Время пришло

Он добрался до своей запасной «берлоги» около четырех часов дня. Поднялся по скрипучей аварийной лестнице затрапезного барака, мимо расписанных стен с ободранной штукатуркой, мимо ржавых труб, убегающих в никуда. Кивнул татуированному господину в тельняшке, сидящему на подоконнике с задумчивой миной и курящему папиросу (надо же, эстет), – господин покосился и тоже кивнул, предпочитая не вступать в беседу. Прихрамывая, он направился по коридору. Поковырялся ключом в замке, вошел в убогую квартирку, где царил неистребимый запах старости. Пристроил пакет с продуктами на колченогой тумбочке, уставился в зеркало. Перевоплощения пока проходили. Из зазеркалья его уныло разглядывал взъерошенный сутулый субъект – явно старше своих лет. У субъекта была рыжеватая окладистая бородка и очки в старомодной массивной оправе. Он «снял» бородку, снял очки, подхватил пакет с продуктами и побрел в комнату. Усталость гнула к земле – за последние сутки он явно переработал…

Девушка спала, завернувшись в покрывало, – не раздеваясь, раздеваться в их интересном положении было чревато. Она прерывисто сопела, подоткнув под щеку кулачок, – курносое личико казалось умиротворенным, спокойным, безмятежным. Пепельные волосы разметались по подушке. Он стоял над ней, печально улыбался, потом присел на краешек кровати, погладил по волосам. Она улыбнулась, открыла глаза, потом опять зажмурилась, прижала его руку к себе.

– Не смотри на спящее чудовище…

– Нужно просыпаться, гражданка Левторович, – тихо сказал он. – Ты спишь уже восемь часов.

– Мне нужно много спать, дорогой. Как лицу, пострадавшему от бесчеловечного режима…

– Скучала по мне?

– Не-а, – она посмотрела на него большими серыми глазами. – Пока я сплю, я не скучаю… – Девушка сладко потянулась и засмеялась, обняла его за шею, прижала к себе. Он лег рядом с ней, прижался, закрыл глаза.

– Где был? – прошептала она.

– За продуктами ходил, – признался он. – В этой квартире, как в песне: хлеба нет, но полно гуталина. Купил какую-то пиццу – вроде не страшную, копченую курицу, шарлотку из Apple… Спокойно за бортом, дорогая, ветер умеренный, спецназ в захолустье не спешит. Кстати, Ксюша, на всех столбах наши фотографии, ты на них отлично вышла в отличие от меня. Не поверишь, но мы теперь видные террористы.

– О господи…

– Ну, террористы – это для тупых. Люди понимают, что на самом деле мы никакие не террористы.

– Но мы расшатываем устои государства… – она засмеялась. – Бред несу, не обращай внимания. Мы с тобою молодцы, Никитушка. Спасибо Павлику, выручил со своей гранатой. В противном случае они бы докопались до наших противоестественных сущностей – им оставалось совсем немного. Ты так забавно заикался всякий раз, когда мы возвращались в общагу, даже в лице менялся, делался таким забитым, жалким. А мне едва удавался имидж дамы несложного поведения. Из последних сил держалась, соседка по комнате как-то странно косилась. Мы с тобой чуть не спалились, Никита. Скажи, почему в твоем военном билете написано не то, что должно быть написано? У тебя не может быть фальшивого военного билета, это чересчур. Ты не служил в специальных войсках?

Он засмеялся – с нотками самодовольства.

– Служил, Ксюша. Отдельная рота специального назначения с непосредственным подчинением командующему Северо-Кавказским военным округом. Всё засекречено – это в нашей армии еще со времен Советского Союза повелось. Ядерные силы, а в петличках – войска связи. Спецподразделения КГБ, а по погонам – артиллерия. И у нас – мы выполняли секретные задания в Дагестане и Чечне, высаживались с вертолетов, выплывали из воды, падали с гор, нас тренировали по двадцать часов в сутки, учили делать невозможное – куда там краповым беретам. А на погонах и в петлицах скромненько – автомобильные войска. Крылатая колесница в петлицах и на шевроне. Обидно, но помогло.

Она вздохнула, уткнулась носом ему в шею.

– Устала я, Никитушка… Знаешь, мне плевать – пусть будет десять лет строгача и одиннадцатый в подарок. Устала просто – словно в поле пахала весь день… Отупение, ничего не хочется. Перспектив не вижу. Надо же, герои выискались – попугай Кеша захватывает Вселенную… Может, отдохнем немного?

