Время увядающих лилий
Шрифт:
— Потом это легко изменить на Трастамара-Борджиа…
Улыбкой то, что появилось на лице Фердинанда Арагонского сложно было назвать Оскал — вот более подходящее слово. Изабелла же, пусть и не видела лица своего мужа, но явно догадывалась о том, что с ним происходит.
— Есть просто союзники, а есть те, которых нужно сначала приблизить, а потом поглотить. Осторожно, медленно, даже нежно. У Родриго Борджиа есть ещё двое детей.
— Чезаре кардинал, он…
— Уже не совсем кардинал, а глава Ордена Храма, который избавлен от обетов целомудрия! — отрезала Изабелла. — Именно он наша главная цель, потому что Лукреция — это его любимая сестра, он будет стоять на страже её покоя,
— Значит, Чезаре Борджиа. Кардинал, великий магистр Ордена тамплиеров, возможно великий герцог или даже король пока не существующего королевства, — подвёл итог Фердинанд. — И ты, любовь моя, хочешь опутать его шёлковыми нитями, привязывающими всю семью Борджиа к нам, Трастамара, чтобы в итоге получить не только Неаполь, но и большую часть итальянских земель. А не опасаешься, что он, пускай не сразу, но поймёт и тоже захочет поиграть в эту игру?
Изабелла лишь снисходительно усмехнулась.
— Он умный и талантливый мальчик, но за ним нет силы, помимо той, которую он сам создаёт из ничего. За нами, Трастамара — многие поколения коронованных особ, завершённая Реконкиста, короны Кастилии и Арагона, даже Неаполя. Это… несопоставимо, он обречён проиграть, влив силу и кровь Борджиа в нашу династию. К сожалению, сейчас подобное вливание жизненно необходимо. Мы… угасаем.
— Что?! Ты о чём говоришь, Изабелла? — крик души, по-иному это и не назвать, вырвался у Фердинанда. Искренне не понимающего суть сказанного супругой. — Мы сейчас на вершине. Мы добились… всего!
— Мы — да, добились. Но посмотри вокруг, на тех, кто должен был бы быть, но кого нет. Кто был до нас и кто должен прийти после. Посмотри на неаполитанскую ветвь Трастамара. Безумец Ферранте, при жизни создавший вокруг себя ад, чьим именем пугали детей. Альфонсо, его сын — такой же как отец, но лишённый его ума и хитрости. Другие дети и внуки Ферранте или ничем не выделяются или выделяются не тем, чем надо. Они не правители, их сметут, даже если кто-то из них попытается.
— Нам теперь нет до них дела, ты сама сказала. Только недавно, здесь, сейчас.
Фердинанд почти моментально, едва услышал поразившие его слова, поменял положение. Сейчас он опустился на колено перед креслом, где сидела печальная, искренне огорчённая собственными словами Изабелла, и держал её за руки. Надеялся, что прозвучавшее было лишь недопониманием, ошибкой… И вместе с тем арагонец понимал, что Изабелла Кастильская очень редко ошибается и тем более не говорит то, чего предварительно как следует не обдумала.
— Тогда к тем, до кого дело есть. У моего отца было много детей, но выжили лишь Энрике и я. У Энрике оба брака оказались бездетными, внебрачных отпрысков тоже не было. Его же «дочь»… Всем известно, что отец не он. Осталась только я. Теперь твоя линия, с ней тоже не очень хорошо.
— Я не понимаю тебя, Изабелла.
— Всё достаточно просто. Потомки твоего отца от Бланки Наваррской либо мертвы, либо стали наваррцами, либо выбрали дорогу служителей господа. Твоя родная сестра стала женой Ферранте, а его дети… ты и сам понимаешь. Остались лишь наш сын и наши дочери. Я бы хотела быть уверенной в их силах, но не могу. Хочу, а не могу!
