Время расставания

Сергей уворачивался от колючих веток, которые могли порвать одежду. Чаща вновь сомкнулась за ним. Почувствовав себя в безопасности, юноша выпрямился и быстрым шагом направился к реке.

Когда он добрался до воды, его собака так обрадовалась хозяину, как будто не видела его много дней. Сергей вытащил спрятанную лодку, заваленную лапником. Лайка не заставила себя уговаривать и прыгнула в лодку. Она улеглась на своем излюбленном месте, на носу суденышка, положив морду между лапами, выставив вперед чуткие уши. Молодой человек, в свою очередь, забрался в долбленку, положил к ногам карабин и взялся за короткие весла.

Двумя часами позже он все еще продолжал рьяно грести. Узкая лодка неслышно рассекала ленивые волны реки. По берегам мелькали серебристые березы.

Сергей ни о чем не думал, просто наслаждался чистым воздухом, ветром, ласкающим волосы. Каждый раз, возвращаясь из Ивделя, он испытывал это пьянящее чувство полноты жизни. Однако уже через несколько месяцев юношу вновь одолевало любопытство и ему хотелось взглянуть на «внешний мир». Маруся, в отличие от своего друга, была очарована большим городом, куда она ездила погостить к родственникам. Сначала такой ее настрой больно ранил Сергея. Разве ей не достаточно для счастья обитателей хутора — родных, родителей, в конце концов, самого юноши? И что такого необыкновенного в этом кино? «Там все живое, ты понимаешь, Сережа? Здесь мне просто нечего делать!» — со слезами на глазах заявила девушка. И он осознал, что его подруга не отстанет от родителей до тех пор, пока они не позволят ей покинуть родные места.

Итак, жажда перемен, овладевшая Марусей, обязывала и Сергея задуматься о своем будущем. Девушка хотела забыть о том образе жизни, который вполне удовлетворял молодого человека, и он испытывал смутный стыд из-за того, что не разделяет ее стремления к переменам.

Сергей почувствовал, что проголодался. Заметив песчаную косу, выступающую из зарослей камышей, охотник направил к ней лодку. Собака с радостными тявканьем спрыгнула в воду, а затем скрылась за прибрежными деревьями.

Сергей набрал хвороста, разжег костер и бросил в него охапку мха, чтобы дым разогнал комаров. После этого он уселся на берегу, озаренном золотистым вечерним светом, и стал разматывать леску на удочке.

Старшой обвел внимательным взглядом друзей, пришедших к нему за советом. Анна Федоровна имела вид мрачный, угнетенный: поджатые губы, хмурый взгляд. Внешне невозмутимый Иван Михайлович смотрел куда-то вдаль, но по его напряженной спине Старшой догадался, что охотника мучили сомнения.

Им предстояло принять нелегкое решение. Вот уже много лет всех троих объединяла одна тайна. И теперь Иван пытался убедить жену, что им необходимо посвятить в эту тайну и сына: мальчик должен узнать о происхождении отца. Но Анна и слышать об этом не желала: зачем подвергать Сергея ненужному риску?

И вот супруги явились к Старшому, чтобы он помог разрешить их спор. Каким бы ни было его решение, они подчинятся ему. Надо заметить, что у женщины было некоторое преимущество перед мужем: оба, Старшой и Анна, были сибиряками.

Пожилой мужчина познакомился с родителями Анны, когда они обосновались в небольшом местечке близ Ивделя: именно сюда после нескольких лет каторги был сослан на поселение ее отец, казачий офицер. Когда Анна вышла замуж, Старшой позволил молодоженам поселиться на хуторе. Именно у него на плече, несколькими годами позже, рыдала безутешная вдова, получившая для погребения растерзанное тело супруга. А затем Старшой вновь изменил ее судьбу, поручив Анне ухаживать за иноземцем, которого охотники подобрали в весьма плачевном состоянии в поезде, разграбленном беглыми каторжниками.

Старшой догадывался, что Анна из-за страха за сына, что свойственно всем матерям, не хочет, чтобы Сергей оставил свой дом и отправился на поиски родни по отцовской линии. Зов неизведанного слишком силен, и молодой человек не сможет долго ему сопротивляться. А ведь Анна уже решила, что Сергей женится на Марусе и что они — дай-то Бог! — подарят ей нескольких внуков, которых она сможет нянчить. Сама того не осознавая, сибирячка боялась, что ее сын, увидев совершенно иной мир, не найдет больше в сердце места для матери. Женщина сохранила девичью стройность, но в ее темных волосах уже появились седые пряди. Анна Федоровна хотела состариться в мире и покое.

