Время смеется последним

— А-а.

— Кстати, мы тоже можем сходить, вдруг у тебя получится снова поговорить с Бенни.

Она все еще переживала за Алекса — огорчалась, что Бенни не позвал его к себе работать. Каждый раз, когда об этом заходила речь, Алексу становилось жутко стыдно.

— Можно попробовать, — сказал он.

— Значит, идем! Тем более концерт бесплатный.

После Четырнадцатой улицы небоскребы расступились и слепящий свет ударил прямо в глаза; кепка с козырьком не помогала: февральское солнце висело слишком низко. Из-за этого Алекс не сразу заметил Зюса, своего старого друга; попытался свернуть в сторону — Зюс был одним из его «слепых» попугаев, — но не успел, Ребекка уже махала Зюсу рукой. Рядом с Зюсом шла Наташа, его русская подружка, у обоих на груди висело по «кенгурушке» с младенцем: полгода назад у них родились двойняшки.

— Вы к Скотти? — спросил Зюс таким тоном, будто Скотти Хаусманн — их общий приятель.

— Вроде как, — сдержанно ответил Алекс. — А вы?

— И мы тоже, — сообщил Зюс. — Кстати, вы хоть раз слышали наколенную слайд-гитару живьем? Нет? Тогда готовьтесь: это будет круто — круче рокабилли!

Зюс работал на станции переливания крови, а в свободное время — с группой подростков с синдромом Дауна, помогал им наносить принты на футболки. Алекс невольно всматривался в лицо друга, пытаясь отыскать признаки «попугайства», но ничего не находил: Зюс как Зюс, вплоть до маленькой джазменской треугольной бородки под нижней губой, какие давным-давно вышли из моды, но Зюс носил свою с юности и сбривать не собирался.

— Говорят, на сцене он еще лучше, чем в записи, — с заметным русским акцентом сказала Наташа.

— Вот и мне человек восемь говорили то же, — откликнулась Ребекка. — Даже странно.

— Восемь человек — одно и то же? — Наташа рассмеялась. — Ну, значит, попугайчики!

Кровь прилила к щекам Алекса; не в силах смотреть на Наташу, он отвел глаза. Но было ясно, что она ни о чем не догадывается: Зюс хранит свою тайну.

— Да нет, — улыбнулась Ребекка, — это все свои люди.

Сегодня был день встреч: старые друзья, друзья друзей, просто знакомые, смутно знакомые встречались чуть ли не на каждом углу. Алекс слишком долго прожил в Нью-Йорке, чтобы вспомнить, где и когда он с ними пересекался: когда работал диджеем в клубе? Или секретарем в адвокатской конторе? Или когда много лет подряд играл в баскетбол в Томпкинс-сквер-парке? Он приехал в Нью-Йорк двадцатичетырехлетним мальчиком и сразу же, с самого первого дня, начал думать об отъезде — даже сейчас они с Ребеккой готовы были подхватиться в любой момент, если бы нашлась подходящая работа в другом, желательно более дешевом городе. Но прошло уже столько лет, а он по-прежнему в Нью-Йорке — и, скорее всего, успел столкнуться с каждым жителем Манхэттена хоть однажды, а то и не однажды. Может, и Саша сейчас где-то здесь, в толпе? — думал Алекс. Вглядываясь в смутно знакомые лица, он искал Сашино лицо, и ему казалось, что если он его найдет — и если узнает, годы спустя, — то само это знание (Саша здесь!) будет ему достойной наградой.

Вы на юг?.. Говорят, не только для тычков… Нет-нет, обещают живой звук…

После девятого или десятого обмена подобными репликами — где-то в районе Вашингтон-сквер — Алекс вдруг осознал, что все эти люди, шагающие в одиночку и попарно, с детьми и без детей, геи и натуралы, татуированные и чистые, идут слушать Скотти Хаусманна. Все до единого.Тут же накатило сомнение (не может быть!), потом гордость (это его победа — он гений), потом уныние (нечем гордиться), потом страх: а что, если Скотти Хаусманн не великий исполнитель? Если он вообще бездарь? Надо было как-то спасаться от этого страха, и тогда Алекс мысленно послал сам себе сообщение: слеп кмнд. я невидмк.

— Алекс? — Ребекка смотрела на него.

— Да?

— Ты нервничаешь?

— С чего ты взяла?

— Ты так сжал мою руку, — сказала она и, улыбнувшись ему одними глазами сквозь очки, как сквозь дырки от пуговиц, добавила: — Но это ничего, мне даже приятно.

В Нижнем Манхэттене, куда они наконец добрались (и где, по последним данным, плотность детского населения самая высокая в стране), толпы запрудили улицы от тротуара до тротуара. Транспорт стоял, над головой оглушительно стрекотали вертолеты; в первые годы Алекс с трудом переносил этот звук (как можно жить при таком уровне шума?), но потом привык: цена безопасности. А сегодня военизированная трескотня кажется даже к месту, думал Алекс, оглядывая море слингов, детских рюкзачков и кенгурушек: взрослые несут детей, старшие дети младших — чем не армия? Армия детей: возрождение веры в сердцах, закрывшихся для веры.

