Всадник

– Доктор? – окликнул он всадника. – Это Галиат. Хранитель церемоний.

Капюшон немного повернулся в его сторону.

– Приветствую тебя, Галиат, умнейший из островитян, – ответил Делламорте глухо. – Ты поджидаешь волну?

– Нет, – отрицательно покачал головой мудрец. – Обитатели Рэтлскара не пересекают канал – там змеиная болезнь и непонятно что. – Он хмыкнул. – А ты ждешь волну?

Всадник будто нехотя спешился и отпустил жеребца щипать траву на обочине.

– «Непонятно что» – по ту сторону акведука, – отозвался он. – А за проливом, как это ни неприятно, – континент. От континента приходит волна, приносит вести и редкие специи для двора военачальника… свежий воздух, наконец. Я жду ее, да. Жду волну.

Галиат взглянул на Делламорте, впервые осознав, что тот явился из-за акведука.

– Э-э… да, это правда… – замешкавшись, согласился он. – Ведь ты пришел с той стороны, первый на моей памяти. Что там? Ты и правда Всадник, один из Ордена?

– Это далеко не самая интересная загадка из тех, что нам надо решить, – отвечал магистр странным отсутствующим тоном. – Для тебя на той стороне акведука нет ничего, а для меня – ничего интересного. Поэтому отвечу: никакого Ордена нет и никогда не было: это всего лишь слух, очень давно пущенный мною. А то, что я Всадник, видно из того, что я езжу верхом. – Помолчав, он продолжил упрямо, как будто пытаясь заполнить лакуны в картине мира:

– Змеиная болезнь связана с наездниками. Расскажи мне о них, что знаешь. – Он откинул капюшон и посмотрел на Галиата сквозь прорези маски.

– Ордена нет? – переспросил Галиат, как будто запаздывавший в диалоге на реплику. – Как нет? Может, его никогда и не было?

– Наездники, Галиат, – напомнил Делламорте.

Галиат вздохнул и признался:

– Я не просто их видел. Я был одним из них.

Заявление мудреца заинтересовало доктора.

– Расскажи, как ты «был им», – попросил он. – Полагая, что в наездниках нет ничего человеческого, я лишил парочку… десятков из них жизни… – или что там движет ими – без особого сожаления.

– Я и сам не все понимаю, – признался Галиат. – Я всегда безвыездно жил в Рэтлскаре и был хранителем его традиций, но при этом значительную часть своей жизни провел в роли их советника. – Летописец рассмеялся. – В какой-то момент я вовсе перестал различать настоящее и вымышленное. Поселение не ждет ничего хорошего, и поэтому я рад видеть члена Ордена, да еще уцелевшего после столкновения с наездниками! Но всадник уезжает? Значит, с ним уходит моя последняя надежда понять!

– Роль советника? – задумчиво переспросил гексенмейстер. Что-то в его головоломке не складывалось воедино. – Не переживай, мудрец: всадник никуда не денется, пока не найдет лекарства от «почему»… Наездники, похоже, – некий коллективный разум, или коллективный неразум, что-то вроде вирусной инфекции. И вряд ли этой совокупности нужны твои услуги для нарушения пакта, заключенного после битвы с последним Жуком и первым военачальником. – Он небрежно кивнул через пролив на туманный берег континента. – Они бы с легкостью сожрали поселение и всех его жителей; косточек бы не оставили. В отличие, скажем, от вомбатов, ведущих ночной образ жизни, наездники деятельны и днем – мы выводим это из казуса на коронации. Боюсь, Галиат, ты либо продукт межвидовой селекции, либо… результат какой-то ошибки. Так вспомни же что-нибудь еще.

Делламорте опустился на камень. Галиат понимал все, что он говорит, включая «вирусную инфекцию» и «вомбатов».

– Что за дымящаяся тростинка была у тебя в руке, Галиат? – спросил магистр.

Галиат извлек из-под одежды пучок палочек и протянул доктору.

– Вот. Это надо поджигать и втягивать дым, – сообщил он и задумался. – Ты прав, никакое «начальство» наездников никогда не появлялось на нашем острове. Понять, кто забрал Фаэтона и куда его дел, невозможно.

– Тогда расскажи мне об этом железе. – Делламорте взял одну тростинку, кивком поблагодарив Галиата. – Ахх… Прекрасно, – признал он, повертев палочку в пальцах: – Один-ноль в пользу Рэтлскара.

