Время
Шрифт:
Сэй заговорила и про это.
Она хотела ребёнка.
Что это значит — хотеть ребёнка?
Она проснулась однажды утром и поняла пустоту внутри себя. Поняла, что может пренебречь своей жизнью, но не жизнью, которая будет после неё. Она не могла это объяснить.
Потребность возникла раньше, чем объяснение.
Это случилось не вопреки её воле, но и не по её воле. Это не зависело от неё. Она хотела ребёнка.
— Ты тоже захочешь, — обратилась она ко мне. — Придёт время.
Я промолчала. Время-то может и придёт, но это не означает, что Пит всё ещё будет рядом.
Думаю,
Ведь на твоих глазах подрастают дети,
Эти умирают, чтобы те рождали этих.
Самый лучший круговорот,
Это время не назад, это время вперед.
========== Седьмой ==========
Подумать можно, день такой
Дрожит, боясь начаться…
Каждый раз при телефонном разговоре с матерью отвечая о своей жизни «рутина рутин», рядом оказывается Пит со своим предложением разнообразить нашу жизнь.
Но я непреклонна.
Умышленно он это делает, или так получается, но в пекарне всегда дети, которым в иной раз позволено даже больше, чем мне. Я вижу, как Пит смотрит на них, как с ними играет, как он смеётся. Только я считаю, что мы оба не готовы.
У Пита всё ещё бывают моменты, когда он хватается за спинку стула и держится до тех пор, пока вспышки пережитого ужаса не проходят. Кажется, он не задумывается о возможных генетических последствиях.
Очень часто я ловлю себя на мысли, что люди наивны. Стоит ситуации хоть немного стабилизироваться, они с легкостью оставляют своё тёмное прошлое и быстро справляются со своими страхами и потерями.
Я так не могу. Не хочу. Забывать мёртвых — это предательство.
Иногда мы с Питом ругаемся. Он говорит, что нельзя жить с грузом прошлых потерь, что нужно идти дальше. Только зачем куда-то идти, если там нет тех, ради которых начинала свой путь?
Милая Прим. Именно она разожгла пламя. А я была всего лишь орудием. Если бы не Прим, которая не почувствовала надежду, разве я бы двинулась с места? Если бы знала, чем всё закончится, неужели бы я затеяла эту игру? Я бы пыталась выжить на арене? Ответ очевиден.
Не понимаю, как Питу удаётся так легко смириться со смертью своих родных. Его способность довольствоваться тем, что есть — проявление чего-то нездорового. А с другой стороны, если бы он не был тем, кто он есть — легко прощающий, забывающий, весёлый и отзывчивый, — был бы он со мной?..
Каждая улыбка Пита — словно объятие. Должно быть, вот в такие моменты ему кажется, будто он делает что-то стоящее.
Не могу сказать, что завидую его способности предавать всё забвению, но очень часто мне хочется стереть себе память. Наверное, не так уж ужасно жить выбирая, что правда, а что — нет, чем знать, что всё, случившееся с тобой — действительно было.
— Хорошенький, правда? — спрашивает Пит, присаживаясь рядом, когда мы остаёмся наедине. Ему в радость услышать от меня что-нибудь в адрес новорожденных детей, на именины которых он готовит угощение, будто от моих слов это становится нашей реальностью.
— Это была девочка, — отвечаю я.
— Да, — говорит он. Почти жалобно. Он бы сам хотел такую же. Вечеринка, на которую его не пригласили. —
Может, и у нас скоро будет, — застенчиво говорит он, подразумевая только меня. Я должна вознаградить, оправдать питание и заботу, как муравьиная матка. Он полагается на меня. Надеется, и я — носитель его надежды.Его надежда — проще простого. Он хочет детские праздники с гостями, пиром горой и подарками, он хочет баловать ребятенка на кухне, гладить ему одежду, совать плюшки, пока никто не видит. А я должна обеспечить его этой радостью. Я бы предпочла неодобрение — его я больше заслужила.
Иногда мне кажется, что Пит придумал меня.
========== Восьмой ==========
Расскажи мне про свои сны,
расскажи что видишь ты
Закрывая глаза.
Разбивая на осколки, —
правда что в этом толку? —
чужие голоса.
Пит проснулся в холодном поту. Сегодня ему снилась не я, именно поэтому он торопливо покидает моё общество и направляется в ванную.
Я остаюсь лежать, не меньше Пита истекая потом. Снятся ли нам одни и те же сны? Если нет, то чем они отличаются?..
Сердце по-прежнему бьётся учащенно. Вижу, как в ванной загорается свет, а потом постепенно меркнет и исчезает — Пит закрыл дверь.
Чувствую себя одинокой, не принадлежащей этому миру. Странное чувство — что-то среднее между трепетом и дрожью расходится по телу. Не сводя взгляда с потолка, раздумываю о своих ощущениях.
Мы растворились где-то в прошлом,
Потерялись в настоящем, в будущем нас тоже нет.
Яркой радугой на краски
Разлетелись каски, это наш с тобой секрет.
Вернувшись в спальню, Пит озирается в поисках запасной футболки.
В полумраке слежу за игрой мускулов на его спине, когда он тянется за футболкой. Завораживающее зрелище.
Забавно, как измученный рассудок, терзаемый собственными упреками, так легко перескакивает с темы на тему. Одно мгновение и я чувствую, как учащается пульс. У меня перехватывает дыхание от захватывающего беспредельного очарования возникающих в голове двух образов, сливающихся воедино.
— Я в пекарню, — говорит Пит и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.
Сейчас он пойдёт по коридору, выйдет за дверь… Его силуэт постепенно начнёт удаляться, а потом исчезнет. Я буду отчётливо слышать эхо его шагов от лестницы к входной двери нашего дома.
Лежа в кровати, я услышу, как он приглушенно прокашляется под окнами, выходя за калитку. Как обычно, я не поинтересуюсь, почему сегодня ему так рано уходить, не нужна ли ему помощь, нет ли дополнительных заказов.
Я чуть подаюсь ему навстречу, слегка отбрасывая одеяло. Эмоции смешаны. Я часто не понимаю, что чувствую — радость или грусть. Но…
— Я согласна, Пит, — говорю я, не желая мириться с тем, как скоро Пит покинет спальню. Очертания его тела теперь скрыты футболкой поло и брюками, недавно отправленными из Капитолия. — Я согласна, что нам действительно нужно пожениться.
Снова пришло это чувство. Жар, трепет. Мой рассудок не хочет видеть причину, стараясь сосредоточиться на другом. Однако смутное чувство, что сидит занозой в дальнем уголке сознания, заставляет меня сдаться.
Осень-сестра, знает она
Почему из миллионов только ты, только я.