Всадник на чужой земле

— Кроме того, требуется компенсация пострадавшим от неспровоцированных агрессивных действий со стороны бывшего владыки здешних земель.

Последнее — чистое вранье. Не собираюсь никому ничего давать, разве что мелочь для широкого жеста. Совсем уж альтруистом не являюсь.

— Потому с каждого свободного жителя, не с очага, три карша. Это касается и временных гостей, — в смысле всевозможных беженцев и торговцев, — проживающих в междуречье.

Даже спиной я почувствовал довольную ухмылку Шенапти. Изначально мы об этом не договаривались, однако наверняка оценил. В Йамтаре свыше восьми тысяч населения. Выходит, ему для начала шесть тысчонок серебром обломится. А деньги не такие уж неподъемные. Солидные, но не ужасные. Где-то половина годового дохода ремесленника. Я уж молчу про купцов и прочих откупщиков. Двое таких неплохо имеют с владений. Потянут. Основная масса горожан зарабатывала на торговле и связанных с нею делах. Например, как уже успел убедиться по записям, количество кроватей в гостиницах одна тысяча семьсот одиннадцать, а далеко не на всех спят поодиночке.

— Если кто-то не может заплатить, придется вам вернуть недостающее. И не под проценты. На то и городская община, чтобы заботиться о своих членах. Или продам в рабство должников для возмещения недостающего. Все. Я даю время всем до рассвета. Выбирайте. После решать стану сам.

Здешняя тюрьма по-азиатски проста. Никаких могучих стен и глубоких подвалов. Попавшие в плен солидные люди с хорошим достатком обычно живут в общих помещениях, хотя и в отдельном крыле. Какой смысл издеваться над готовым платить выкуп? Всегда есть шанс самому оказаться в аналогичном положении. Ну и за постой тоже добавляется определенная сумма. Чем больше затягивается привоз обещанного выкупа, тем дороже неудачному вояке обойдется содержание.

Потому все гораздо проще. С мелкими провинностями на задний двор усадьбы не попадают. Их или на месте наказывают, или на городской или сельской площади оставляют всем в назидание. Колодки тяжелые на шею плюс цепь в стене. Торчать стоя или на коленях сутками голым под солнцем или ливнем тоже не очень приятно, да дети еще нередко развлекаются, швыряя в наказанного отбросами и грязью с камнями. Притом это наиболее мягкий вариант. Уши, руки режут частенько прямо на месте после недолгого суда, если поймали за руку. А то и прямо сразу затопчут воришку насмерть продавцы, не дожидаясь базарного стражника.

Здесь сидят за иные прегрешения. В земле вырыта глубокая яма, сверху тяжелая решетка из мощных брусьев. Еду кидают вниз или спускают, если настроение хорошее, вместе с водой, на веревке. На прогулки не выводят и мыться не дают. Разве дождь пойдет, но тогда грязная вода внутри и останется. А горшка сидящим и вовсе не положено. Испражняются прямо там же. Соответственно и запашок соответствующий. Бывает и хуже, когда яма маленькая и голова торчит сквозь прутья решетки. Там даже распрямиться невозможно, постоянно в полусогнутом, а иные «шутники» не одни помои на башку выливают. И так, случается, годами. На Дне это не страшилка, а обычная реальность. Кого забывают, кто дожидается суда, пока не помрет.

— Воины среди арестованных имеются? — требую у одного из здешних смотрителей-охранников.

Как ни удивительно, но тутошнюю команду не тронули. Скорее, сразу не заметили из-за расположения в дальнем конце двора. Тем более что те и не сунулись героически сражаться за хозяев. Вот теперь он и суетился вокруг меня, всячески пытаясь угодить. Работенка непыльная, а новому господину опытные надсмотрщики могут понадобиться.

— Как же не быть, — обрадованно заверил толстячок, исполняющий обязанности старшего. — Имеются.

Он бегло перечислил несколько имен и внезапно споткнулся.

— В чем дело? — переспросил я.

— Гархва Ирма, — пробормотал тот.

О, особа женского пола из хорошо известного клана!

— В чем вина?

— Грабительница и убийца.

Занятно, не часто такое случается.

