Время перемен. Дилогия

В нашей Конституции, разумеется, «расстрельных» статей за сектантскую деятельность не было. И привилегии предусматривались не конкретно православию, а «доминирующей на территории субъекта религии». Иначе говоря, для Польши — католицизм, для Туркменистана — ислам, для Бурятии — буддизм, и так далее. Но для империи в целом Православная церковь оставалось главной. И если кому-то из федератов, например, тому же Туркменистану, это не нравилось, приходилось терпеть. Насильно под руку Государя никто не тащил. Наоборот, еще и препоны чинили, если страна не славянская. И предупреждали при этом: выйти будет потруднее, чем войти. Так, чтобы подсосаться от России, поправить экономику, наладить рынок и сделать ручкой — не выйдет! И ни у кого пока не вышло. А вот секты в империи плодились. Особенно на восточных землях, где уровень жизни и образования у народа был пониже, чем в центре. Но опять-таки, для чего нам парни в черных мундирах? И не за красивые глаза мой школьный корешок Ванька Сучков в подполковники произведен.

— Значит, завтра уезжаешь? Жаль! — вздохнул я. — Может, все-таки увидимся? Хоть обедом тебя угощу. Где у нас нынче вкусней всего кормят?

— Богатенький ты наш! — ухмыльнулся подполковник. — Вкуснее всего у нас кормят в Братиславе. Слетаем?

— Какие проблемы!

Ванька, разумеется, шутил. Сошлись на «Демьяновой ухе», кабачке нашей юнкерской поры. Я позвонил, заказал лошадок. Жандармские вертушки могут летать, где им заблагорассудится, и садиться хоть на Дворцовую площадь, но это дурной тон. Уважающие себя мужчины перемещаются по историческому центру только верхом — если позволяют средства: пара билетов до Братиславы и обратно стоит немногим дороже.

К сожалению, Ваня Сучков был единственным из моих друзей-однокашников, находившимся в городе. Правда, «домовой» Сережки Буркина обнадежил: хозяин вернется завтра к полудню. Зато «домовой» Мишки Лебедкина отреагировал странно: «по поводу установления связи с господином Лебедкиным просим не беспокоить». Впрочем, Мишка всегда был со странностями. Помню, на начальных курсах наши психологи несколько раз пытались его отбраковать, но папа-генерал подключал связи, и Мишку оставляли. К нашей с Ванькой и Серегой радости, потому что Мишка был в нашей дружной четверке самым заводным.

Разумеется, круг моих друзей не ограничивался Ванькой, Мишкой и Серегой. Но, если не считать родителей и деда, ближе этих троих у меня никого не было. Даже со стариной Ирландцем у меня никогда не будет такой дружбы. Если говорить откровенно, то любой из двухсот десяти моих «односкамеечников» был мне ближе, чем мои коллеги по «Алладину». И я знал: если понадобится, любой из бывших «государевых орлят», не задумываясь, окажет мне любую помощь, если это не пойдет вразрез с его долгом и честью. И любой рад будет выпить со мной водочки и поговорить о жизни. Но у всех — свои дела, семьи, проблемы… А у меня всего лишь четырнадцать дней. И не заметишь, как кончатся…

С Ванькой мы встретились в вестибюле «Демьяна». Сучков вошел практически следом за мной. Это для королей точность — вежливость, а для наших профессий — жизненная необходимость.

— Какой-то ты тощий стал! — приветствовал меня Ванька, предварительно сгребши в охапку и похрустев моими ребрами.

— А ты, братишка, какой-то бледный! — парировал я. — Небось из-за монитора не вылезаешь, кабинетный работник!

— И не говори! — вздохнул Ванька.

Мы поднялись наверх. Обслуга при виде жандармского мундира засуетилась подобострастно. Тотчас сняли с лучшего столика табличку «заказано», усадили нас с максимальным пиететом, после чего Ванька их шуганул, оставив только одного, наименее суетливого. Это правильно. Терпеть не могу, когда у меня над ухом сопят и суются с бутылкой, не успею я бокал на стол поставить. Все-таки не удалось деду привить мне аристократические замашки.