гд дети тм бдщее

Прямо перед ними в небо величественно возносились новые башни, они были величественней старых (те Алекс видел только на фото) и больше походили на скульптуры, чем на дома, — потому что были пусты. На подходе к ним движение замедлилось — толпа впереди уже обтекала зеркальную гладь бассейнов, — и сразу стало заметно, что кругом полно полицейских и агентов безопасности (которых легко узнать по одинаковым телефонам), а над головами, прикрепленные к карнизам, столбам, деревьям, работают устройства визуального сканирования. Груз случившегося здесь больше двадцати лет назад привычно давил на Алекса — так было и раньше, всегда, когда он приближался к этому месту: чудилась докатившаяся из прошлого дрожь — низкое, монотонное треньканье чуть за пределами слышимости. Сегодня это треньканье звучало настойчивее обычного; оно было знакомо Алексу до такой степени, что казалось первоосновой и скрытым пульсом всех звуков, которые он записывал, слышал и коллекционировал все эти годы.

Ребекка сжала его руку влажными тонкими пальцами.

— Я люблю тебя, Алекс.

— Пожалуйста, не говори это таким тоном. Будто должно случиться что-то плохое.

— Извини, просто я теперь тоже нервничаю.

— Это из-за вертолетов, — сказал Алекс.

— Отлично, — пробормотал Бенни. — Алекс, постой там, если тебе не трудно. Да, у двери.

Алекс оставил Ребекку и Кари-Анну в компании друзей и еще множества людей — тысяч и тысяч людей, которые ждали терпеливо, потом менее терпеливо — время начала концерта давно прошло, все взгляды были направлены на четырех парней из техперсонала, застывших по углам приподнятой платформы, где должен был появиться Скотти, — но Скотти не появлялся, и парни мрачнели. Когда Лулу прислала сообщение, что Бенни срочно нужна помощь, Алекс явил чудеса изворотливости и, просочившись сквозь кордоны безопасности, проник в трейлер Скотти Хаусманна.

В трейлере было двое, Бенни и какой-то престарелый фанат из техперсонала, с виду грузчик. Оба сидели на складных черных стульчиках. Скотти не было. У Алекса запершило в горле. я невидмк,подумал он.

— Бенни, послушай меня… — говорил фанат. Его руки, нелепо торчащие из рукавов клетчатой рубашки, тряслись.

— У тебя получится, — говорил ему Бенни.

— Послушай, Бенни…

— Алекс, стой у двери, — не оборачиваясь, повторил Бенни, и вовремя: Алекс как раз собирался подойти к Бенни и спросить: он в своем уме? Он что, хочет вытолкнуть этого старого хрена на сцену — вместо Скотти Хаусманна? Сделать вид, будто это и есть Скотти Хаусманн? Да у него вон щеки уже ввалились. А руки — красные, узловатые, такими небось карточную колоду не удержишь, что уж говорить про этот странный тонкий, чувственный инструмент, зажатый у него между колен… Но стоило Алексу взглянуть на инструмент, как в животе у него все съежилось и он понял, сразу и без всяких сомнений: этот старый хрен и естьСкотти Хаусманн.

— Нет, Скотти, все уже собрались, — говорил Бенни. — Люди здесь. Отменить невозможно, понимаешь?

— Слишком поздно. Я старик. Я… не могу.

Скотти Хаусманн сказал это так, будто он только что плакал, или сейчас заплачет, или то и другое вместе. У него были зализанные назад волосы до плеч и пустые, словно остекленевшие глаза. Бомж, хоть и чисто выбритый. Из той фотографии с его странички Алекс узнал только зубы, белые и сверкающие — вид у них был смущенный, они словно говорили: ну вот и все, больше ничего с этой образиной не сделаешь. И, глядя на них, Алекс понял: Скотти Хаусманна нет. Его просто не существует. Он словесная оболочка в человеческом обличье. Шелуха, внутри которой — пусто.

— Ты можешь,Скотти, и ты пойдешь, — говорил Бенни своим обычным спокойным голосом, но на темени сквозь редеющее серебро его волос мелкими каплями просвечивала испарина. — Да, у времени бандитская рожа, мы с тобой это знаем, ну и что? Все равно, ты не должен сдаваться!

Скотти качнул головой:

— Бандит победил.

Бенни глубоко вздохнул, стрельнул глазом на часы (других признаков нетерпения Алекс не заметил) и сказал:

— Скотти, а помнишь, как ты ко мне приходил? Двадцать с лишним лет назад, помнишь? Рыбу мне принес.