Время ушельцев

Кольцо Братства Магов я прошу отдать Фаланду, дабы он передал его достойнейшему из достойных. Таковым перед лицом посвященных Братства я объявляю Тилиса из Двимордена — моего сына».

— Что?! — воскликнули одновременно Алиса и Эленнар.

— «…Ему же, Тилису, моему сыну, — продолжал читать Тилис, сын Мерлина, — мое благословение на жизнь. Меч мой прошу передать его ученице Алисе из Верланда. Ибо, хотя она и дитя человеческое, в теле ее живет дух фаэри. Коня — Артуру, ибо лишь такой конь подобает будущему королю людей. Иного имущества и иных наследников у меня нет».

— Подписано руной Истинного Пламени, — закончил Тилис. — Он всегда подписывался так.

Завернув тело Мерлина в плащ и приторочив его к спине белого жеребца, Тилис, Алиса и Эленнар тронулись в обратный путь — со слезами на глазах и болью в сердце.

А туда, где они только что были, с радостными криками слетались стервятники…

Материалисты уверяют, что смерть равняет всех. Но так ли это?

Партизанский лагерь. Ночь на тридцатое

Зеленый цвет — для тех, кто чтит Живой Мир. Синий — для тех, кто ищет знаний. Красный — цвет крови и огня, его любят маги воинствующие. Черный цвет приличен разве только отпавшему. И мало кто достоин белого…

Тело Мерлина, облаченное в не бывшую в употреблении белую ткань, покоилось на ложе из тяжелых бревен, и меч лежал на его груди — рукоятью к подбородку, острием к коленям.

Фаэри пели пронзительно и скорбно. Солнце, выглянув у самого горизонта из-под пелены серного дыма, полыхнуло в последний раз и скрылось. И, неяркий в лучах заката, полыхнул факел в правой руке Тилиса…

— Возьми меч, — шепнул Эленнар Алисе.

Алиса стиснула рукоять обеими руками, тщетно пытаясь не глядеть в мертвое лицо. И в неверном колеблющемся свете факелов ей показалось, что Мерлин ободряюще улыбнулся…

Пламя долго блуждало между бревен, как бы отыскивая в них слабое место, а потом вдруг с торжествующим гулом взметнулось ввысь, унося в беззвездное небо душу Мерлина и обращая в пепел его телесную оболочку.

А фаэри все пели, и не было больше скорби в их песне, но лишь надежда на то, что разлука не будет долгой.

Нет смерти. Есть лишь Всебытие. Ибо кто любит — не покидает, Кто уходит — тот возвращается, Кто умирает — тот возрождается в новой жизни. Нет смерти — есть лишь Воссоединение. Ибо частица Истинного Пламени, Коим Всеотец создал миры, Возвращается ныне к своему Источнику. Нет смерти — есть лишь Конец Судьбы, Ибо властна она лишь над тем, Что принадлежит сему миру и никакому другому. Да не будет!

Тридцатое декабря. Черный Замок

— Пора! — сказал Тилис. — И так времени в обрез.

Алиса открыла глаза. Тилис уже седлал коня — вороного коня Алекса.

— Остальных лошадей — партизанам, — сказал он. — Вы пойдете пешком рядом со мной. Кольчуги, мечи прикрыть. Все ненужное — бросить.

Тилис ехал шагом, так что идти рядом с ним по ровной дороге было несложно. Вскоре после восхода солнца их обогнал отряд иркунов — большой, не меньше сотни. Маленькие поросячьи глаза смотрели из-под нависающих бровей с ужасом — на Тилиса и с вожделением — на коня.

«Интересно, — подумала Алиса, — а они вообще верхом ездят?»

Но выражение невымытых харь было совершенно недвусмысленным: зачем ездить на лошади, когда ее можно съесть…

Тилис даже и не глядел на них. Высокий и стройный, в черных доспехах, он прямо и гордо возвышался в седле: не пристало-де мне смотреть на всякую чернь. Из-под плаща с желтой каймой чуть-чуть выглядывала рукоять меча — ровно настолько, чтобы он был виден, но ни в коем случае не весь.

Зато кривой меч Алекса открыто висел на левом боку Эленнара.

А там, вдали, уже виднелся Черный Замок — огромный, грозный, с тонкими угловыми башенками, закованными в стальную броню, узкими щелями амбразур и колоссальным черным куполом, вздымавшемся над стенами подобно башне тяжелого танка.

Добраться до него им удалось только на закате. Коновязь, по-прежнему никем не охраняемая, оставалась на том же месте — у нижних ступеней узкой вьющейся лестницы, круто взбегавшей вверх по груди замковой скалы.

Лошади не умеют лазить по лестницам. Тилис спешился и повел коня в поводу — осторожно, чтобы не напугать стоявшего там вороного жеребца. Но, вопреки ожиданиям, конь приветливо заржал, словно узнал старого друга.

— Вот как?! — недобро хохотнул Тилис. — Так вы, стало быть, из одной конюшни! Вот, значит, до чего вы докатились в своих играх… господин Игрок Пустоты.

Подняться по лестнице, ведущей к воротам, было не так-то просто. Сказывались усталость, недосыпание, крутизна подъема — а, главное, сам облик этого мрачного места. Алисе вдруг почему-то подумалось, что здесь, в Мидгарде, ей еще ни разу не попадалось ни одного столь безобразного сооружения, хотя, пожалуй, по отдельности даже очень взыскательный архитектор не смог бы найти в его частях ничего уродливого. Но, собранные вместе, они смотрелись более чем гнусно. Самый захудалый придорожный трактир по сравнению с Черным Замком казался образцом художественного вкуса.

«А у них, в Верланде, — подумала Алиса, — если и сохранится случайно хоть один не безобразный дом, так он выглядит, как живой зуб во вставной челюсти».

И тут же поправилась: «Не у них, а у нас. Или… все-таки у них?» — мелькнуло в ее мозгу.

— Отпирай! — оглушительно закричал Тилис, молотя по воротам кулаком в латной рукавице. И вполголоса прибавил:

— Было бы чего отпирать…

Ворота с явными следами взлома держались на одной петле.

— Про… — высунувшийся охранник замолк на полуслове, заметив Проклятого Короля.

— Здорово, Бич! — голос Тилиса прозвучал неожиданно весело. — Когда же дождь-то будет?

— Будет гроза, будет и дождь, — произнес охранник. — Вот уж не думал…

Последняя фраза, естественно, относилась не к паролю, а к Тилису.

— Я тоже не думал, что застану тебя на посту. Извини за опоздание, так получилось. Бумага у тебя?