– Во-первых, нужно постараться, чтобы нас не замели, – нахмурился Никита. – В городе орудуют московские следователи – люди опытные и знающие. К местным ментам подтягивается «кавалерия» из других районов. Скоро будут зачищать город – уж придумают благовидный предлог: устроят несколько трупов, повесят на нас и в связи с необходимостью поимки особо опасных убийц введут чрезвычайное положение в отдельно взятом населенном пункте и «временно ограничат» гражданские права населения. Сама понимаешь, не маленькая. Во-вторых, мы не закончили, а это, если помнишь, была твоя инициатива. В-третьих, из города мы можем вырваться, но, будучи в федеральном розыске, долго не протянем. Можно, конечно, извратиться… – он улыбнулся. – Как насчет недорогого экологического тура в Чернобыль?

– Мы пожертвуем собой за идею, – вздохнула Ксюша, – поскольку рано или поздно нас поймают. Я не возражаю, Никита, сама напрашивалась, но… – она посмотрела на него с какой-то неземной печалью, и у Никиты болезненно сжалось сердце.

– Давай позднее поговорим, хорошо?

– Точно, – улыбнулась она. – Я еще посплю, а когда высплюсь, вернется боевое настроение и решимость. Потом и поем, хорошо? А ты кушай пока сам, ты же голодный…

Девушка погладила его по голове и через минуту опять спала. Никита уже выспался, на душе скребли кошки – но они всегда скребли, он умел с ними ладить. Вооружившись куриной ногой, он подошел к окну и высунул нос из-за марлевой занавески: на пыльной улочке, заросшей стареющими тополями, было тихо и спокойно, обветшалые бараки, белье, развешенное между покосившихся столбиков. Солнце заходило и уже не жарило, как сумасшедшее. На лавочке напротив расположились пожилые женщины и жарко спорили. Морщинистая тетка в платочке, размахивая сотовым телефоном (явно ведьма), что-то яростно доказывала сотоваркам. Тема у старушек в этот месяц была одна – «свободные радикалы». В стороне сидела большая вислоухая собака, которой Никита, проходя мимо, презентовал куриное бедрышко (еще и пообщался с ней по душам), и меланхолично смотрела на его окно. У булочной в доме по диагонали разгружался хлебный фургон. Снулые личности в серых робах заталкивали пустые поддоны в кузовные ячейки, затем уселись в кабину, машина уехала.

Мысль о том, что вокруг «мстителей» сжимается кольцо, Никиту решительно не устраивала. Не время еще, они не сделали самого главного. Надо же, как вывернули дело – в террористы записали. А что, популярный террорист Иван Помидоров, все такое… Они не террористы, они не хотят беспорядка и хаоса, не собираются расшатывать устои государства и погружать страну в очередное лихолетье. Последним занимаются те люди, что находятся сейчас у власти! Восемь лет они доят эту страну, выкачивают, вывозят, выжимают. Мы не продаем Россию – мы ее экспортируем! Заворовались, заврались, прогнили насквозь, одурели от распилов бабла, от взяток, откатов, от собственной безнаказанности, опутали страну своей колдовской сетью, и все им мало, мало. К новым достижениям, еще плотнее сплотим ряды вокруг кормушки! Жирные чиновники, отупевшие от дележки денег, наглые уличные менты, депутаты с мигалками, обнаглевшие сынки провластных бизнесменов и госслужащих, произвол творцов и исполнителей «жилищно-коммунальной реформы», незримое и зловещее присутствие спецслужб, подавление свободомыслия, ложь с экранов, с газетных страниц. В мегаполисах, возможно, и полегче, там публика иная, нравы посвободнее, но в маленьких провинциальных городках, где все прибрано к рукам, поделено, где давят на людей не только административным ресурсом, где власть и криминал – синонимы, вот там с каждым годом жить сложнее. Они не террористы – они просто ненавидят эту партию Взяточников, Воров и Подлецов. Не секрет, что большинство вцепившихся во власть людей – члены этой партии. Нельзя бороться с ними мирными методами, не существует их – мирных методов, у них полиция, суды, пресса. Даешь партизанскую войну – показательно, с трансляцией на всю страну, с перечислением совершенных ими деяний! Расшевелить инертную массу, показать, кто есть кто на самом деле, дать понять, что не все еще запущено, имеются силы в стране, способные оказывать сопротивление оккупантам – а то, что эти люди оккупанты, временщики, радеющие лишь о собственных карманах, Никита и Ксюша никоим образом не сомневались…

