Время смеется последним

И Лулу, видимо, поняла, что на самом деле Китти хочется поговорить.

— А когда вам было девять, — сказала она, — о чем вы мечтали?

Китти помолчала, потом рассмеялась и закурила следующую сигарету.

— Я хотела стать жокеем, — ответила она. — Или кинозвездой.

— И одно из ваших двух желаний сбылось, да?

— Одно сбылось, да. — Китти зажмурилась, выдувая дым в приоткрытое окно.

— Но это оказалось не так интересно, как вы ждали?

Китти открыла глаза. Лулу смотрела на нее очень серьезно.

— Играть? Да нет, мне нравилось быть актрисой, мне и сейчас нравится, хотя я уже забыла, когда играла. Но люди, котик, люди… В кино же одни уроды.

— Почему?

— Потому что врут, — сказала Китти. — Сначала все мило улыбаются — но это одно притворство. С настоящими злодеями и то проще, те хоть не скрывают, что хотят тебя убить.

Лулу кивнула задумчиво, будто сама сталкивалась с той же проблемой.

— А вы не пробовали врать, как они?

— Еще как пробовала! Только я все время помнила, что я вру. А если пыталась говорить правду — еще хуже. Понимаешь, это как узнать, что Санта-Клауса нет: хочется опять верить в него — но поздно, поезд ушел.

Она вдруг обернулась к Лулу, словно спохватившись.

— То есть… Я надеюсь, я не…

Лулу рассмеялась.

— Я никогда не верила в Санта-Клауса, — сказала она.

Они ехали и ехали. Лулу сделала математику. Потом историю. Потом написала сочинение про сов. Пустыня, кажется, растянулась на сотни миль, за окном по-прежнему было голо — если не считать расставленных вдоль дороги КП с автоматчиками и придорожными туалетами — и плоско; но наконец дорога пошла вверх. Деревья подступили с двух сторон, солнце теперь с трудом пробивалось сквозь густую листву.

Бронированные джипы вдруг резко свернули с дороги и остановились. Десятки солдат в камуфляжных формах появились непонятно откуда, будто отделились от деревьев. Долли с Лулу и Китти, озираясь, выбрались из машины. Кругом были джунгли, птицы в ветвях орали как оголтелые.

Подошел Арк, озабоченно поглядывая под ноги: он был в изящных кожаных туфлях.

— Генерал ждет вас с нетерпением, — сообщил он.

Они все вместе двинулись вверх по склону, ступая по пружинящей красной почве. В кронах деревьев ссорились обезьяны. Склон стал круче, впереди показались бетонные ступеньки. Появились еще солдаты, тоже стали подниматься по лестнице, со всех сторон доносилось поскрипывание армейских ботинок. Долли ни на шаг не отставала от дочери, придерживала ее за плечи. Китти шла сзади, мурлыкала что-то себе под нос. Долли попыталась разобрать мотив, но мотива не было — всего две ноты, снова и снова.

Сумка со скрытой камерой висела у Долли на плече. Когда они начали подниматься, она вытащила пульт и зажала его в руке.

Наверху лестницы оказалась забетонированная площадка, похожая на вертолетную. Солнечные лучи зримо пробивались сквозь влажный тропический воздух, под ногами клубился легкий парок. Генерал стоял на голом бетоне в окружении солдат. Маленького роста, как многие выдающиеся личности; без сине-зеленой шапки — вообще без головного убора; густые волосы хмуро топорщились над треугольным лицом. Он был при всех своих генеральских регалиях, но что-то в них казалось не так: то ли кривовато, то ли не вычищено как надо. Он выглядел усталым — возможно, из-за мешков под глазами. И раздраженным — как человек, которого только что вытащили из постели, сказав «они здесь», а он даже не понял, кто такие «они», пришлось ему напоминать.

Все пока молчали, словно никто не знал, что говорить.

