Время перемен

– Я это сделаю, – спокойно и чётко произнёс Ревнитель, мысленно прощаясь со всеми, кого знал. И через ментальную сеть – с теми из них, до кого мог дотянуться его мысленный зов. – Это буду я.

– ХОРОШО, – громом прокатился по площади голос Выразителя Несогласия. – ТЫ ДОЛЖЕН ВОЙТИ В КАМЕРУ АКТИВАЦИИ – ВНУТРЬ ЭТОЙ СИЯЮЩЕЙ КОНСТРУКЦИИ В ЦЕНТРЕ ПЛОЩАДИ. ТЫ СТАНЕШЬ КЛЮЧОМ И ОТКРОЕШЬ ВРАТА.

– Да, – кивнул Хо’раасс, тронувшись с места. Воины, пришедшие с ним, склонились в торжественном церемониальном прощальном поклоне, которым провожали в последний путь величайших героев Народа. За всю историю такого прощания удостаивались лишь четверо…

А Ревнитель шёл. Медленно и степенно. И в спутниках его были образы давно минувших дней. Вся жизнь с самого начала.

Первый миг после вылупления и лица тех, кто встречал его в этом мире. Не родители. Братья Ордена… Тех, кто будет служить Ордену, отбирают ещё до вылупления. Таков обычай касты Служителей, к которой принадлежал Хо’раасс…

Детство и юность, полные изнурительных тренировок. Не только телесных, но и духовных. Изучение канона Веры, Закона и других дисциплин под неусыпным контролем Учителей. Все они были экзархами…

Те, с кем учился. Братья и сёстры. Уважение. Но без дружбы, ибо она запрещена. Привязанности для них – вне Закона. Ревнители должны быть объективны и безпристрастны всегда, в любых случаях.

Обряд инициации. Величайший день в жизни каждого молодого Ревнителя, ибо именно после ритуала молодые становятся полноценными членами Ордена, получают мантию, а так же права и обязанности. Великая честь для каждого из них.

Память услужливо воскрешала всё новые образы. А они столь ярки и свежи, что кажется, будто всё это случилось только вчера, а не много лет назад.

Первое задание. Первый успех – разоблачение группы еретиков… И первая неудача. Единственная неудача, которая и привела его сюда. Командующий Шро’так. Но… неудача ли это?

И вот он уже взошёл на помост внутри сияющей золотом ажурной камеры активации.

Спокойствие и решимость.

– Я готов. Что нужно делать? – спросил Ревнитель.

– ТЫ УЖЕ СДЕЛАЛ ВСЁ, ЧТО БЫЛО НУЖНО, – ответил Выразитель. – ОСТАЛЬНОЕ – ЗА МНОЙ.

– Тогда приступай.

Камера засияла. Ярко. И ещё ярче. Люди прикрыли глаза, молча и в невероятном напряжении ожидая, что же будет дальше. Повсюду разлился звон тысячи маленьких колокольчиков, становясь всё громче, оглушая.

– Спасибо тебе! – крикнул Васильев, пытаясь перекричать нарастающий шум.

– Спасибо! – вторила ему Нерисса. А вслед за ней и Румянцев.

«Не за что… люди», – проскрипел в их головах ментальный ответ Ревнителя. «Я делаю то, что нужно. Прощайте… и простите меня», – голос становился тише и слабее, а вокруг камеры закручивался вихрь жёлтых огоньков…

Жёлтые прожилки и каналы, проводящие пути на полу в самих вратах пульсировали светом. Всё быстрее и ярче.

А люди и ящеры теперь могли лишь смотреть и ждать. Смотреть на то, что скрывало одну из величайших тайн мироздания и главную его надежду.

– Это… победа? – неуверенно шептал Румянцев.

– Не знаю, – стоящая рядом Нерисса качнула головой. Потому, что она и вправду не знала, что будет дальше. Теперь она лишь надеялась. – От нас уже ничего не зависит.

– А разве когда-то было иначе? – усмехнулась Миранда. – Мы оказались лишь мошками в гигантской паутине, сплетённой задолго до нашего рождения…

– Возможно, скоро всё изменится, – сказал Седрик. Искренне и с надеждой. Впервые в жизни он был настолько заинтригован.

