Время проснуться дракону. Часть 1

Для Льняны и ее отца ясный закат, кроме обещания тихого дня, говорил еще и о том, что эльфу можно безбоязненно выходить из Дриадова Леса — никто из живущих по окрестным деревням крестьян теперь до самого утра и близко не осмелится подойти к жилищу колдуний. Не то чтоб обычные селяне могли чем-то навредить эльфу, но… кому нужны лишние проблемы, а?

А дома их уже ждали. Видно мать с бабушкой, не дождавшись Льнянку с утренней рыбалки, кинулись ее искать. В пользу этого предположения говорило широкое блюдо с водой, стоящее посреди стола.

«— Знать подсматривали весь день за мной!» — начала было заводиться девушка. Но вспомнив, что впереди осталось всего-то несколько часов до расставания с близкими… и злиться ей на них совсем расхотелось.

Бабуля, слегка полноватая миловидная женщина средних лет с темными волосами, как всегда убранными в строгий пучок на затылке, и зелеными прозрачными «семейными» глазами, спокойно разливала молоко из подойника по глиняным крынкам. Она никогда не нервничала и не шумела попусту, по крайней мере, Льняна за ней ни разу этого не замечала, и была в их семье оазисом спокойной разумности.

А вот мать, в отличие от нее, ровным характером не славилась. Она встречала загулявшуюся дочь и потакающего ее выходкам мужа, стоя посреди комнаты, уперев кулаки в бока и готовая дать бой:

— И долго это будет продолжаться, а-а?! Она будете мотаться по Лесу целыми днями, а ты ее покрывать? Ладно, она, но ты-то взрослый разумный человек, чем думаешь?! — выдала с ходу гневную тираду мать, стоило только Льнянке с отцом ступить через порог.

— Не совсем человек, а эльф, — мягко поправил ее отец. — Успокойся, родная. Все совсем не так, как ты думаешь. Девочка… — попытался он начать объяснения, но не готовая так быстро сдавать свои позиции жена его прервала:

— Не передергивай разговор, Асморель! Льняна совсем от рук отбилась! Сегодня утрепала в Лес даже ничего не сказав! Мы и поняли-то, что она уж там давно, а не у речки, когда коты рыбу из брошенного ведра по всему двору растащили! Я трав набрала на рассвете, хотела разобрать вместе с ней, объяснить, показать кое-что… а она и учиться-то ничему, видно, не хочет!

— Ма-ам… — тихонько позвала девушка. Ей вдруг так тоскливо стало от того как она представила, что вот так в соре и расстанутся они с матерью навсегда.

И плакать захотелось, аж в носу защипало…

— А ты молчи пока, я с тобой позже разберусь! — не стала слушать ее та.

Понимая, что если ничего не сделать сейчас, то жена еще долго может вот так отчитывать их с дочерью за все проступки и промахи, что совершили они за последние несколько зим — эльф подошел к ней и крепко обнял. Та, немного потрепыхавшись в его руках, через пару минут затихла и обмякла.

Льнянка стояла и смотрела на родителей, стараясь впитать и запомнить их образ таким — вместе, обнимающими друг друга с любовью и заботой. Среднего роста мама в объятиях по-эльфийски высокого и крепкого отца, казалась совсем маленькой и хрупкой. Она что-то жалобно бормотала, уткнувшись ему в грудь, а он, положив подбородок ей на голову, нежно утешал. Их волосы, длинные гладкие зеленоватые отца и буйные блестящие каштановые кудри матери, перепутались, глуша мамины возгласы и папин шепот.

От такого трогательного зрелища отделаться одним щекотаньем в носу Льнянка не смогла — слезы, уже не спрашивая разрешенья, побежали по щекам.

