Время секонд хэнд

Бросила нас и уехала. Дети скучали, долго плакали, особенно маленький. Наш Матвейка… Ждали все маму и сейчас ждут. И я жду. Написала нам: «Не продавайте только пианино». Единственная дорогая вещь в нашем доме, от родителей ей досталось. Любимое пианино… Всей семьей сядем вечером, а она нам играет… Разве я могу ради денег его продать? И она не сможет выкинуть меня из своей судьбы, оставив там пустое место, это же невозможно. Пятнадцать лет прожили вместе, у нас дети. Она хорошая, но она другая. Какая-то неземная… Легкая она… легкая… А я человек земной. Я из этих… кто на земле…

Написали о нас в местной газете. Потом позвали в Москву на телевидение. Там так: ты сидишь, как будто на сцене, и рассказываешь о себе, а в зале зрители. Потом обсуждение. Как все Лену ругали, особенно женщины: «Маньячка! Сексоманка!». Готовы были камнями ее закидать. «Это патология, это неправильно». Ко мне вопросы… Нокаут за нокаутом… «Эта похотливая сука, которая бросила вас и детей, она не стоит вашего мизинца. Вы – святой. Кланяюсь вам в самые ножки от всех русских женщин…» Я хочу ответить… начинаю… А мне: «Ваше время истекло». Я заплакал. Все решили, что мои слезы от обиды, от злости. А я плакал от того, что они такие умные, образованные, живут в столице и ничего не понимают.

Я буду ждать ее сколько надо. Сколько она захочет… Не могу представить рядом другую женщину. А иногда… вдруг подступит желание…

Из деревенских разговоров

– Лена – ангел…

– Раньше таких жен сажали в чулан или вожжами…

– Если бы она ушла к богатому, все было бы понятно. У богатых жизнь интереснее. А какие могут быть отношения с бандитом? Да еще с «вечником». Два свидания в год – и все. Вся любовь.

– Романтическая натура. Пусть покатается.

– Это у нас в крови – жалеть несчастненьких. Убийц и забулдыг. Человека убьет, а глаза как у младенца. И его жалко.

– Я вообще не верю мужчинам, а зэкам тем более. Им в тюрьме скучно. Развлекаются. Катают под копирку: лебедь моя белокрылая, мечтаю о тебе, свет в окошке… Какая-нибудь дура поверит и бросается его спасать: таскает передачи в неподъемных баулах, посылает деньги. Ждет. Он освобождается, приезжает к ней – поел, попил, денежки выманил – и в один прекрасный день куда-то испарился. И – чао! Чао!

– Девочки, это такая любовь! Как в кино!

– Пошла замуж за убийцу, а доброго мужа оставила. Потом же дети у нее… трое пацанов… Просто вот билет взять, ей же на конец света к нему надо ехать – где она эти деньги берет? Она все время у детей кусок отнимает. Зайдет в магазин, и у нее проблема: купить им булочку или не купить?

– Жена да убоится мужа своего… Они вдвоем идут ко Христу. А просто так… так просто – зачем? Если без этой цели, то зачем?

– Без Меня, говорит Господь, вы не можете творить. А она пытается творить от своего ума. Гордыня это. Там, где нет смирения, всегда есть какая-то другая сила. Бес способствует.

– Ей надо в монастырь, искать путь к спасению. Человек спасается в скорби. Скорбь надо даже искать…

Продолжаем наш разговор с Ирой Васильевой:

– Я у нее тоже спрашивала: «Лена, ты понимаешь, что у тебя будут только два свидания в год?» – «Ну и что? Мне хватит. Я буду с ним в мыслях. В чувствах».

Ехать к нему надо далеко на Север. На Огненный остров. В четырнадцатом веке ученики Сергия Радонежского шли и осваивали северные леса. Продираясь сквозь чащу, они увидели озеро, а посредине озера – огненные языки. Это дух им так явился. Возили землю на лодках… Насыпали на этом месте остров и построили на нем монастырь. Толщина стен полтора метра. В этом древнем монастыре сейчас тюрьма для самых страшных убийц. Для «смертников». На двери каждой камеры висит табличка со злодеяниями преступника: зарезал ножом Аню, шесть лет… Настю, двенадцать лет… Прочитаешь – жуть берет, а зайдешь внутрь – вроде обыкновенный человек с тобой здоровается. Сигарету просит, и ты даешь. «Что там на воле? Тут мы не знаем даже, какая там погода». Живут в камне. Вокруг леса и болота. Никто ни разу не сбежал…

Первый раз Лена приехала туда, не думая о том, что свидание могут не разрешить. Постучалась в окошко, где выдают паспорта, никто даже слушать ее не стал: «Вон начальник тюрьмы идет. Разговаривайте с ним». Она бросилась к начальнику: «Разрешите мне свидание». – «С кем?» – «Я к Володе Подбуцкому приехала». – «Разве вам не известно, что тут сидят особо опасные преступники? У них строжайший режим: два свидания в год по три дня и три кратковременных – по два часа. Пускаем только ближайших родственников: мать, жену, сестру. А вы – кто ему?» – «Я его люблю». Ну все ясно, клиника. Начальник хочет уйти, а она держит его за пуговицу: «Понимаете, я его люблю». – «Вы абсолютно чужой ему человек». – «Тогда дайте мне просто взглянуть на него». – «А вы что, его не видели?» Уже всем смешно, тут и охранники подошли, что за дурочка такая? Ха-ха… А она давай им рассказывать про сон, который ей приснился в восемнадцать лет, про мужа и троих детей и про то, что она всю жизнь любит этого человека. Ее искренность и чистота любую стену пробивают. Рядом с ней человек осознает, что что-то не так в его правильной жизни – он груб, и слух его не тонок. Начальник тюрьмы не молодой мужик, работа у него такая… всего повидал… И он входит в ее положение: «Раз вы приехали так издалека, я дам вам шесть часов на встречу, но с вами будет охранник». – «Хоть два! Я все равно никого кроме него видеть не буду…»