Никита Россохин был круглым сиротой, приехал в Качалов из подмосковного Волоколамска – бежал, стараясь забыть о прошлом. Устроиться таксистом не удалось – большую взятку запросили в комитете по лицензированию. Подрабатывал на строительстве коттеджей, ежедневно наблюдая, как приезжают на джипах откормленные рожи, недовольные темпами возведения жилья, фыркают, с презрением смотрят на строителей. Бросил, устроился дворником в три конторы одновременно. Продал машину, чтобы как-то сводить концы с концами. Не всегда он был таким неудачником и… сиротой. Вернулся из армии пять лет назад, жизнь казалась даром божьим. Свобода, возможность зарабатывать, жить по-человечески. Родители были живы – отец работал, мать уже год на пенсии, собственное приусадебное хозяйство. За плечами вечернее отделение в техническом вузе, считал себя грамотным, продвинутым. Поначалу присматривался, потом решил открыть собственное дело – и открыл! В банке дали кредит. И поначалу все шло неплохо, автосервис на «хлебном» участке шоссе приносил прибыль, работало кафе, пристроенное к сервису, пара мелких магазинов. Забывалось военное прошлое, уже не снились взрывы и оторванные ноги однополчан. Через полтора года – когда бизнес был отлажен и кредит практически выплачен – за бизнесом пришли! «Ответственный» за грабеж был влиятельным чиновником в городской администрации, представил документы, из коих явствовало, что земля, на которой стоят объекты, находится в частной собственности – можно догадаться кого. В суде рассматривать протест отказались – молодой человек, в своем ли вы уме? В милиции пожали плечами – не до вас. Бизнес просто отняли. Захватчиков поджимало время, они не церемонились. Пригрозили физической расправой, если будет сопротивляться. Никита прошел все инстанции и только на последней понял – все повязаны, и бизнеса не видать как своих ушей! Он явился ночью и совершил поджог – не доставайся никому! Но пожарные приехали и огонь потушили. На следующий день был найден мертвым его партнер и хороший товарищ. На Никиту тоже напали, но обломались – он бил негодяев долго и тщательно. На следующий день сгорела дача вместе с родителями…

Следов поджога не нашли. Он избороздил носом пепелище – преступники работали грамотно, не оставляя следов. Как объяснили милиционеры и пожарники, «короткое замыкание». Обычное дело, и нечего тут, уважаемый, корчить мину, как у Чака Норриса. А будете мстить, закроем вас уже сегодня – и до суда, уж будьте спокойны, не доживете. Кому мстить? Чиновник, отнявший бизнес, скончался от внезапного тромба, а люди, перехватившие удила, были такими мутными, что в них он даже не разбирался. Начал пить – что еще делать? Но усилием воли отказался от спиртного. Решил уехать – не в каждом городе такая сволота. Пошел в жилищное агентство – продать квартиру, и очень кстати выяснилось, что она не приватизирована. Досадное упущение в наше время. Он запечатал жилье, сохранил волоколамскую прописку и уехал в соседний Качалов – город воинской славы – за лучшей жизнью…

Ксюшу Левторович он встретил в феврале текущего года. Шел из круглосуточного магазина поздно ночью и увидел ее на мостике через Варлай – приток Издри. Поза девушки была такая недвусмысленная, что он бросил свои пакеты и метнулся к ней с протестующим криком. Впоследствии она уверяла его, что и в мыслях не было покончить с собой. Ведь жизнь одна, и прожить ее надо! А тут вдруг стало до того беспросветно, а мостик такой высокий, берега Варлая обрывистые, лед заманчиво поблескивал в свете фонаря… Уже позднее он оценил ее красивые глаза, милое личико, хрупкость форм и такую бесподобную женственность. Он привел ее в арендованную квартиру, напоил горячим чаем, положил в кровать, сам устроился на диване. А утром обнаружил, что на диване он не один. Эмоции захлестнули и очень скоро переросли в чувства. Они дышали в унисон, думали в унисон, на жизнь смотрели одинаково… Она рассказывала про брата, которого месяц назад замучили работники ОБНОН, про расследование, которое она провела самостоятельно, доказав и его невиновность, и истинную причину смерти (медицинский институт и стройное мышление). Про закрытое уголовное дело, про то, как избили ее на ночной дорожке двое мускулистых и предельно отмороженных милиционеров. Как у отца полугодом ранее люди, нанятые главой райздрава, отобрали пасеку – и он скончался от внезапной остановки сердца, потрясенный и униженный. Как мать угасла за неделю после гибели младшего сына, как пришли из КРАС-банка и рассказали душещипательную историю: подруга матери взяла многомиллионный кредит и пропала с концами, а у матери хватило ума выступить поручителем, так что извините-подвиньтесь, придется забрать квартиру, а будете ерепениться, заберем и вашу душу. В суде, куда она в отчаянии прибежала, заседал судья Горшевич, а руководство КРАС-банка, основанного отцами города шесть лет назад, было связано с городской властью такими дружескими «производственными» связями…