Время Обреченных

– Знакомая ситуация, – отметил Авестьянов, затягиваясь. – Моя супруга с детьми из Заамурья сама ездила. Приходилось расставаться. Не бросать же дивизию на два месяца.

Он стряхнул пепел и перешёл к делу:

– Итак, Константин Константинович, приказ о сформировании вашей дивизии поступил 10 дней назад. Поскольку первоначально перед управлением корпуса такая задача не ставилась, основной объём ложится на ваши плечи. Дивизию будете разворачивать на базе пятьдесят пятого лёгкого бронеходного полка. Думаю, с полковником Шаповаловым вы быстро найдёте общий язык. Командир он отменный и за прошедшие дни успел немало сделать. Сейчас он формирует двадцать третью бронебригаду, которой пока и распоряжается до прибытия её командира.

– Известно кто назначен на двадцать третью и когда его ждать?

– Пока нет. Но это решится в ближайшие дни. Формированием двадцать четвёртой бронебригады занимается генерал-майор Ермоленко. Рекомендую его самым положительным образом. Правда, сквернословит он через меру, как заправский унтер.

– А кто без греха? – с улыбкой произнёс Колохватов. – Чего уж тут.

– И то верно. На Ермоленко, Константин Константинович, можете полагаться смело. Он служил в Северной Германии. Под Дрезденом. Был наштадивом пятой мотопехотной дивизии. А там, знаете сами, какие специалисты… чтоб перед союзниками в грязь лицом не ударить.

– Право же, это замечательно, – заметно приободрился Кажан. – Дивизия формируется по новым штатам?

– Да.

– Хм… Ну, не с одного же полка она разворачивается.

– Верно. На базе пятьдесят пятого создаётся "второй" полк, часть техники передаётся в него из хозяйства Шаповалова. Пятьдесят пятый взамен пополняется "Штормами" и "тридцатьвосьмёрками". В штарме мне обещали, что скоро с путиловского завода придёт эшелон с "тридцатьдевятыми".

Кажан довольно улыбнулся. За те часы, что довелось провести в ГАБУ, он успел ознакомиться с новыми штатами родных войск. С лета текущего года в каждой бронебригаде создаётся тяжёлый бронедивизион в составе двадцати четырёх Б-38 "Витязь I" или более новых Б-39 "Витязь II", модификации "тридцатьвосьмёрки", принятой на вооружение в 1937-м. Там же в Москве ему стало известно, что благодаря опыту Испании, было принято решение отказаться от концепции пехотных бронеходов, что повлекло за собою упразднение в мотострелковых и мотопехотных полках отдельных эскадронов и дивизионов. Бронеходы теперь сводились в кулак, а не разбросаны как прежде с подчинением пехотным командирам. Решение это оплачено кровью, одних только тяжёлых Б-38 в Испании потеряно 52 машины. Там же в ГАБУ он слышал разговор, что в Англии, на основании опыта Испанского Экспедиционного Корпуса, форсируются работы по созданию более бронированных танков. Ибо британские крейсерские "лохани" Мк I и пехотные "Матильды I" не способны при столкновении с русскими машинами воевать на равных.

Промелькнувшая мысль про Испанский Экспедиционный Корпус отозвалась глухим раздражением. Корпус только назывался "испанским". Это было сводное соединение британской армии, с сентября 1937-го воевавшее за республиканцев. Французы тоже воевали, но их войска, как и русские, и итальянские назывались добровольческими. Из настоящих добровольцев состояли лишь интербригады, где марксистов, интернационал-социалистов и прочих левых было полным-полно со всей Европы, а некоторые полки и батальоны состояли из американцев. И кого только не было: красноэмигранты из России, австрийские, германские, итальянские, французские, югославские и венгерские коммунисты. Гражданской войну в Испании в последние полтора года можно назвать с большой натяжкой, по сути своей это нейтральное поле битвы двух непримиримых лагерей. И не важно, что, например, в Великобритании не господствует коммунизм, важно, что корень у марксистов и британских лордов один. А деление на правых, левых и центристов – попросту обычная условность из западноевропейских правил политических игр. Кроме того, испанская война до невозможности странная, в ней участвуют войска крупнейших европейских стран, но при этом эти страны не находятся в состоянии войны, не разрывают дипломатических отношений, ведут между собой торговлю. Как будто Испания – полигон для будущей и, если можно так выразить, более серьёзной войны.

