Время проснуться дракону

От такой вкусноты нетронутой голодный живот Ли окончательно взбунтовался и пропел всем громко, жалобно и настойчиво: «Пора жра-а-ать!»

Этому настырному зову не мог внять только мертвый, так что, не мешкая, все, тут же принялись нагружать свои тарелки.

Сбив первый голод и промочив съеденную еду кружечкой светлого некрепкого пива народ потянуло на разговоры. Тай подозвал хозяина к столу, предложив присоединиться и разделить с ними трапезу.

– Как зовут тебя, уважаемый? – спросил он трактирщика, когда тот, пододвинув табурет, пристроился с торца их стола.

– Папашей Кролом, кличуть, – ответствовал хозяин, наливая себе пива и беря маленькую сухонькую колбаску.

– Вот расскажи нам, мил человек, как вы тут живете-то рядом с Дриадовым Лесом? Не боитесь, что ль?– задал мучавший всех вопрос Тай.

– О-хо-хоюшки, – протяжно, с придыханием начал трактирщик. И сразу стало понятно, что не в первый уж раз отвечает он на этот вопрос:

– Вот уважаемый дин, что был тут до вас, тоже с этого начал. А че их бояться-то? Уж тыщу зим, поди, никого не убивали не мучали… так только, молошное бывает с подвалу утянуть, да с какой бабой, шо по ягоду в лес пошла, пошалят. А так, никого не трогають, не обижають…

– А как они с подвала воруют? Прям, вот так? Выходят из леса, и в подвал лезут? – живот Ли насытился и отпустил бразды правления – заработали мозги, появился интерес к разговору.

– Да, не-е… я несколько раз видал, как они это проделывають – стоишь себе спокойненько в погребе, клубеньки от проростков перебираешь, а тут рука прям из стены над молошной полкой вылазиет и хвать крынку с молоком аль горшочек со сметаною, и опять в стенку уходит, – пояснил папаша Крол.

– А рука, какая? Волосатая, когтистая, страшная, наверно? – не унимался Ли.

– Да что вы! Нормальные у них руки-то! Только не мужичьи, с куцыми пальцами да земляными ногтями неотмытыми, а… да как у вас – господские такие… красивые даже. У эльфов, у тех вообще, как у наших девок молоденьких – нежные, гладкие, вроде как, даже светятся. А у фавнов, как от солнца летнего – потемней, значит, будут. И все в перстнях – уж очень они побрякушки блестючие любят. У тритонов наоборот, бледные, как вообще солнышка не видевшие. Ну, так это и понятно – в воде ж горемычные живуть, не вылазиють. Но молочко и сливочки – все уважають! – степенно разъяснял трактирщик гостям тонкости соседства с обитателями Дриадова Леса.

После этих его пояснений, было, проснувшийся и возжжаждовший жути, да всяких страхолюдств интерес Ли, стал сникать, загибаясь на корню – чего ж такого завлекательного может быть в обычных-то руках, пусть даже бледных или загорелых?! И тогда, в последней надежде на интересности, он спросил трактирщика:

– А что, у троллей-то тоже руки обычные – людские?

Тот посмотрел на парня, как на наивное дитя, но все-таки ответил:

– Нет, конечно! У тех лапки когтистые, мохнатые, но ведь они-то не вороють – им деревенские сами несуть! Чтоб, значит, через мост пропустили в Лес.

– А сами-то они страшные?! – возрадовался Лион.

– Да, не-е… чё там страшного? Ну, лохматые, ну, носатые, ручки-крючки загребущие, а так-то мелкие, с мальца десятизимку, не выше. Их даже бабоньки молоденькие, что по первому разу в Лес идуть – сразу, после этого первого раза, и бояться перестают.

Услышав это, Лион сник и более вопросов не задавал. Теперь уж Ворон вступил:

– Ну а тем, что все-таки воруют, вот так запросто это проделывать и позволяете? Вы ж говорите, что их не боитесь.