— Кого из наших уже видел? — спросил Ванька.

— Никого. Ты первый. Сереге звонил. Он завтра возвращается. Звонил Мишке, но там вообще…

— Мишке звонить не надо, — сказал Сучков.

Таким тоном, что я сразу перестал улыбаться.

— Что с ним? — быстро спросил я. — Он… живой?

— Не знаю, — буркнул Иван. — И знать не хочу.

— Та-ак… Ну-ка выкладывай! — потребовал я.

Нужно было сделать что-то действительно из ряда вон: изнасиловать монашку, публично оскорбить Государя — чтобы Ванька отказался от лучшего друга.

Нет, монашек титулярный советник Лебедкин не насиловал. Он выкинул кое-что похлеще. Сбежал в Китай. Вернее, в Китай он уехал совершенно официально, в служебную командировку от своего Департамента. И уже из Китая прислал рапорт с просьбой об отставке. Мол, он, Михаил Лебедкин, наконец прозрел Истину и желает отныне служить только Богу.

— Не понял… — произнес я. — Богу? В Китае? У нас что, своих монастырей нет? Это что, вербовка?

— Нет, — покачал головой Сучков. — На это — ни намека. Мы проверили.

— «Мы»?

— Ну не жандармерия, конечно. Меня привлекли к расследованию… как друга и специалиста. Рассматривался вариант по моему профилю.

— И что?

— Ничего. Никакого намека на секту или что-то подобное. Было предложение привезти его домой, но решено было его не реализовывать.

— Почему?

— Потому! — сердито сказал Сучков. — Потому что господин Лебедкин — свободный гражданин Российской империи, не совершивший никаких противоправных действий и, согласно Конституции, вправе сам решать, где ему жить, что делать и как отправлять свои духовные потребности.

— А служба? А присяга?

— Да ничего! Кто угодно может просить об отставке по состоянию здоровья. В том числе и здоровья психического. И в условиях мирного времени руководство обязано это просьбу удовлетворить. И удовлетворило, поскольку если его благородие выкинул подобный финт, то нормальным его считать как-то странно. Тем более что китайские спецслужбы заходов на него не делают, это проверено. Короче, дело закрыто.

— Считаешь, зря?

— Да, считаю, что зря! — жестко произнес Сучков. — Считаю, что это было не внезапное помрачение мозгов, а подготовленная акция.

— Почему?

— Потому что господин Лебедкин подался в богоискатели через две недели после того, как его отца с почетом проводили на пенсию.

— Ну и что?

— А то, что Мишка всё продумал заранее. И просто дожидался батиной отставки. Не хотел портить старику карьеру.

— Допустим. Но остается вопрос — зачем?

— Хрен знает. Нес какую-то ахинею…

— Ты что, с ним виделся? — воскликнул я. — В Китае?

— Виделся. В Китае. Всё, Тёмка! Дело закрыто! И мы с тобой эту тему тоже закрываем! Эй, человек, где наша водка?

— Сию минуту, ваше высокоблагородие! — официант с графинчиком возник как из-под ковра.

— Вообще-то мы водку не заказывали, — напомнил Грива.

— А теперь заказали! — Сучков поднял стопку. — Ну давай, брат, за встречу!

— Давай, — согласился Артём. — Чтобы вместе да почаще! — и проглотил, не чувствуя вкуса.

Нет, ну надо же… Мишка Лебедкин… Абсурд какой-то…

Пообедав, мы в охотку проехались верхом вдоль набережной, поглядели на разноцветные паруса прогулочных фрегатов, на девушек, верховых и пеших, которые тоже бросали на нас заинтересованные взгляды. Правда, в основном на Ивана: на фоне черно-серебряного великолепия жандармского мундира моя «гражданка» смотрелась бледно.