Всадник Мёртвой Луны

Тут воздух в комнате вдруг как бы вздрогнул, и как-то аж загустел на мгновение. Словно бы где-то, на самом краю слышимости, ударил огромный, басовитый колокол, и тугая волна воздуха пробежала по комнате, давя со всех сторон на сознание. Склонившийся над конторкой пришелец резко выпрямился, повернулся к Владиславу, и на лицо его, при этом, легла серая тень полной безнадёжности.

– Зовут.. Нет, не успел..
– Тихо пробормотал он совершенно потерянным голосом.
– Прощай брат! Жаль. Там, где мы встретимся вновь - мы уж друг друга и не узнаем-то! Там..
– И он безнадёжно махнул правой рукой.

Посреди комнаты - за спиной у Владислава, вдруг образовалось круглое отверстие - как бы засасывающая, чёрная как смоль воронка в поверхности пола, который, при этом, потёк, как вода. Пришелец шагнул вперёд, обходя Владислава, и лицо его стало уже совсем отрешённым - было понятно, что он сейчас не видит ни комнаты, ни Владислава. Он шагнул в воронку, и с громким воплем ужаса и боли обрушился в неё, как в открытую яму, и она, с каким-то хлюпающим звуком, моментально всосала его вовнутрь. После чего тут же схлопнулась, и на этом месте уже не было ничего, кроме незыблемой твёрдости дощатого пола.

Владислав всплеснул руками, отступил, и рухнул в кресло возле пустой кровати. Его всего аж сотрясало от ужаса и полного исступления. Он всё сидел и сидел, и в голове у него словно бы билась ледяная вьюга в объятиях морозного ветра безлунной ночи.

– Вот как оно-то бывает! - Крутилось у него в голове.
– Вот как мы все, значит, кончаем-то! Освобождение! Что-то ведь знал тот, что-то он ведь предчувствовал заранее! Надеялся, что успеет вернуться. Что успеет воспользоваться. Что сумеет уйти. Но - надежда его обманула. И где он теперь-то? И что он теперь?

Владислав вспомнил воинов там, в подвале. Сколько же веков они там мытарятся-то? А те - во дворе? Которые - он чувствовал, и сейчас кишмя кишат там - во дворе Детинца, под плотным покровом ночной тьмы. Неужели ж и он также, однажды, вольётся в эту толпу - как один из них - этих безымянных теней на вечной службе у Чернограда? Которые, как сообщили ему только что уж не помнят и других, ни себя самих совершенно. Он никогда ещё не задумывался как-то серьёзно о том, что будет у него ПОСЛЕ. Он ведь был ещё слишком молод, чтобы задумываться об этом.

Да - он знал, конечно же, ему не раз говорили об этом на занятиях в Доме, да и в заупокойном ритуале он это также слышал не раз - о том, что ушедшие уходят куда-то туда, к своим Вечным Селеньям. Но как, и куда? Что же об этом и задумываться-то, пока ветер жизни несёт тебя неостановимо по просторам этого мира? Пока ты весь полон кипящей жизненной силы, и твоё существование здесь представляется тебе совершенно бесконечным? Но сейчас вот он внезапно задумался о том, что - судя по слышанному им здесь, на службе, те, кто вступил на этот путь - те уж не смогут свернуть с него даже расставшись с миром ходящих под солнцем этого мира. Он вдруг вспомнил слышанное им там, в подземелье - "все мы здесь не мёртвые, но и не живые".

Как этот сказал-то - "мы тут будем всегда", с ужасом вспоминал он. Всегда - это значит навечно? - Внезапно промелькнуло у него в сознании. Навечно! И тут он вспомнил тот урок познания, на котом Мастер как-то пытался объяснить им, сосункам-школярам, что же это значит - навечно. Как он это там им излагал, помниться?

"Представьте, - говорил Мастер, - воон такую вот гору, - и тут он указал им в распахнутое окно на вершину самой высочайшей из гор, простёршихся вокруг города, - которая выкована целиком из закалённой, как лучший меч, стали. И вот, - Продолжал он, задумчиво глядя им в напряжённые, старательно пытающиеся вникнуть в его пример глазёнки, - представьте себе, что к горе этой, раз в тысячелетие, прилетает такой вот себе махонький воробушек - почесаться об неё своим махоньким клювиком.
– Тут он сделал паузу, и волнообразно пошевелил рукой, представляя для них этого воробушка.
– Так вот, дорогие мои - когда от такого почёсывания вся эта гора, наконец-то, сотрётся в чёрную, ржавую мелкую пыль, то за это время в вечности, маленькие мои друзья - в вечности ещё не пройдёт и единого, даже самого малого мгновения!" - И тут он значительно поднял палец, и посмотрел на них с сурой, словно бы припечатывающей их к смыслу сказанного серьёзностью.