Иван в свою очередь терзался сильнейшими сомнениями. Верный жене Анне, француз согласился не раскрывать сыну правду, но в последнее время он стал быстрее уставать, да и нога доставляла все больше мучений. Отныне дальними ловушками занимался только Сергей. С возрастом Иван Михайлович не утратил деликатность, свойственную людям Запада.

«Прежде всего я должен думать о мальчике, — решил про себя Старшой. — Жизнь Анны и Ивана уже состоялась. А Сергей… Перед ним еще вся жизнь».

Пожилой мужчина вспомнил свою внучку Марусю, ее волосы цвета пламени. Это был бы прекрасный союз — Сергея и Маруси, дети у них родились бы здоровыми и сильными. Но Старшой подозревал, что Маруся относится к Сергею как к брату. Впрочем, ее родители уже не знали, как справляться со строптивой дочерью. Девушка непрерывно твердила о жизни в Перми, ей хотелось переехать к дяде и тете, а не томиться в избе на хуторе, отрезанном от всего мира. Она еще верила, что все мечты сбудутся, и не сомневалась, что получит разрешение на переезд. Девушка грезила о комсомоле, уже видела себя в красной косынке, шагающей рядом с двоюродными сестрами, во все горло распевающей песни во славу товарища Сталина, гениального Кормчего, любимого Учителя и непогрешимого Вождя. И любящий дед не мог сердиться на внучку. Такой уж у нее характер.

Старшой поднялся и, хромая, подошел к окну. В наступающих сумерках танцевали первые снежинки. Очень скоро их хутор вновь будет отрезан от мира. Собран отличный урожай, бочонки наполнены запасами продовольствия и запечатаны.

Пожилой мужчина зажег две керосиновые лампы, и ласковый свет заиграл на боках пузатого медного самовара.

— Я согласен с Анной Федоровной, — сказал Старшой, глядя в глаза напрягшемуся Ивану. — Сейчас, — продолжил он, поднимая руку, — если Сергей узнает, что ты француз, что у тебя на родине осталась семья, что вы лгали ему в течение стольких лет…

— Это не было ложью! — запротестовала Анна.

— Позволь мне закончить, я прошу тебя, Анна, — сухо оборвал ее Старшой. — Узнав все это, он скорее всего захочет уехать, чтобы разыскать семью отца и увидеть мир, о котором пока ничего не знает. Но сейчас не то положение в стране, и ты, как и я, это прекрасно понимаешь, Иван Михайлович, — вздохнул сибиряк. — Они хватают всех, кто хоть как-то связан с иностранцами. Любой может быть обвинен в шпионаже. Из последних новостей мы узнаем, что волны арестов следуют одна за другой. Пожалуй, местные народные комиссары еще кровожаднее, чем Николай Ежов. Они расстреливают и отправляют в ссылку всех без разбору. Если они будут продолжать в том же духе, то им и Сибири не хватит! И ты хочешь подвергнуть его риску, позволив отправиться через всю страну неизвестно куда?

— Но что заставляет вас думать, что он захочет уйти? — попытался защититься Иван.

— A почему твой сын должен отличаться от тебя? — воскликнула расстроенная Анна. — Ты не раз рассказывал мне, что в его возрасте у тебя просто пятки чесались, и ты только и мечтал о дальних странах. Даже если сейчас он кажется счастливым в родных для него местах, жажда нового будет разъедать его душу, как язва.

— Ну а уж если власти узнают, что на самом деле ты вовсе не Иван Михайлович Волков, что ты живешь по фальшивым документам и что ты — француз… — начал было Старшой, но остановился в нерешительности. Затем мужчина собрался с духом и жестко закончил: — В лучшем случае твоя жена и твой сын окажутся в лагере. Что касается тебя, то тебя расстреляют на месте. Слишком уж заманчивая возможность — ликвидировать шпиона, который так давно окопался в стране.

— Но это абсурдно! — воскликнул Иван, вскочив и принявшись мерить шагами комнату. — Я никогда никому не причинял зла, не сделал ничего плохого. В чем они могут меня обвинить?

Анна и пожилой мужчина обменялись взглядами. После двадцати лет, проведенных в Советском Союзе, Иван по-прежнему отказывался верить в то, что здесь никого не интересуют реальные факты. Он сохранил совершенно особенные понятия о человечности и справедливости, и его друзья улыбались, не без затаенной зависти, когда он начинал рассуждать о демократии и о правах человека. Неужели Леон Фонтеруа так и не понял, что человек на самом деле далек от совершенства?