Время скорпионов
Шрифт:
— Высади меня здесь, пройдусь пешком.
— Тебе за меня стыдно?
— Похоже на то.
— Мне надо обдумать то, что ты мне сказал.
— Думай быстрей.
Магрелла согласился с шефом:
— Во всяком случае наше маленькое импровизированное собрание было забавным. До скорого.
Дверца хлопнула, автомобиль тронулся.
Глядя, как удаляется его коллега, Понсо задумался, правильно ли он поступил, что не упомянул о Стейнере. С тех пор как рассматривалась возможность его причастности, причины всей этой истории выглядели все более пугающе. Он предпочел прогнать эту мысль из головы. В ближайшем будущем ему предстоит встретиться с патроном и убедить его держать наготове боевое подразделение двадцатого округа.
Автомобиль
Молодая женщина была одета в такой же наряд, но еще не закрыла лица. Она не испытывала большой уверенности в том, что ей хочется довести их план до конца. Она боялась. Какими далекими казались ей теперь все репетиции в большой мечети пятого округа в течение недели.
Ружар свернул на маленькую улочку и остановился, заехав на тротуар одним колесом. Его пассажирка разглядывала свои лежащие на коленях, стянутые перчатками руки. Они немного подрагивали.
Журналист нежно сжал ее ладони, стараясь успокоить девушку:
— Все будет хорошо. Вспомни: то, что ты должна сделать, очень просто. Ты входишь, делаешь все по ритуалу, наблюдаешь и записываешь что можешь. Представляешь, как это оживит материал об атмосфере места в нашем досье. Я уже вижу заголовок: «Путешествие в сердце парижского исламизма, в закулисье проповедников ненависти».
— Это не наш сюжет.
— Знаю, наш сюжет «Война с террором: какие средства для каких целей?», если я не ошибаюсь. Но и это, — Ружар указал рукой в сторону мечети Пуанкаре, — все-таки является частью нашего сюжета. — Его взгляд уперся в глубину улицы. — Черт возьми, были бы мы в Штатах, получили бы за такой сюжет Пулицеровскую премию. [197]
— Можно еще получить премию Альберта Лондра. [198] — Амель произнесла это не совсем серьезным тоном.
197
Одна из наиболее престижных в США премий в области литературы, журналистики, музыки и театра. Носит имя Джозефа Пулицера (1847–1911), американского издателя и журналиста, родоначальника «желтой прессы».
198
Самая крупная денежная премия (100 000 евро) в области журналистики и литературы. Носит имя Альберта Лондра, отца современного репортажа.
— Я — нет: слишком стар. Ты — возможно, когда-нибудь. Пока у тебя недостаточно своих людей. Магнитофон в порядке?
Амель машинально провела указательным пальцем по проводу микрофона, идущему от груди, под химаром, [199] и поднимающемуся до самой шеи:
— Надеюсь, что да.
— Тогда пора. Жду тебя, где договорились.
Прежде чем накинуть на лицо никаб, [200] она машинально кивнула. Скованная непривычной одеждой, она слишком низко наклонилась, чтобы ухватить ручку дверцы, и неловко вышла из машины.
199
Довольно длинная накидка или шаль, скрывающая тело мусульманской женщины.
200
Покрывало, скрывающее лицо мусульманской женщины.
Ружар не стал ждать и уехал сразу, как только захлопнулась
дверца.Карим привык в целях безопасности перед молитвой всегда совершать длинный обход. Собираясь нырнуть в пассаж Гамбетта, чтобы выйти на улицу Сен-Фаржо, он внезапно заметил плохо припаркованный автомобиль с двумя пассажирами. Спрятавшись за углом здания, он некоторое время наблюдал за их поведением, пытаясь определить, кто они. Это оказалось несложно. Водитель был тот самый бумагомаратель, который так разозлил Мохаммеда. Рядом с ним сидела женщина. Она изменила свой облик при помощи одежды, похожей на ту, что носят мусульманки, которые молятся в мечети за стеной, отделяющей их от мужчин. Даже не видя ее лица, агент узнал Амель Балимер. Когда она вышла из автомобиля и он увидел ее силуэт и походку, подозрения его подтвердились.
Журналисты опять вернулись в квартал, и сегодня, в этот час, одеяние молодой женщины могло означать только одно: она собиралась проникнуть в мечеть Пуанкаре.
Машина тронулась и проехала мимо агента.
Карим посмотрел вокруг. Кроме него и медленно идущей в сторону улицы Сен-Фаржо журналистки, никого. Он помедлил еще пару секунд и скорым шагом свернул в переулок. Оказавшись в нескольких метрах от Амель, он строгим голосом резко окликнул ее:
— Бути! [201] Постой-ка, сестра.
201
Bouti! (араб.) — Домой!
Она вздрогнула и быстро оглянулась. Узнав человека, чей взгляд так испугал ее несколько дней назад, она ускорила шаг. Лицо у нее закрыто — он не мог ее узнать.
Незнакомец догнал Амель и схватил за руку, пытаясь остановить:
— Что ты здесь делаешь, сестра? Я никогда не видел тебя в этом квартале.
— Вы ошиблись. Я иду молиться, как всегда. — Тон журналистки был не слишком убедительным, и она сменила тактику: — Вы делаете мне больно, пустите! Вы ведете себя неприлично. — Говоря это, она безуспешно старалась высвободиться.
— Почему тебя никто не сопровождает? У тебя нет мужа, брата? А твой отец?
— Я опаздывала. Они уже ушли и…
Карим разозлился:
— Ты надо мной смеешься! Я только что видел, как ты выходила из машины неверного. Чего тебе надо? Лучше бы ты убиралась отсюда!
Амель становилось все страшней. Речи быть не могло, чтобы она вошла в молитвенный зал, она думала лишь о том, как бы сбежать. Начав снова отбиваться, она наконец высвободила руку.
Ее обидчик продолжал кричать:
— Да будут прокляты те, кто хочет обмануть верующих! Да накажет Аллах неверных и лжецов! Иди отсюда, иначе у тебя будут неприятности!
Феннек почувствовал ужас журналистки. Ему не нравилось, как он ведет себя с девушкой, но он поздравил себя с тем, что его уловка так хорошо подействовала. Она не должна приближаться к мечети. Там ее очень быстро заметят, и возможно, она окажется в опасности.
— Карим! — в конце пассажа Гамбетта раздался голос Мохаммеда.
Он был не один, а в компании двух других салафистов. Все трое направлялись в их сторону. Имам по-арабски спросил его, все ли в порядке. Феннек ответил, что может справиться самостоятельно, и снова повернулся к Амель.
Амель увидела, как глаза ее собеседника совершенно изменили выражение.
Очень тихо он вновь обратился к ней:
— Уходите, пока не поздно. Не ходите на улицу Пуанкаре!
Она с удивлением взглянула на него, потом на приближающихся мужчин — до них оставалось не больше полутора десятков метров, — развернулась и, как могла быстро, направилась к улице Сен-Фаржо.
В тот самый момент, когда она исчезла за углом, Мохаммед с двумя своими сбирами подошел к Кариму:
— Что случилось, гуйа?