— Давай ее сюда. Или есть еще женщины?

— Вместе с ней сидит одна.

— Доставай!

Из толстой связки ключей он извлек нужный, заскрежетал огромный амбарный замок. Легкая бамбуковая лесенка опустилась вниз, и он проорал, требуя подняться. Через пару минут на землю из преисподней выползли две особы, некогда бывшие женского пола. Об этом можно догадаться по наличию остатков грудей, вываливающихся из прорех в полусгнивших лохмотьях. Ребра торчат, видать, кормили очень «жирно». Еще и амбрэ мощное, аж отшатнулся невольно. Одно существо маленькое, другое большое. Та, что крупнее, поддерживала вторую.

— Эта в чем виновата? — показал я на более слабую.

— Хенши, купчиха. Мужа зарезала.

— И еще раз с удовольствием бы, — слабым голосом сообщила заключенная. — Меня бил, пусть боги судят, но он собственного сына головой о стену до смерти. Пройти мешал.

Он был в своем праве, как бы это ни звучало. Глава семьи может сделать с домочадцами что угодно, и спроса с него нет. Подобные случаи не одобряются, и вряд ли соседи пригласят его в гости на обед, однако людям соответствующего пошиба это не так важно. Наверняка срывая злость на семье за собственные неудачи. На кого постороннего — кишка тонка. А теперь ее положено живьем закопать в землю, если правильно помню.

— А ты в чем виновна? — спросил вторую.

— В том, что родилась не мужчиной, — ответила неожиданно приятным голосом с легкой хрипотцой. — С земли нас с матерью и двумя сестрами согнали после смерти отца. А он в бою за сюзерена погиб. Нас вместо благодарности из дома поперли. Ближние родственники сами не из богатых, чтобы кормить кучу ртов. А мне куда? Женихи не слетаются на неземную красоту… — А вот это уже прозвучало не с сарказмом, а с горечью. — В женский дом идти?

Да, красавицы, спасаемые прекрасным героем, все больше в легендах попадаются. Она меньше всего на таковую походит. Эдакая мощная бабища, с руками борца и плечами грузчика. Да и на личико не больно приятна, даже не считая недавнего воспаленного шрама через левую щеку.

— И?

— Я позвала «жильцов» отца, и они пошли за мной, — сказала с гордостью.

Что кое о чем говорит. Признать девку главной — ей надо иметь авторитет среди опытных вояк, которые наверняка старше. Она хоть и здоровая, как лошадь, а молодая. Иначе бы и страшная рожа не помеха замужеству была при отце. Выдал бы замуж хотя бы за одного из ветеранов. Видать, не успел.

— Два года гуляли да знаменосцу, порождению верблюда, под шкуру железо сажали.

— Большую облаву на нее устроили, — с оттенком восхищения прокомментировал охранник. — Уж очень многих чиновников побила и мытарей ограбила.

— Только шавок Бжатапу. Честных людей сроду не обижала, видят боги!

— Нет больше знаменосца, и семьи его нет. Теперь я здесь хозяин. Женщины воины-онна в прежние времена бывали.

Конечно, не разбойницы, мы же не в сказке. Просто супруг частенько отсутствовал, и при необходимости заботу о защите дома и детей брала на себя жена. Среди «индюков» такие частенько попадаются, а иногда и среди аристократов имелись. Они неплохо умеют владеть оружием и с детства слушали про стойкость, мужество и честь. Ничего удивительного, что и о таких баллады слагают.

— Почему не вновь. Служить мне будешь?

— А мои люди? — быстро спросила.

Мне понравилось. Значит, не просто хватается за подвернувшийся шанс и о других думает. Я обернулся к старшему тюремщику.

— Трое есть. Там, — показал на соседнюю яму.

— Доставай.

Эти были на вид ничуть не лучше. Один совсем плохой, буквально висел на руках товарищей, и его извлекли с трудом. Сам подняться по лесенке не имел сил. И потом, их оказалось четверо. Причем у последнего рожа до безобразия знакомая, даже несмотря на грязь. Не мой знакомый, и все же где-то встречались. Не вспоминается. Вертится, а поймать не могу.