Время спать
Шрифт:
Она одновременно нажимает кнопку перемотки на пульте от магнитофона и кнопку «5» на пульте от телевизора — экран оживает. Сквозь бегущие по нему черные полосы можно разглядеть взрыв, погоню на лодках, поцелуй и слова «Пощады не будет» — обычный набор для анонсов никому не известных фильмов в начале кассеты.
— Ну не настолько же она гадкая? — говорит Элис.
Дина бросает на меня взгляд и приподнимает бровь, я по мере сил отвечаю ей тем же; мы знаем больше, чем они. Элис поворачивается к Бену:
— То есть… у нее, наверное, добрые намерения?
Он слегка выпячивает нижнюю
— Похоже на то.
— Вполне возможно, что намерения и у Муссолини были добрые, — говорю я.
— А она… — на мгновение замолкает Элис, рассеянно переводя взгляд на Бена, — еврейка?
Дина хохочет в ответ:
— Ты что, ослепла? Это на какие ж еще гены можно возложить ответственность за такойнос?
— Дина… — начинаю беспокоиться я.
— Лицо у нее еврейское до безобразия, — решительно заявляет она.
Теперь я гляжу на Бена, поборника веры. Если честно, то это предельно точное описание лица Фрэн; но мне кажется, что Дина зашла слишком далеко. Я даже выдохнуть не решаюсь. Бен, опершись о плечо Элис, молча встает и идет к двери.
— Уже уходишь? — спрашиваю я, отчаянно пытаясь разрядить обстановку.
— Фрэн! — громко зовет он, стоя в проеме двери. — Фрэн!
Звук поворачивающейся ручки, потом скрип открывающейся двери. Пауза. Надо полагать, она сейчас многозначительно на него смотрит.
— Да? — слышу я голос, чем-то слегка похожий на голос матери Терезы, которую отвлекли от дела.
— Хочешь посмотреть с нами фильм? Ник все равно спит, да и вообще, — говорит Бен.
Меня подхватывает волна облегчения, и я выдыхаю. В какой-то момент мне показалось, будто он позовет Фрэн сюда и попросит Дину повторить то, что она сказала. Между тем у меня возникает ощущение, что у Фрэн на глазах выступают слезы.
— Спасиботебе, — с дрожью в голосе произносит она. — На самомделе, спасибо. Но, думаю, мне лучше остаться с ним.
— Ну, как хочешь, — говорит Бен, закрывая дверь в гостиную.
Кажется, Фрэн так и осталась стоять, слегка обиженная тем, что ее не принялись уговаривать.
— О господи, — возмущается Дина, — эти анонсы когда-нибудь кончатся?
Смотрю на экран: сцена изнасилования, Брэд Питт и Джина Дэвис в спальне, кабриолет в бескрайней американской пустыне.
— Нажми на «стоп» и перемотай нормально, — просит Элис.
Поскольку у меня есть свой способ просмотра видеокассет, мне бы такая мысль ни за что в голову не пришла. Дина проделывает какие-то трюки с пультами; на экране появляется ведущий прогноза погоды и снимок Лондона со спутника. Из-за сгустившихся туч звездному оператору нас даже не видно.
Гляжу на Бена, усевшегося на пол. Он успокоился, хотя, судя по раскрасневшимся щекам, не без труда; Элис несколько смущенно гладит его по голове. Дина не обращает на них внимания. Решив, что пленка промоталась достаточно далеко, она нажимает на кнопку воспроизведения. За секунду до того, как на экране телевизора что-то появится, у меня перед глазами встают картины: я плачу, как дитя, и поддаюсь обычному для плачущих детей желанию рассказать все, абсолютно все. Плач отключит все системы
безопасности — и именно тогда, когда я больше всего нуждаюсь в усилении мер этой безопасности.— На самом деле, — бросает Фрэн, входя в гостиную, — Ник действительно крепко спит. Я бы не отказалась с вами немного посидеть и посмотреть кино.
Она усаживается на край дивана, а мы все вчетвером переглядываемся.
— И что вы смотрите?
Из динамиков телевизора раздается легкий джаз, привлекая всеобщее внимание.
Дина перемотала кассету где-то на минуту дальше, чем нужно. На черном фоне появляются слова: «Господи, как она красива…». Следующий кадр: Барбара Херши стоит в проеме двери. Устраиваюсь поудобнее, отключая критическое восприятие — я ведь плакать собрался. Явно знакомый голос за кадром говорит, пока героиня скользит по заполненной веселыми людьми комнате:
— Господи, как она красива. У нее потрясающе красивые глаза. Она так сексуальна. Она так мила. Я так хочу остаться с ней наедине, обнять ее, поцеловать и рассказать, как сильно я ее люблю.
Голос на мгновение замолкает, и слегка беспокойное ощущение дежавю, которое у меня возникло с самого первого кадра, превращается в настоящую панику.
— Перестань, идиот, — одергивает себя голос за кадром, принадлежащий, естественно, Майклу Кейну. — Это же сестра твоей жены.
— А это не?.. — ровным голосом спрашивает слегка смущенная Элис, поворачиваясь ко мне.
Если позволите, я сам закончу предложение: а это не о мужчинах, любви и родственниках со стороны жены? А это не самый неудачный фильм, который мы в такой компании можем посмотреть? А это не «Ханна и ее гребаные сестры»?
— Вот черт, — восклицает Дина. — Этот сонный мерзавец за прилавком…
Выход только один.
— Ну, этот фильм я уже смотрел, — заявляю я.
— Я тоже видел, — откликается Бен.
— Да-да, и я, — подхватывает Элис.
— Ну, и я тоже, — ставит точку Дина.
— А я не видела, — тихо говорит Фрэн.
В ее голосе чувствуется тактичность, без которой такой тонкой натуре, как она, не обойтись. Моя ненависть к ней в этот момент слегка утихает, уступая место мстительной радости, — она встает с дивана и усаживается в кресло, зарываясь в него поглубже. На экране начинает разворачиваться весьма и весьма актуальная для зрителей история. В комнате становится жарко, как в сауне, будто перед нами не телевизор, а раскаленные угли и мы взглядом только поддаем жару. Как там в песне пелось? Позволь мне ускакать на белых лошадях, на белоснежных лошадях. Отсюда.
Картинка вдруг начинает дрожать, будто на Матхэттене произошло землетрясение. Через секунду она становится еще и черно-белой, покрывается белым глянцем, все начинает двоиться. Звук тоже искажается; возможно, магнитофон, все еще не придя в себя, решил показать «Ханну и ее сестер» в стиле порнофильма. Потом картинка начинает постепенно исчезать и в конце концов пропадает: на экране появляется ведущий новостей, рассказывающий про Боснию; магнитофон аккуратно выплевывает пришедшую в негодность кассету — надо полагать, все дело в той аллергической реакции, которую фильм у него вызвал.