Все, что есть в ней чрезмерного, максималистского, она опрокинула на этого Володю: «Ты понимаешь, как я счастлива… Я всю жизнь тебя ждала, и наконец мы вместе». Тот, конечно, был к этому не готов. К нему уже приезжает какая-то баптистка, у него с ней роман. Там все понятно – обычная молодая баба с неудачной судьбой. Ей мужик нужен, штамп в паспорте, что она замужем. Тут же такой напор, такой порыв! Когда тебя вот так хотят захватить, любой испугается. У него в мозгах зашкаливало… «Я прошу тебя, – говорит Лена, – разреши мне выйти за тебя замуж. Чтобы меня к тебе пускали, и я могла тебя видеть. Больше мне ничего не надо». – «Так ты же замужем?» – «А я разведусь. Я одного тебя люблю». У нее с собой была сумка его писем, разрисованных вертолетиками, цветочками. Она ни на минуту не могла с ними расстаться. Это апогей ее счастья, потому что она хотела всю жизнь абсолюта, а абсолют может существовать только в письменном виде, только на бумаге может быть полная реализация. На земле, в постели этого нет. Абсолюта там не найти. Все, что связано с другими людьми: семья, дети – это компромисс…

Как будто ее кто-то ведет… Что за сила? Какой природы этот сон?

…Мы тоже побывали на Огненном острове. Для этого потребовалось много бумаг и разрешений с круглыми печатями. Звонков. Приехали… А Володя встретил нас в штыки: «Зачем это шоу?». Много лет он прожил в одиночестве, отвык от людей. Стал подозрительным, не доверял никому. Хорошо, что с нами была Лена, она брала его за руку: «Володенька». И он становился шелковым. Вместе мы его уговорили, а может, он сам подумал, парень сообразительный: через двадцать пять лет в исключительных случаях бывает амнистия, если снимут фильм, он будет местной знаменитостью, это ему потом поможет… Там все они хотят жить… там не любят разговаривать о смерти…

С этого и начали…

О Боге

– Я сидел в одиночке, ждал расстрела. Много думал… Ну кто тебе поможет в четырех стенах? Время не существовало, какая-то абстракция. Я испытал такую пустоту… И однажды у меня вырвалось: «Если ты есть, Господи, помоги! Не оставь меня! Я не прошу о чудесах, помоги разобраться во всем, что со мной произошло». Упал на колени. Молился. Господь не заставляет долго ждать тех, кто к Нему обращается…

Почитайте мое дело – я убил человека. Мне было восемнадцать лет. Я только окончил школу, писал стихи. Хотел поехать в Москву учиться. Учиться на поэта. Мы жили с мамкой вдвоем. Денег в доме не было, на учебу я должен был заработать. Устроился в автомастерские. По вечерам в деревне танцы… Ну и влюбился в одну красивую девчонку. Втрескался без памяти. Возвращаемся с танцев… Зима… снег… Уже елки в окнах светятся, скоро Новый год. Пьяным я не был. Идем, разговариваем. Ха-ха… хи-хи… Она спрашивает: «Ты меня и вправду любишь?» – «Люблю больше жизни». – «А что ты можешь ради меня сделать?» – «Я могу себя убить». – «Себя, понятно. А можешь ли ты убить ради меня первого встречного человека?» То ли это шутка у нее была такая… то ли стерва попалась… Я ее уже не помню, даже лицо забыл, она ни разу мне в тюрьму не написала. Можешь убить? Сказала так – и смеется. А я же герой! Мне надо доказать свою любовь. Вытащил из забора кол… Ночь. Темень. Стою и жду. И она ждет. Долго никто не появлялся, наконец какой-то человек идет нам навстречу. И я ему – по голове. Бац! Один раз ударил, второй… Он упал. Я его еще добил на земле… этим колом… А это был наш учитель…

Сначала меня приговорили к расстрелу… Через полгода расстрельную статью заменили на пожизненное заключение. Мать от меня отказалась. Сестра одно время писала, потом перестала. Я давно один… Вот в этой камере под замком я отсидел уже семнадцать лет. Семнадцать лет! Дерево взять или любое животное – они ничего о времени не знают. За них Господь мыслит. Так и я… Поспал, поел, вывели на прогулку… Небо видишь только через решетку. В камере – кровать, табуретка, кружка, ложка… Другие живут воспоминаниями… А что мне вспоминать? У меня ничего не было, я и пожить-то не успел. Оглянусь назад – там постоянная темнота, иногда где-то лампочка горит. Чаще всего мамку вижу… то она у плиты, то у окна на кухне… А дальше везде темнота…