А свет струился, становясь всё ярче и ярче. На него уже нельзя было смотреть. Он был настолько тугим и плотным, что возникало ощущение, будто им можно захлебнуться. Всё ярче. Всё сильнее и яростнее. И шум всё громче, сливающийся в неизъяснимо гармоничную, завораживающую мелодию, кажущуюся знакомой с самого детства, но давно забытую.

И вот, наконец, свет и шум стали абсолютно нестерпимы. И в этот момент их перекрыл подобный раскату грома голос Выразителя:

– НАКОНЕЦ ЭТО СВЕРШИЛОСЬ! ВРАТА ОТКРЫВАЮТСЯ! – и в ту же секунду всё стихло. Шум и свет исчезли внезапно. Люди осторожно приоткрыли глаза, ящеры оглядывались.

Площадь была пуста. Камера с Ревнителем исчезла.

– Выразитель! – позвал Васильев.

– Я СЛУШАЮ.

– Кому достанется сила Бога?

– ТОМУ, КТО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СМЕЛ, ЧТОБЫ ВОЙТИ ВО ВРАТА… ИЛИ ТОМУ, КТО ТАМ УЖЕ ПОБЫВАЛ.

– Что это…, – Пётр Андреевич хотел ещё сказать «значит», но не успел – в этот миг с оглушительным каменным скрипом и грохотом титанические Врата начали медленно открываться, повеяло прохладой и в проём брызнул мягкий белый свет, мгновенно поглотив и затопив всё…

…Меридиан, окутанный силовой сферой, изменялся всё быстрее. Он уже итак не был похож на планету – скорее на конгломерат из множества движущихся частей, перемещавшихся, подчиняясь странной неведомой логике и программе.

Левиафан, это чудовищное порождение научной мысли, продолжал накачивать сферу энергией, а флот ящеров и союзная армада уже не сражались друг с другом – они сообща атаковали станцию и её главный эффектор. Энергия бурлила повсюду. Её было так много, что если бы использовать её, то можно было за один раз взорвать несколько сотен планет. Но даже эта энергия, сыплющаяся на Левиафан со всех сторон, не могла причинить ему вред… И, всё же, каждое мгновение от тела Левиафана отделялись тысячи махоньких, сияющих серебром в свете солнца, точек. Спасательные капсулы. Ящеры, повинуясь приказам оставшихся в живых адмиралов, пришедшим по ментальной сети, покидали своё величайшее творение, ибо вскоре оно должно было быть уничтожено дабы не допустить триумфа самозванцев. И не только они – члены экипажа и гарнизон «Затмения» тоже уходили со станции, не встречая сопротивления ящеров и теперь лишь наблюдая за финальным актом разыгрывающейся пьесы.

Полковник Рос сидел в довольно неудобном, приспособленном для нужд Шао’ссоров, кресле и смотрел в иллюминатор. Вместе с последним отрядом штурмовиков он прикрывал отход и эвакуацию экипажа до последнего. А когда ящеры вдруг перестали стрелять, отряд быстро погрузился в ближайшую капсулу, похожую на гигантское яйцо, и покинул станцию. Двадцать человек в крохотном кораблике с ничтожной бронёй посреди бушующего энергией космоса.

Ему, как и остальным, прекрасно был виден могучий Левиафан, окружённый обоими флотами, и то, во что превратился Меридиан, окутанный силовой дымкой.

– Похоже, от нас здесь никогда ничего не зависело, – задумчиво произнёс он с замиранием сердца. Масштаб открывавшейся взору картины воистину потрясал.

– Что, сэр? – переспросил один из штурмовиков.

– Не знаю, чем тут всё кончится, но мы должны гордиться, что приняли в этом участие.

– Это верно, – согласился кто-то.

И в этот момент за стеклом иллюминаторов что-то вспыхнуло. Все прильнули к этим небольшим оконцами, и увидели…

Луч, которым Левиафан так долго буравил Меридиан, вдруг стал прерывистым. Он сверкал и пульсировал, становясь всё тоньше и силовая сфера над планетой таяла!