– Под поселением находится что-то охраняющее людей, – сказал Галиат. – Какое-то железо, мешающее наездникам овладеть островом… Но ни в одной книге ничего вразумительного о нем не написано. Вопреки официальным хроникам, Лагерь был создан вовсе не при помощи змеиных наездников, а ведь на этой посылке держится весь уклад Рэтлскара, включая жукопротивные патрули по ночам. Город возник, потому что там, – Галиат указал через пролив, – люди сумели разбить змеиных наездников – почти всех. Но вернуться на землю предков они не могли: корабли были сожжены. Единственный человек, который мог бы построить новые, кто мог бы показать им путь назад… первый военачальник – привязал их к острову законом.

Галиат вздохнул. Делламорте по-прежнему разглядывал тростинку, не поджигая ее и не используя по назначению.

– «Привязал»? Видимо, именно тем железным канатом, что тянется до самого дна Пребесконечного океана, он это и сделал, – усмехнулся он.

– Первый военачальник был великим преобразователем, мастер Делламорте, – сказал Галиат серьезно, – как ты.

– Не сомневаюсь, – пробормотал Делламорте, которого здесь уже второй раз назвали великим преобразователем, и это начинало ему надоедать. Он поднялся и устремил взгляд на пролив.

– Что ты ищешь там? – спросил мудрец напряженно.

– Дорогу скарабея, – ответил магистр и повернулся к собеседнику.

Доктор осмотрел Галиата и поджег курительную тростинку, легко подув на нее.

– Хорошо, – сказал он. – Сейчас отправимся, о несчастный Галиат, только дождемся волны. – Он покачал головой и продолжил: – Многое в вашем мире для меня скучно, потому что я никогда не любил такие истории. Но многое непонятно. Например, откуда в мире, возникшем, как предполагалось еще совсем недавно, из закоулков моего собственного сознания, появилась столь долгая, многовековая история. Всадники. Орден. – Он коснулся рукой левой стороны груди. – Но это кончится. Будет счастливый мир. Так поставлена задача.

Галиат искоса посмотрел на гексенмейстера.

– Из уголков твоего сознания? Счастливый мир? Я не понимаю. Может, объяснишь?

Тут вода у берега забурлила и набухла, как бывает, когда из глубины всплывает большое тело. Из-под поверхности прямо у заброшенной пристани поднялась платформа. Галиат вернулся в машину, дернул за рычаги и, звонко хрустя железом, переместился на паром. Следом за ним и жеребец, выглядевший так, будто напрочь лишился жизненных сил, воспрянув, бесстрашно подошел к Делламорте – тот же взлетел в седло и перебрался на всплывшего железного монстра. Оказавшись на платформе, магистр, закурив наконец курительную тростинку, продолжил задумчиво:

– Галиат, представь себе замок, поколениями принадлежавший одной и той же… семье, – последнее слово почему-то далось чернокнижнику тяжело, и он проговорил его практически по слогам. – Основная часть цитадели была заложена родоначальниками: они планировали из этой твердыни управлять всеми сопредельными землями, и вложили в нее много души и сил. Потомки, уже не столь вдохновленные задачей управления, только меняли кое-где мебель да перевешивали шпалеры; возможно, разбивали там-сям газон, и даже до того, чтоб пристроить к замку крыло, руки дошли лишь у одного из них. Неудивительно, что последнему из рода – а он, предположим, захотел провести в этом сооружении электричество, – тяжело установить, что именно построил его отец, что – дед, а что – прапредок, от которого в этой истории осталось лишь имя.

– Все равно, – с уверенностью возразил Галиат, хранитель традиций (из всего перечисленного он не понял только «электричества», но и это его не смутило), – все равно камни будут разговаривать с ним и подчиняться его рукам, отвечать его замыслу.

Делламорте кивнул и выдохнул дым. Платформа некоторое время помедлила в видимости берега, и из нее вылетел ужасающего вида раздвижной телескопический хобот – покореженный, продавленный и траченный ржавчиной; на берег посыпались кривые ящики, какие-то корзины, сетки и свертки. Затем, выплюнув напоследок одинокий бумажный жгут, перевязанный бечевкой, хобот втянулся назад, и платформа, скрипнув, двинулась к далекому противоположному берегу.