Время собираться

– Кончай, – медленно произнес Верн. – Я думал, мы договорились.

– Забудь об этом.

Барбара расслабилась.

– Извини. Я словно разбита на части. Одна часть хочет одного, другая тут же другого.

– Это все жара. И скука. Я тоже все время думаю о том, что бы мне хотелось сделать. Но стоит только представить, как я встаю, спускаюсь вниз и выхожу на солнце…

– Зачем выходить? Давай займемся чем-нибудь здесь.

– Чем, например?

– О господи! Действительно, чем?

– Ради бога, Верн.

Он ухмыльнулся ей снизу вверх.

Она едва заметно улыбнулась.

– Кровать развалится. Она и так едва стоит. Вот почему я до сих пор так целомудренно жила.

– Правда?

– Какое-то время. – Она села рядом с ним. – Знаешь, Верн, так странно, что одни вещи меняются, а другие остаются как прежде.

– Как так?

– Ты же понимаешь, о чем я. Четыре года многое способны убить, но не все. Главная проблема – понять, что именно они убили, а что осталось невредимо. Это так трудно. Невозможно. По крайней мере заранее. Что там происходит, в глубинах сознания? Хотела бы я знать, что во мне еще уцелело. Хотела бы я это найти.

– Есть вещь, которую ничем не убьешь. Ну, разве что вместе с телом.

– Четыре года – долгий срок. Хотя какого черта. – Она повернулась к нему. – Посмотри, насколько другой я стала. Наверное, интересно это видеть. Я ведь сильно переменилась, правда?

– Из юной девушки ты превратилась в полностью сформировавшуюся женщину, – констатировал Верн.

– Прекрати. – Она покраснела. – Это не то, что я хочу услышать. Я же тебе говорила.

– Но это правда.

– Все равно. Это как раз одна из тех вещей, который меняются со временем. И с этим все. – Пламя на ее щеках разгоралось.

– Вот как?

Барбара стремительно встала и описала по комнате небольшой круг.

– Конечно. С этим все кончено. Теперь меня это совершенно не волнует. Не осталось никаких чувств. Я ничего по этому поводу не чувствую. Может, когда-то это имело значение. Но не теперь.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Только в самых общих чертах.

– Этого достаточно. – Она подошла к двери и оглядела пустынный коридор. – Пожалуй, я не буду закрывать дверь. Все равно никто не появится.

Верн с удивлением поднял на нее глаза.

– Что, в чем дело?

Барбара вернулась и теперь угрюмо стояла перед ним.

– Кровать в самом деле не выдержит, ты же понимаешь.

– А?

– Да. – Она потерла шею. – Все от чертовой жары и скуки. Так что не принимай на свой счет. Когда приходится искать себе занятие, недолго и свихнуться.

– Так вот, значит, как ты на это смотришь?

– Отчасти. Мне осточертело просто сидеть здесь в комнате. И будь я проклята, если выйду на солнце. Так что выбора у меня немного.

– Знаешь, я еще никогда не слышал, чтобы это вот так происходило. Никогда в жизни. Не знаю, что и подумать.

– Решай быстрее, – сказала Барбара. – То, что ты говорил насчет времени принятия решений, верно, причем прямо сейчас. Ты хочешь или нет? – И она устремила мимо него внезапно ставший задумчивым взгляд.

– Что такое?

– Может… может, мы выясним раз и навсегда.

Верн встал с кровати.

– О господи. Но где? Я не хочу, чтобы твоя кровать сложилась в самый ответственный момент, похоронив нас под собой.

– Ну, она еще не настолько плоха. – Она улыбнулась. – Но на ней и в самом деле нельзя. Посмотри, как она провисла.

Они посмотрели вместе.

– Ну, тогда на полу? – спросил Верн. – Можно подстелить простыню или еще что-нибудь. Или выйти наружу, на газон. Только там слишком много солнца. Конечно, если ванна достаточно велика…

– Ой, хватит. Нисколько не смешно.

– По-моему, ты говорила, что тебе безразлично.

– Мне – да. Но это не то же самое, что стакан воды выпить.

– Ленин говорил, что это одно и то же.

– Нет, не одно. Ладно, что делать будем?

– Не передумай, пока я найду решение. – Верн огляделся. – Можно перенести матрас на пол. Получится мягко и безопасно. Что скажешь?

– Согласна.

Барбара начала перекладывать одежду с кровати на стол. К тому времени, когда кровать опустела, на столе скопилась приличная гора. Затем Верн ухватился за один край матраса, а она – за другой. Вместе они перенесли матрас и постель на пол.

Верн выпрямился.

– Ну, как тебе? По-моему, не хуже, чем берег ручья.

– Нормально. – Она опять вытерла шею. – Чертова, проклятая жара. И когда только она спадет?

– Через пару минут ты о ней забудешь. Самое большое достоинство этого дела. Пока человек занят им, его можно подпалить, пырнуть ножом и убить, а он и не заметит, пока все не кончится.

Барбара прислонилась к стене и начала снимать туфли и носки.

– Ну? Надеюсь, ты тоже примешь участие. Настолько-то ты джентльмен.

Верн медленно снял ботинки и носки. Барбара расстегнула рубашку и положила ее на стол, к другой одежде.

– Тебе что-то мешает? – спросила она.

– Нельзя идти на эксперименты с доверием. А вдруг меня попросят выпрыгнуть в окно? Так что остальное я лучше оставлю на себе.

– Как хочешь. А я разденусь. Доставлю себе удовольствие хотя бы тем, что избавлюсь от липких тряпок. – Она завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер. Бросила его поверх рубашки, на ту же кучу тряпок поверх ночного столика.

Верн разглядывал ее.

– Мило.

– Да ладно. Давай уже поторопимся. А то я так зла, что могу и передумать.

– Правда?

– Конечно. Придумать бы только, чем еще заняться. Вот в чем вся беда. Жара превращает в животное. Сводит все к самым примитивным потребностям.

– Да, а это оригинальная форма развлечения.

Барбара закончила раздеваться, собрала вещи и сложила их на ночной столик.

– Так куда лучше. Может, нам стоит бегать нагишом всю неделю. Пока не придут китайцы.

– А что подумает Карл? – сказал Верн, пробуя матрас ногой. – Как бы он не ослеп от нашей наготы.

– Ничего, привыкнет. Ну, что? Готов? – Она поглядела на часы. – У нас есть пять часов до прохлады. Как думаешь, мы сможем растянуть это дело на столько?