психоз со временем любви уже остался за флагом.
Я читал сообщения от наших крылышек, всякие приятные вещи о начале маневра, о расчете схода с орбиты, о наших координатах, о координатах машины — и на душе у меня постепенно становилось тихо и благостно. Мы скоро улетим из этого бардака. Потери в экипаже нулевые. В моем рюкзаке два контейнера с культурой — в общей сложности, килограммов восемь. Мы отлично справились с очень непростым делом, и теперь можно расслабиться и получить удовольствие.
До прибытия звездолета осталось минут четырнадцать, когда Укки, который молчал и тоже, вроде бы, отдыхал, подал голос.
— Фог, — говорит. — Ты очень занят или его автопилот ведет?
— Автопилот, — отвечаю. — А что? — и блаженно улыбаюсь.
А Укки крутанул мечом какую-то сложную фигуру и говорит, таким тоном, будто хочет сообщить очень приятную вещь:
— Фог, я подумал, что, наверное, не стоит откладывать поединок до Мейны. Там неудобно, соберутся твои… товарищи, будут глазеть… Мне кажется, что зрители — это совершенно лишнее. Давай, когда прилетит машина, чуточку попьем, вымоемся, передохнем немного… и найдем тут где-нибудь хорошее местечко, а? Вроде вон той площадки. Гладкий камень, отличное место… как будто специально для поединков сделано, и нет никого, кто станет пялиться и мешать идиотскими советами…
Боже Вседержитель, я подумал, что сплю!
Он говорил без малейшего оттенка нервозности или неприязни, так дружески, почти нежно. Улыбаясь совершенно солнечной улыбкой. Пытался, между делом, смахнуть со лба уцелевшую прядь волос, но она присохла к запекшейся крови. И сказалось
так естественно-естественно. Как о деле обычном и совершенно решенном.Как сказал бы, к примеру, что, по его скромному мнению, кроме концентрата для синтезатора хорошо бы еще купить лавийских конфеток с начинкой и сушеных вишен, потому что в далеком рейсе иногда дико хочется сладкого.
— Укки, — говорю, — ты с ума окончательно сошел, да? Ты хочешь на эту милую поверхность звездолет поставить? Вот любопытно, что будет, если пока мы рубимся, с ним произойдет что-нибудь славненькое!
Он потупился. И пробормотал виновато:
— Может, отдышаться на орбите, высадиться, а его потом вызвать, как сейчас?
— Молодец, — говорю. — Чудесная идея. А кто будет во время драки охранять компьютер? Или ты собираешься махаться с ним за пазухой? Или мне его дашь, чтобы я им твой меч парировал?
Он совсем смутился. И еле выговорил:
— Фог, прости, я не рассчитал… Понимаешь, я же все время думаю о поединке, от этого так тяжело отвлечься… я просто мечтаю, когда, наконец, у нас будет и время, и возможность… и, конечно, в голову лезут всякие глупости…
Круто.
Офигеть, думаю. Я абсолютно не понимаю своего пилота. Я думал, что мы все уже решили. Что эти его цветущие ветки нашего товарищества опять обросли лепестками, когда я отдирал его от скалы или когда он меня с карниза вытаскивал. Вот нафига он меня вытаскивал, если все еще мечтает, видите ли, меня убить?
Он мечтает! Мечтатель выискался!
А Укки гладил лезвие меча, немного нервно улыбался и говорил:
— Я понимаю, что ты гораздо старше, Фог, что тебе это не в первый раз и вообще… Может, ты теперь и не волнуешься особенно. Я же слышал, что о тебе болтают на Мейне. Ты так часто доказывал людям, чего стоишь, что, наверное, немного найдется храбрецов тебя вызвать… а у вас там такие свободные нравы…
— Знаешь, малек, — говорю, — они ведь правы. В смысле, я оправдываю репутацию, со мной не особенно связываются. Может, тебе стоит принять это к сведению?
Он опустил лезвие и прижался щекой к эфесу. Посмотрел на меня шальными глазами, не бешеными, а эйфорическими, как у пьяного в дрезину. И говорит:
— Фог, ну подумай сам, как я теперь смогу отказаться? Я тобой восхищаюсь, я так счастлив… Все это похоже на какую-то старинную книгу с приключениями… Я никогда не думал, что буду участвовать в поединке с таким человеком, как ты — вдвое старше и вдесятеро круче, к тому же с настолько близким товарищем. Я ощущаю себя героем, понимаешь? Даже если ты меня убьешь, я умру совершенно счастливым.
— Дурак ты, а не герой, — говорю. — И убивать я тебя не хочу. Почему я должен, вообще?
— Не хочешь — не убивай, — говорит. Пожал плечами, опять сделал такой вид, будто ему сама собой разумеется какая-то непреложная истина. — Это же от тебя зависит, если ты победишь.
Наша машина была уже на подлете. Я закрыл компьютер.
— Слушай, — говорю, — помнишь, ты мне когда-то предлагал помахаться палками? Давай, когда вернемся, устроим поединок на палках. Я тебе наваляю, если хочешь, но уж точно не убью, даже случайно… это тебя удовлетворит?