Время жестоких чудес
Шрифт:
Алек покраснел так, что об его уши можно было бы зажигать сигары.
– Извини… – пролепетал он. – Я не хотел тебя обидеть…
– Нет. Это ты извини. Это я тебя обидела. – Криста вздохнула, отвернулась. Алек смотрел на нее и понимал – девушка права, с Кристой это вообще частенько случается. Он чувствовал только животное желание, человеческое смущение, тоску по несбывшемуся, некоторую обиду и на себя, и на нее. Когда любовь, чувствуют не то.
– Прости меня. – Он решился и положил ей руку на плечо. – Друзья?
– Друзья. – Она вздохнула и наклонила голову, потерлась щекой
Ее меч взметнулся, Алек уклонился, ушел в сторону, и деревяшка бешено закрутилась, с гулом рассекая воздух, окружая девушку светлым мельканием, мгновенными выпадами поражая воображаемых противников. Напоследок Криста махнула широко, снова едва не зацепив Алека, и гигантским прыжком с места вскочила на бревно.
– Игра?
– Игра. – Алек поднялся на бревно, и Криста пошла в атаку.
– Люди говорят, ты мыследей. – Ее меч метнулся в змеином уколе в грудь, Алек легко отбил и контратаковал.
– Наверное… – Нанес удар по среднему горизонту, Криста изящно ушла, словно была на твердой земле, не на скользком бревне, и тут же сменила стиль.
– Наверное, мыследей, или, наверное, говорят? – Она нанесла широкий двойной удар вверх-вниз, с падением меча вдоль тела, для защиты и сохранения равновесия.
– И то, и то. – Он ответил таким же двойным ударом слева-справа, с разрывом и сокращением дистанции. – Кто говорит-то?
– Многие… Твои войи, Гном и Шанка…
В сознание стукнулась ее мысль:
не лыбься их мнение между прочим высоко оценивается
– …Верея, Эдмунд, Старик… – С каждым именем они обменивались короткими ударами по верхнему и среднему горизонту. – …Лина – иногда она о тебе только и говорит…
Алек нарушил полет меча, и девушка сшибла его в грязь.
После тренировки и купания он долго бродил по городку, едва видя, куда идет. В ушах до сих пор звучали слова Кристы.
Она… говорит… о тебе…
Споткнулся, глядя на дорогу, по которой она прошла минуту назад. Повернулся и пошел мысленным следом.
Привет, сказал он в спину девушки с коромыслом.
Привет но я занята. – Лина повернулась, дождалась, когда он подойдет. Алек подошел, ступая неуверенно, словно недавно научился ходить. Почему мы с ней разговариваем мысленно словно родные или близкие друзья или…
– Я помогу…
Он перевесил коромысло себе на плечи.
– Я был с Кристой, – сказал он как можно более беззаботным тоном. Лина посмотрела удивленно, потом в глазах вдруг мелькнула обида, и Алек успел измерить всю глубину этой обиды, прежде чем девушка от него закрылась. – В смысле, дрался с ней… То есть на игровой…
– Ну и что?
– Она говорит… Ну, говорит…
– Она много говорит. – Лина повела усталыми плечами, и у Алека заныли собственные. Почему так?
– Она говорит, что ты говоришь обо мне…
– И вдобавок много лишнего и вздорного.
– Не
обижайся, пожалуйста, – тихо попросил Алек. Он не знал, как это получилось. Непроизвольно. У него много чего получается непроизвольно.Хорошо это или плохо?
Теперь в ее глазах были удивление и опаска. До Алека вдруг дошло, что они слишком долго смотрят друг другу в глаза. Лина тоже это поняла, отвела взгляд, сказала деланно равнодушно:
– Я и не обижаюсь.
Алек с трудом вспомнил, о чем речь. О Кристе? Она-то здесь при чем? Кто такая вообще эта Криста?
Он пнул попавшийся на дороге камешек. На землю выплеснулась вода.
– Поосторожней! – сердито сказала она.
– Ладно…
Они подошли к дому, где жила бабка Лины. Сухая суетливая старушка забрала у него коромысло, окинула острым взглядом и неодобрительно поджала тонкие синеватые губы.
Как странно. Чаще всего люди ошибаются в отношении себя. И встают на верный путь, совершив ошибку.
Снова заговорил призрак патэ Киоша: Одна из характерных ошибок – давать имена чему-то. Ты даешь имя происходящему в своем воображении и ожидаешь, что действительность будет развиваться в соответствии с этим именем, и упускаешь реальность.
Я дал имя тому, что между мной и Кристой, и имя это было – любовь, но я ошибся. Я дал имя своему чувству к Лине, и имя это было – просто друзья, и ошибся опять.
Две моих ошибки определили всю мою жизнь.
– Хочешь, сходим искупаемся?
– Нет.
Так было изо дня в день.
– Ты пойдешь на посиделки?
– Устала…
Так было много дней.
– Потренируемся вместе?
– Может быть. Позже.
Но Алек был настойчив в своем желании жить. Он надоедал старшим войям, чтобы показали новый полет меча, он не давал покоя мыследеям, требуя все новых упражнений. Он был на каждой тренировке и не пропускал ни одной посиделки.
И всегда был рядом с Линой.
И однажды она пошла с ним.
Сначала на игровую поляну. Лина славно помяла ему бока в рукопашной, потом убедилась, что рядом нет ее многочисленных родичей и взяла шинай. К удивлению Алека, деревяху она держала вовсе не так уж неумело. Похоже, Лина, в обход запрета, все же просила кого-то показать ей пару приемов – или очень внимательно следила за ратящимися на игровой поляне и потом повторяла в одиночку. Но, конечно, соперником Алеку она не была.
Надо как-то уговорить ее мать и дядю, в такое время этот запрет попросту глуп…
– Не моги поддаваться! – сердилась Лина, наскакивая. Алек увертывался, смеялся:
– Ты машешь мечом, как ведьма помелом! И не прикусывай губу, ударят в подбородок, целоваться больно будет!
Лина завизжала возмущенно и сломя голову бросилась на Алека. Он шагнул вбок и повел девушку вкруг себя, как в танце, оба меча полетели в сторону. Алек смягчил ее падение своим телом и стукнулся затылком об утоптанную до крепости камня землю. Притворился, что потерял сознание.
– Эй, Алек! Алек!