Нахлынувшие мысли об Испании Кажан отбросил через пару секунд, сейчас было не до них.

– Нестор Иванович, – протянул Авестьянов начальнику штаба красную кожаную папку, – передайте.

Из рук наштакора папка перекочевала к Кажану.

– Вы, Константин Константинович, изучите пока что. Это ваша дивизия. На бумаге. То, что пока есть и то, чем это всё должно стать.

Кажан открыл папку и погрузился в чтение.

Авестьянов и Колохватов не стали ему мешать разговорами, оба задумались о своём. Григорий хотел было вернуться к разбору приказов, но решил повременить до убытия начдива.

Докуривая папиросу, Авестьянов задумался о новых штатах. С начала июня лёгкие и средние бронеходные полки переформировываются в просто бронеходные. Если до этого в лёгком полку насчитывалось 220 "Вихрей" или более новых "Ермаков", а в среднем 150 "Штормов" или "Скобелевых", то теперь бронеполк должен состоять из двух лёгких дивизионов и одного среднего, что вместе с командирскими и отдельным взводом составляет 186 машин. В бронебригаде такой полк один и ещё один – мотопехотный, плюс дивизион САУ, тяжёлый бронедивизион "Витязей" и подразделения "спецов" – сапёры, медики, связисты, химики, интенданты.

Григорий то и дело поглядывал на Кажана, тот погрузился в бумаги с головой, время от времени шелестя ими, да тихо хмыкая. Начдиву предстояло доразвернуть две бронебригады, заполучить в хозяйство формируемый 333-й гаубичный артполк, сколотить из прибывшего из других округов личного состава части дивизионного подчинения: зенитно-артиллерийский дивизион, тяжёлый бронедивизион, разведывательный, инженерно-сапёрный, мосто-понтонный и ремонтно-восстановительный батальоны. Забот ему предстояло, честно говоря, столько, что о полноценном сне на долгое время можно забыть.

– Разрешите вопрос, Григорий Александрович, – оторвался от бумаг Кажан.

– Слушаю.

– Тут изложено, что шестьдесят седьмая стрелковая бригада расформировывается и её полки и спецы передаются в бронебригады. Но указывается, что дислокация частей бывшей шестьдесят седьмой остаётся прежней… С полным сохранением прежних нумераций и прежним же обозначением! Как если бы она не расформирована.

Начдив улыбнулся и добавил:

– Дезинформация вражеской агентуры среди местного населения?

– Совершенно верно. Номер у отдельной шестьдесят седьмой бригады отбирается. Насколько мне известно, с этим номером формируется бригада где-то на Волыни. Наша же, до своего часа, официально остаётся нетронутой. Вы ещё многому удивитесь в делах здешних. Это я вам обещаю.

– Брюссельский Пакт, как я полагаю, – сделал вывод Кажан.

– Он самый, – подтвердил Авестьянов, который раз про себя проклиная пакт "О фланговых ограничениях", заключённый между Россией и Северной Германией с одной стороны и Польшей, Францией и Великобританией с другой стороны. По Брюссельскому Пакту войска первого эшелона не должны превышать определённой в 1933 году численности.

– Будь он неладен, этот пакт, – устало посетовал Колохватов. – Столько сложностей из-за него городим.

– Это ничего, – философски заметил начдив, – лучше уж так, чем совсем никак.

Он захлопнул папку и, сунув её в портфель, сказал:

– На сегодня вопросов более не имею.

– Вот и замечательно, – Авестьянов воткнул в пепельницу потухший окурок, вдруг вспомнив, что всё ещё держит его в руке. – Напоследок позвольте полюбопытствовать о вашем прежнем месте службы.

– Вы о немчуре?

– Эка вы догадливы.

– На вашем месте, Григорий Александрович, мне бы тоже стало любопытно… Однако… однако чего-либо определённого сказать не могу. Там секретность не меньшая, чем, по-видимому, здесь. И не будь я генералом… В общем, панцерные части по-тихому раскадрируются. В закрытых эшелонах из Германии прибывает личный состав. Но чаще группами в цивильной одежде по всевозможным легендам. У нас между собой поговаривали, что через несколько месяцев, как только союзники проведут закрытые учения, все панцердивизии в Рейх перебросят. Вот уж не знаю, правда ли.