Время таяния снегов

Кайон мечтал попасть на историческое отделение.

– Ты знаешь, какое это великое дело – быть историком! Всю жизнь человеческого общества будешь знать от самого начала. Обязательно займусь историей родной Чукотки от самых древнейших времен.

Саша Гольцев не принимал участия в этих разговорах, пока однажды Ринтын, озадаченный молчанием товарища, не спросил его, кем он все-таки хочет стать.

– Кем решил, тем и буду – учителем,– спокойно ответил Саша,– и буду учительствовать на Чукотке.

При этих словах Кайон развел руками.

– Выходит, Ринтын, мы с тобой уедем дальше учиться в Ленинград, а Саша будет учительствовать здесь…

Кайон где-то разузнал, что для того чтобы поехать из педучилища в высшее учебное заведение, надо попасть в какое-то пятипроцентное число отличников. Это известие еще больше подхлестнуло ребят и заставляло заниматься даже по ночам.

На высоком берегу в протаявшей ложбине Ринтын и Кайон лежали с развернутыми книгами и тетрадями. Был отлив. По лиману в открытое море неслись одинокие льдины, и взор Ринтына больше следил за ними, чем обращался к книге. Легкие облака висели высоко в небе, и, если подолгу смотреть на них, казалось, что сам плывешь между небом и землей и ветер несет тебя далеко, в неведомые края.

Ринтыну уже надоело повторять одно и то же, и он придумывал тысячу поводов, чтобы отдалить время, когда нужно было повторять давно знакомый материал. Он ложился на спину и гадал: вот когда это облачко уплывет из поля зрения, тогда он примется за книгу. Уходило облачко, на его место незаметно приплывало другое, и все начиналось сначала. Ринтын злился на себя, с решительным видом раскрывал книгу, но пока глаза рассеянно бродили по строчкам, мысли его блуждали далеко. Он завидовал Кайону, который с невозмутимым усердием листал страницу за страницей, и с лица его не сходило выражение мудрой сосредоточенности.

А какое веселое и хорошее время сейчас в Улаке! Ночи уже нет. Далеко в море гудят моторные вельботы, и на берегу собаки обгладывают моржовые кости. Горизонт далеко-далеко, даже глаза устают смотреть в бесконечную синь.

– Ринтын, ты помнишь точно дидактические принципы Ушинского?

Ринтын нехотя оторвался от грез и скучным голосом ответил на вопрос Кайона.

…В Нуукэне тает ледник, и полноводный ручей с крутого обрыва падает в море. Старый Симиквак печет хлеб. А в Улаке готовятся к празднику. Со всего побережья съедутся певцы и танцоры. Будут танцевать Кукы, Тэнмав… Ринтын вполголоса начал мурлыкать песню Йока.

– Назови-ка основные произведения Песталоцци…

Ринтын машинально ответил.

– Какомэй! – Кайон хлопнул его книгой по голове.– Мне бы такую память! Боюсь, что историка из меня не выйдет: сколько дат там надо помнить! До нашей эры, после нашей эры… Смотри, Саша идет.

С холма в ложбину спускался Саша Гольцев. На его носу красовались большестеклые светозащитные очки. Подойдя к ребятам, он закричал:

– Собирайте свои книжки! Опоздаете на комсомольское собрание.

– Какой умник еще придумал собрание,– проворчал Кайон, поднимаясь на ноги.

По дороге Саша рассказал, из-за чего созывается экстренное комсомольское собрание. В одном из маленьких стойбищ северного побережья тяжело заболела учительница. Ее пришлось срочно вывезти оттуда, и начальная школа осталась без учителя. Окружной отдел народного образования обратился к дирекции педучилища с просьбой направить туда кого-нибудь из выпускников, устроив ему в виде исключения досрочные государственные экзамены.

– Директор сказал, что будет направлен только отличник, который сможет сдать экзамен,– закончил свой рассказ Саша.

36

После бурного комсомольского собрания педагогический совет решил направить в школу Сашу Гольцева. Неделю он сдавал экзамены и получил по всем предметам, кроме чукотского языка, отличные отметки.

– Это вы виноваты,– сказал он Ринтыну и Кайону, показывая тройку в дипломе,– сколько раз просил говорить со мной только по-чукотски. Испортили диплом.

– Уж больно занятно у тебя получается,– ответил ему Ринтын,– сил нет сдерживать смех.

– Лингвист,– сердито сказал Саша, как будто это было ругательство.

Полученное назначение придало ему столько важности, что он стал покрикивать на своих товарищей. Кайон подшучивал над ним:

– Строгий будет учитель.

Накануне отъезда все трое не сомкнули глаз всю ночь. Они сидели в пустом классе, где вместе провели три года. Рассеянный свет весенней ночи лился в окна.

– Поедете в Ленинград,– наставлял своих друзей Саша,– обязательно сходите на Обводный канал, посмотрите дом, где я жил. А потом напишите мне.

– Поработаешь, приезжай,– говорил Кайон.– Мы должны встретиться в твоем родном городе.

– В Кытрыне зайди к моему дяде Кмолю. Он самый лучший человек. Он тебя хорошо встретит и поможет добраться до места. А обо мне скажи, что Ринтын продолжает путь и помнит его слова.

Вопрос о направлении Ринтына и Кайона в Ленинград, по существу, был решен. Все теперь зависело от результатов экзаменов. Правда, оба они на комсомольском собрании настаивали, чтобы именно их отправили в школу: они были готовы отложить поездку в Ленинград. Но и, кроме них, желающих было более чем достаточно.

Расставаться было очень грустно, и Ринтын не мог себе представить, как это вдруг Саши не будет с ними.

Кайон наставлял Сашу, как вести себя в чукотских стойбищах:

– Ты начитался в книгах, что чукчи, здороваясь, говорят “етти”. Но ты послушай меня внимательно. Если захочешь завоевать доверие чукчей, не говори так. Слово “етти” заключает в себе вопрос: ты пришел? Ты должен дождаться его от чукчи и уже в ответ говорить “ии”, что значит “да”. Если ты зашел в ярангу и тебя не приглашают принять участие в еде, не обижайся. Если ты голоден – садись и ешь вместе со всеми, а если нет – твое дело. Самое главное – не лезь со своими советами, подожди, когда тебя спросят. Если ты сидишь в комнате и к тебе приходит посетитель, ты, как хозяин, должен его приветствовать, а не ждать, когда он поздоровается. Будь попроще, и тогда у тебя не будет недостатка в помощниках. Понял?

– Понял,– серьезно ответил Саша.

Под окном кто-то прошел. Саша вскочил на ноги и торопливо сказал:

– Ребята, мне пора идти.

– Куда тебе торопиться? – попытался удержать его Ринтын.

Но Саша уже нахлобучил на голову кепку.

– Вместе пойдем,– сказал Кайон,– надо же человеку отдохнуть перед дорогой.

Саша с виноватым видом остановился у двери и тихо произнес:

– Вы уж извините меня, ребята, я не домой…

Когда захлопнулась за ним дверь, Ринтын и Кайон недоумевающе поглядели друг на друга.