– Господин, вы нашу деревню-то видали? Большая, дома все крепкие да ладные, и корова, а, то и не одна, и лошаденка, и хрюши–овцы – в каждом дворе, уж про птицу разную и не говорю. И телега, и лодка – тож. У любой бабы не один платок расписной имеется, а у девок наших самые бохатые во всей округе сундуки с приданым. Хорошо живем мы, даже очень. А все откуда? Лесом мы живем – Лесом! Слышал я, что в других деревнях жадничали им, – трактирщик мотнул головой в сторону Леса, – да потом на самую ближнюю поляну ступить не могли. А кто ступал, тот потом год ломотой в костях мучался, аль струпьями чесучими покрывался. Ну, им-то можно и без лесу прожить, у них и сады огромные и огороды большие, – развел руками хозяин, – а у нас-то все топит по весне, ни одного деревца яблоневого, ни одного кустика крыжовенного, не выживает. Только то и сажаем, что за одно лето вырастить можем. Да нам уж и не надо. В Лесу-то тебе и яблочек, и груш, и слив наберешь, да еще лучше, чем садовых – без червяка, без порчи болезненной. И даже персиков с абрикосинами, чего в обычном-то саду, вроде как, нам по природной прохладе и не положено – это ж Дриадов Лес! А в нем и лесная ягода крупней и ароматней, чем в простом, и грибов видимо – невидимо все лето, и орешков разных опять же… Так что вот и получается, что и заботы-то у нас не такие, как у других – что б свекла сахарная на заливных грядках хорошо взошла, да уксус яблошный в меру настоялся. А всякие там капусты, да клубеньки – так только, себе по чутку сажаем, и все, – махнул он рукой, а потом значимо так, горделиво:

– К нам за вареньями да соленьями в конце лета торговцы со всей Эльмерии съезжаются. И под следующее лето тару да денюшку оставляють – чтоб значит, другой не перекупил. А вы сами-то попробуйте, попробуйте… вот айва с орешками – это еще с прошлого году, для айвы-то время по осени наступит. А вот это, с розовых лепестков, уже свеженькое. И это из земляники. Еще джемы: из смородинки, да персиков – нежные да вкусные такие, что аж сами в горлышко проваливаются! – стал потчевать гостей трактирщик, видно надеясь, что гости, уходя, еще и с собой прихватят по горшочку сладостей.

«А мы и прихватим! Обязательно!» – пообещал себе Ли, полной ложкой наяривая персиковый джем, который действительно был так хорош, что как и обещал хозяин, ласково и нежно сам пролетал в обалдевший от такого счастья Лионов желудок.

– Ну, а то, что они ваших женщин обижают – это ж не крынку молока стащить… тут, как дело обходится? – дальше продолжил расспросы, о житье-бытье подле Дриадова Леса, Вик.

– Да-а… тут, конечно, по-тихому дело не проходит… – с философской задумчивостью протянул папаша Крол, обдумывая, как бы подоходчивее обсказать дотошным гостям и эту ситуацию. – Ну, девок молоденьких, мы в Лес, понятное дело, не пущщаем – чтоб эти их не попортили, а баб… всякое бывает, если узнается. Уж больно оне, особенно сатиры, до энтого делу… ну, с бабами… сильно охочи. Но, как уж там часто это случается, никто не знает – бабаньки-то за себя, да за подружек своих, с коими по лесу ходють, помалкивают. А узнается, только когда уж рожать время придеть. Тут ведь до последнего не знаешь, что из утробы-то выскочит, мож и мужнино дитё-то… ну, человечье в смысле. А если нет, то, конешно, благоверный по деревне прилюдно дрыном погоняет ее разок, да и забудется – чей не раз и не два такое бывает. Что ж теперь и в лес по грибы, да по ягоду не ходить? А жить-то как? Где мы такое место еще доходное найдем? – вздохнул тяжело трактирщик, кося взглядом на приезжих – дошли ли до них доводы его убедительные, аль нет.

А поняв, что не очень, еще добавил:

– Вон, опять же, и река рядом. Только кораблик пристал, а наши – тут как тут! А с других-то деревень еще дойди надоть… или выпасать… пока сливки-то на солнце не скиснуть! – он показал рукой на южные окна, в которые хорошо проглядывалась дорога на склоне вала, по которой теперь тянулась цепочка крестьян с тачками, направляющихся к реке. – Ваша-то флотилия, когда уж пристала, а они только идуть… – пояснил папаша Крол свой жест.

– А вы женщин своих охранять не пробовали? – вернулся Виктор к предыдущей теме, пораженный таким прагматичным равнодушием местных жителей к этой проблеме.

– Э-эх, мил человек! Да как не пробовали, раз зим в пять какой-нибудь молодой муж, не слушая стариков, дружков кликнет да отправляется свою женку сторожить. Ну и че?! Раз обойдется да два обойдется, а потом выйдет на поляну рогатый, дунет–плюнет в сторону ревнивого муженька, да и спать отправит всех парней под куст, а сам ну гоняться за молодухами. А там уж, какую поймает… да они, вроде как, и не насильничають, бабаньки-то на болячки ни разу не жаловались… на них-то тож, наверное, ворожат, чтоб не брыкались.