Тут в дом вошла бабушка. Она, как всегда не склонная поддаваться пустым бурным эмоциям, пока ее дочь распекала зятя и внучку, успела уже кучу дел переделать: молоко с вечерней дойки процедить и разлить по крынкам, все убрать — что в погреб на сметану да сливки, что на простоквашу в чулан. И вот теперь, намыв подойник во дворе, она с чистым ведром вернулась в дом, а тут: дочь с зятем обнимаются и шушукаются, не обращая внимания, что ребенок их стоит в двух шагах и рыдает взахлеб! Пришлось Масляне брать дело в свои руки:

— Что здесь происходит? — громко спросила она.

Вытирая подолом слезы и глядя на неохотно размыкающих объятия родителей, ответила бабуле Льнянка:

— Время пришло — я ухожу.

— Это правда? — строго посмотрела та на зятя.

— Угу, — только кивнул головой эльф, подтверждая слова дочери.

— Да, не уж-то?!! — воскликнула на это бабушка, сопровождая свои слова таким несвойственным для нее жестом, как взмах руками, заканчивающийся хлопком по бедрам, типа: «Ах — ты батюшки!».

Но она быстро «подобрала» эмоции и стала опять собранной и уверенной в себе, такой привычной для Льняны бабулей:

— Делаем все, как договаривались?

«— Да у них, видать, давно уж обговорено это дело!» — услышав эти слова, пораженно догадалась девушка, но долго раздумывать ей не дали — родные подхватили и закружили ее спешными делами.

Мать, смахнув слезы с прозрачных зеленых глаз, кинулась наверх, в свою комнату, и мигом принеслась обратно со стопкой чужой одежды в руках. А бабуля, начерпав горячей воды из котла над очагом, кинула в таз какой-то травы и потянула Льнянку зачем-то мыть еще чистую голову.

Как оказалось, волосы ей не мыли, а красили. А одежда в руках матери была не чужой, а Льнянкиной… теперь.

Мать подшивала ее, то и дело, прикладывая к ней, то мужские штаны, то рубаху, и тихонько всхлипывала:

— Мы ж думали, что ты постарше будешь…

Через пару часов этих всеобщих энергичных приготовлений к дальней дороге и неопределенному будущему, Льнянка, наконец-то, смогла разглядеть результат в сотворенном отцовской рукой зеркале.

«— Странно… как-то…» — думала она, всматриваясь в свое в полный рост отражение. Если в юбке, корсажике и расшитой блузке она выглядела стройной и гибкой, то в крестьянской мешковатой мальчишеской одежде — худой и нескладной. А крашенные в бурый цвет да к тому же обрезанные до плеч волосы, делали ее нежную белую светящуюся кожу, доставшуюся от эльфийских предков, болезненно блеклой.

В общем, вместо очень симпатичной девушки из зеркала на нее смотрел невзрачного вида подросток, общего у которого со старой Льнянкой были только глаза. И то, от жуткого цвета волос они на знаком вроде лице казались еще более светлыми и прозрачными.

Мать тем временем собирала дорожный мешок. Большой, добротный, из крепкой холстины, с широкими удобными лямками, он тоже, что уже неудивительно, оказался в приготовленных для Льнянкиных странствий вещах.

— Смотри сюда, — говорила она, закладывая в него вещи, — здесь еще смена исподнего и верхней одежды, да теплый сюртук на вечер. Большего не кладу — купишь потом, по надобности. Может и не крестьянскую одежду, носить станешь. Вот пояс, его не кладу — на себя одевай. В него золотые да серебреные монеты зашиты, мелкую медь в кошельке держи, — деловито давала указания мама:

— Вот еще чулочки, цветочными феями вязанные — там таких не найдешь: одни из цветов дикой розы — это для красоты, мож где и в женское платье нарядишься, а две пары из шерсти фавнов, самые, что ни на есть теплые, — с этими словами мать отступила в сторону, давая дорогу бабушке, которая стояла рядом с полными руками пакетиков и мелких склянок.

Закладывая все это в мешочек, она принялась перечислять:

— Это от жара, это от боли, это кровь остановить… — потом махнула рукой и со словами: — Сама разберешься — кладу только то, с чем ты знакома, — сгребла все разом, затянула мешочек и уложила его в сумку.