Фердинанд видел, что супруга с трудом выталкивает из себя эти сплетаемые во фразы слова, что они приносят ей явную, почти телесную боль. Понять же получалось с большим трудом. Хотя он и делал огромные усилия, напрягая свой разум… бывший разумом не правителя и политика, а лишь талантливого полководца.
— У нас четверо здоровых детей:
сын, объявленный наследником всей Испании, и трое дочерей.— Здоровых ли? Наша старшая дочь, надломлена гибелью мужа, которого Изабелла действительно любила. Теперь она истязает себя, на неё страшно смотреть. Хуана… Она может неделями почти не говорить, только смотрит в окно и ходит по коридорам дворца словно призрак. Я молюсь о том, чтобы она стала такой, как в раннем детстве, но нельзя надеяться только на милость божию. Нам, королям, делать этого нельзя. Мария не тот человек, она не интересуется государственными делами, она будет лишь супругой… чьей-то.
— Наследник — Хуан. Он мужчина, а значит ему перейдут наши короны.
— Единственный наследник! И я боюсь, что он может оказаться таким, как Энрике, то есть неспособным заронить жизнь в женщину. Этот страх… он преследует меня, ведь я уже сказала про наших дочерей. Конечно, есть ещё Екатерина, наша младшая, но она ещё слишком мала, ребёнок. Кто знает, какой вырастет моя девочка. Теперь ты понимаешь, почему я столь обеспокоена и стремлюсь влить новую кровь в жилы Трастамара?
Вот сейчас и Фердинанд ощутил невидимые пальцы на своей шее. Ледяные, пока ещё только мимолётом прикоснувшиеся, но и этого хватило, чтобы почувствовать себя очень уж неуютно. Арагонец понимал, что его мудрая супруга не станет паниковать просто так, не чуя действительно серьёзной угрозы для династии.
А дочери… Переориентироваться с уже имеющихся предварительных договорённостей на новые — не полностью, но частично — действительно имело смысл. Для Хуаны планировался брак с Филиппом Бургундским. Марию собирались выдать замуж за короля Шотландии Якова IV. Что же касаемо Екатерины — ей уже с трёх лет было уготовано стать супругой Артура Уэльского, принца и наследника английского престола. Теперь это могло измениться. Как именно? Тут он не мог сказать ничего определённого, теряясь в мыслях. По существу все три этих брака должны были стать противовесом влиянию Франции. Но раз уж в силу изменившихся обстоятельств главной угрозой для Франции становились Борджиа, то… От союза с ними были более ощутимые выгоды.
— Кто из наших девочек?
— Мария и Екатерина слишком малы, можно заключить лишь помолвку. Я не уверена, что разумно будет ждать несколько лет. Изабелла почти отрешилась от мира, а Чезаре Борджиа, он… — королева замялась, подбирая слова, но всё же продолжила. — Излишняя склонность к молитвам может стать препятствием. В этом Борджиа от князя церкви всегда был только перстень и очень редко что-то иное.
— Остаётся Хуана, ей скоро четырнадцать лет.
— Не сейчас, — покачала головой Изабелла. — Только после того, как Борджиа подтвердят свою силу, выбросив французов за пределы италийских земель.
— Без нашей помощи?
— Почему без? С нашей. Флот, те самые десять тысяч солдат с конницей и артиллерией. Может даже больше. Но от того, что будут делать и с каким успехом Борджиа, зависит многое. Достойны ли они или я всё же ошиблась.
— А если не ошиблась…
— Тогда оплетём их, обездвижим и сделаем чужую силу частью собственной. Это поможет нашим детям и внукам не только сохранить мощь Трастамара, но и преумножить её.
Королева, взошедшая на престол вопреки всему и удержавшая всю полноту власти даже после замужества, она знала цену своим словам. Что же до мужа… в его податливости перед напором её воли она не раз успела убедиться, потому и не опасалась чего-то неожиданного. А вот Борджиа… Впрочем, Изабелла Кастильская без особого труда отбросила в сторону лёгкую тень опаски. Уверенность в собственных силах у сокрушительницы мавров и могущественной королевы это позволяла.