Потом на верхней ступеньке появилась Китти. Долли слышала монотонное мурлыкание у себя за спиной, но не оборачивалась, а наблюдала за генералом. Он узнал Китти, на его лице тотчас отобразился неуверенный интерес. Китти двинулась в его сторону медленно и плавно, будто не шла, а перетекала в своем струящемся бледно-зеленом платье, будто обычная ходьба с ее нелепыми вульгарными подскоками — не для нее. Доструившись до генерала, она с улыбкой взяла его руку, пожимая, но одновременно обтекая его и чуть ли не смеясь от смущения, так что со стороны казалось, что они как бы слишком хорошо друг друга знают, чтобы здороваться за руку. Долли смотрела как завороженная. Она даже забыла про свою скрытую камеру, прозевала всю сцену рукопожатия. Лишь когда бледно-зеленая струящаяся Китти на секунду закрыла глаза и прижалась к генеральской груди, Долли очнулась и нажала кнопку — послышался тихий щелк.Генерал смешался и, не зная, что делать дальше, вежливо похлопал Китти по спине — щелк;тогда Китти забрала обе его руки (большие и узловатые, мужские) в свои (нежные и тонкие) и, сконфуженно улыбаясь ему в лицо, потом тихо смеясь, откинула голову — щелк, — как бы досадуя на то, что им обоим приходится испытывать такую неловкость. И тогда генерал улыбнулся. Это произошло совершенно неожиданно: его губы растянулись, приоткрыв два ряда мелких желтоватых зубов — щелк, — и лицо его тут же сделалось уязвимым, как у человека, который ужасно хочет понравиться. Щелк, щелк, щелк— Долли не отрывала палец от кнопки. Это было то, чего мир еще не видел, а увидит — ошалеет, потому что эта улыбка и есть то самое глубоко сокрытое человеческоев генерале.

И все это произошло в одну минуту, никто еще не успел произнести ни слова. Китти с генералом, оба взволнованно-раскрасневшиеся, стояли держась за руки, и Долли едва сдерживалась, чтобы не завопить от радости, потому что это было все! Она получила, что ей требовалось, — слова и не понадобились. Она обожала Китти, преклонялась перед ней: гениальная актриса, она не просто попозировала под ручку с генералом, она приручила его — это ли не чудо? Долли мерещились два мира: в одном живет генерал, в другом — Китти, и между ними дверь, которая открывается только в одну сторону. Китти впустила генерала в свой мир легко и естественно, он и не заметил. Теперь он уже не сможет вернуться! А придумала все это она, Долли, — наконец-то, впервые в жизни, вышло что-то осмысленное. И Лулу это видела.

На губах Китти все еще трепетала милая открытая улыбка — улыбка для генерала, но зрачки двигались: она по очереди оглядывала солдат, застывших с автоматами наперевес, потом Арка, и Лулу, и Долли с восторженно сияющими глазами. Молодец актриса, думала Долли, понимает, что все уже произошло, ее звездный час пробил, период забвения закончился. Она вернется в свое любимое кино — спасибо тирану, стоящему с ней рядом.

— Интересно, — заговорила Китти, — а куда вы деваете трупы?

Генерал непонимающе смотрел на нее. Арк быстро шагнул вперед, Долли тоже. И Лулу тоже.

— Просто бросаете их в ямы, — дружеским, задушевным тоном продолжала Китти, — или сперва сжигаете?

— Мисс Джексон, — напряженно произнес Арк. — Генерал вас не понимает!

Генерал уже не улыбался. Он желал знать, что происходит. Отпустив руку Китти, он сурово обернулся к Арку и что-то спросил.

Лулу потянула Долли за руку.

— Мам, — прошептала она. — Скажи ей, чтобы она замолчала.

Голос дочери выдернул Долли из оцепенения.

— Китти, прекратите немедленно, — быстро сказала она.

— Вы их сами едите, — спрашивала Китти у генерала, — или стервятникам оставляете?

Долли повысила голос:

— Китти, придержите язык! Это не игрушки.

Генерал что-то жестко выговаривал Арку. Дослушав, Арк повернулся к Долли.

— Генерал сердится, мисс Пил, — сказал он, и это был шифр, Долли прекрасно его поняла. Она подошла к Китти, вцепилась в загорелые плечи, приблизила лицо к ее лицу и тихо сказала:

— Если вы не замолчите, мы все умрем.

Но одного взгляда в эти безумные, горящие саморазрушением глаза было достаточно, чтобы понять: Китти не может замолчать.

— Ай-ай-ай! — притворно удивилась она. — Как же это я так оплошала? Не надо было заводить разговор про геноцид, да?

А вот это слово генерал знал. Он отшатнулся от Китти так, будто она охвачена пламенем, что-то сдавленно скомандовал солдатам. Кто-то оттолкнул Долли, и она упала на бетон. Когда она приподнялась на одном локте, Китти уже было не видно, солдаты сомкнулись вокруг нее.