Этот пример и тогда, помниться, поразил Владислава своей подавляющей наглядностью. Но сейчас он внезапно соотнёс это со словом - "навсегда", произнесённым здесь, совсем недавно, тем нежданным посетителем, и сердце его, дрогнув, вдруг упало куда-то в самую бездну неизмеримого ужаса.

Нет, конечно же, угрюмо подумалось ему, как воину Башни - ему полагалось бы лишь радоваться мысли о том, что он теперь навсегда пребудет под её тёмной сенью. Сольётся в едином строю с воинством древности, и займёт навсегда чётко определённое место в их тесно сплочённом сообществе. В конце-то концов - это лишь предавало однозначность определённости его нынешнему существованию. Задавало ему в будущем чёткую, и вполне ясную цель всем его деяниям, и всей его судьбе. Вполне естественно вытекающую из избранного им направления в этой жизни. Но?.. Но вот только - готов ли он к ТАКОЙ определённости? Такой - совершенно непреодолимой, и такой безнадёжно безысходной? По крайней мере - готов ли он к этому вот именно сейчас?

Сидя в глубоком, удобном кресле, скинув сапоги, и подобрав себе под подбородок колени, он лихорадочно всё пытался как-то осмыслить, как-то переварить этот наплыв прозрений у себя в голове. Но - чувствовал, что совершенно не сможет сейчас ничего ни объять рассудком, ни продумать основательно и последовательно. Он лишь пялился бессмысленно в череду проносящихся перед его мысленным взором образов и представлений, воспринимая, но совершенно не осмысляя из них до конца ничего.

Тут он вдруг заметил, что сквозь щели в ставнях просачивается сероватое свечение предрассветного неба. Собрав всю свою волю в кулак, чтобы скинуть с себя это завораживающее оцепенение мысли, он поднялся таки с кресла, подошёл к окну, и - распахнул ставни. Там, за окном, уже действительно достаточно рассвело, и в сероватости, льющейся со стеснённого со всех сторон горными вершинами небосклона по двору ветерком носило последние клочья предутреннего тумана, неизменно поднимающегося сюда, в предрассветный час, от реки внизу.

За его спиной тяжело зашевелился Тайновед. С кряхтением раздирая лицо руками, он медленно сел на кровати, и мутными глазами обвёл беспорядок в комнате, ошалело уставившись на разбросанные по полу свитки и папирусы. Затем он вскинулся, и, ёжась, быстро подошёл к конторкам, что-то там разглядывая. Поднял с доски длинный стержень, который там, видимо, так и оставил вчера пришелец, внимательно в него вгляделся, потом быстро бросил взгляд на распахнутую дверь, и произнёс задумчиво:

– Да.. Ключ. Понимаю. Что - были гости сегодня ночью?

– Да, был. Гость.
– Коротко отозвался Владислав непослушными, совершенно задеревеневшими губами, чуть ли не шепотом.

– Что, кто-то из прежних жильцов?
– Смутно поинтересовался Тайновед.

– Да. Комотделения. Одни из них. Но он..

– Да уж понятно..
– Угрюмо оборвал его Тайновед.
– Что, беседовали?

– Не то чтобы уж.
– Замялся Владислав, не зная как покороче описать произошедшее ночью.

– Ага.
– Сразу же схватил суть дела Тайновед.
– Искал он тут что-нибудь?

– Да. Он.. В общем..
– С неохотой попробовал как-то объяснится с ним Владислав.

– Ладно. Не до того. Потом расскажешь, если будет возможность. А сейчас - быстро ополоснуть лицо - и на стену!
– Оборвал его командир.
– Ты что же, всю ночь не спал-то, что ли?

– Да, - ответил Владислав, - и вдруг с удивлением почувствовал, что сна у него ни в одном глазу - словно бы он и не бодрствовал всё это время.

– Как, сможешь сражаться-то, если таки придется сегодня?
– Поинтересовался собеседник.