Всадники «Фортуны»

— А по образованию вы инженер?

— Инженер-конструктор. А что?

Комиссар продолжала снизу вверх (она была почти на голову ниже рослого Гастингса) смотреть ему в глаза:

— Я хочу, чтобы вы высказали свои предположения о причинах взрыва, пускай даже самые странные и невозможные. У вас они наверняка есть.

Технический директор чуть прикусил губу. Вот она — хватка: ослабила его внимание неожиданным нейтральным вопросом и тут же — цап! Так ведь и попадешься! Скажешь что-нибудь о всяких там технических новшествах, которые у инженеров пока вызывают сомнения. Или о пробах нового смазочного масла. Все это взрывом уж никак не грозило, однако полиции только дай возможность заподозрить причину. А конкурентам только дай узнать, что ты нарушаешь правила безопасности!

— Знаете, — он пожал плечами, — в голову лезет всякое. Но все из области фантастики. Например — что Висконти вез кому-то в подарок бомбу, случайно сунул ее в карман комбинезона, а потом случайно по ней стукнул. Шучу, конечно! Никаких серьезных предположений нет. С точки зрения техники безопасности болид был безупречен. Лоринг отъездил на нем почти две трети сезона — двенадцать заездов позади. Вчера он на этой машине прошел квалификацию. Не очень, правда, удачно. У Лорни это бывает. Но дело не в технической неисправности машины — разве что в настройках… Ну, болид как бы подгоняют под стиль, манеру и особенности вождения каждого пилота, под особенности трассы…

— Простите, мистер Гастингс, в этом я тоже немного разбираюсь, — на сей раз комиссар прервала ответ достаточно жестко, словно показывая, что разгадала уловку, — нет, профессиональной болтовней ее не проведешь. — Я знаю, что такое настройки. И не о том вас спрашиваю. Кто-нибудь мог проникнуть вчера, после квалификации, в ваши боксы и что-нибудь сделать с машиной Лоринга?

— Никто не мог, — твердо вмешался Мортеле. — Охрана у нас своя, и она надежна. Конечно, в боксах охранники не сидят, но мимо них пройти надо. Да ведь имеются еще камеры видеонаблюдения — можно просмотреть записи.

— Я уже послала за ними, — кивнула Тауэрс. — Мистер Мортеле, а как считаете вы: что случилось? Несостоявшееся покушение на Даниэля Лоринга?

Директор «Лароссы» мгновение колебался:

— Если взрыв — не случайность, какая бывает раз в сто лет, тогда… Ну, разумеется, это покушение не на Джанкарло Висконти! Даже будь у него такие серьезные враги, никто и предположить не мог, что его понесет этим утром кататься на болиде Лорни!

— Понятно. И последнее. Пока — последнее. Где можно увидеть мистера Лоринга?

Эдуар Мортеле бросил взгляд через плечо комиссара:

— Да вот он. Я позвонил ему и просил приехать быстрее. Но что-то он уже очень быстро. Дени! Мы здесь!

И директор с преувеличенной энергией замахал руками над головой.

Глава 4 Рыжий Король

Айрин Тауэрс раз сто видела Даниэля Лоринга на экране телевизора. Она по-прежнему, когда удавалось вырвать время (хотя его далеко не всегда удавалось вырывать), с удовольствием смотрела заезды «Фортуны». Эта страстная, мощная, истинно мужская схватка находила отклик в ее душе, позволяя снять напряжение от работы и вызывая трепет, какого она не испытывала ни разу, когда сражалась и рисковала сама. Особенно невероятно выглядел длинный изогнутый клинок трассы, с чудовищной скоростью несущийся навстречу пилоту. Это происходило всякий раз, когда оператор включал камеру, установленную на одном из болидов, почти над головой гонщика. В такие моменты была видна лишь верхняя часть шлема и руки в больших перчатках, сжимающие руль, который, казалось, пытался вырваться: с таким видимым усилием пилоту приходилось сдерживать сумасшедшую мощь летящей по трассе машины. А впереди виднелся остро выступающий нос болида, хищно нацеленный в стремительно одолеваемое машиной пространство.

В такие мгновения только цвет — шлема, перчаток, переднего сполера [4] , да еще комментарий ведущего позволяли понять, кого из гонщиков показывает оператор. Правда, когда он показывал Даниэля Лоринга, это можно было определить сразу — даже на черно-белом экране. (Однажды, после задержания крупной заезжей банды, Айрин смотрела такие нецветные гонки — в крошечном телевизоре полицейской машины, на которой ее подвозили домой, в Лондон.) Лоринг как-то по-особому держал руль: не то чтобы тверже других, но надежнее — будто знал, как именно взять его, чтобы не заставить машину сопротивляться. У него руль не рвался из рук, болид работал вместе с пилотом, как продолжение его существа. Это было непостижимо и восхищало, чуть ли не больше, чем все зрелище гонки.

4

Сполер — носовая часть капота гоночного болида, состоящая из нижнего крыла и вытянутого носового обтекателя.

Еще Лоринг бывал удивителен, когда поднимался на подиум. Если занимал первое место (а он выигрывал уже Бог знает сколько раз), то, взяв тяжелый кубок, высоко подбрасывал его и ловил. Пресса, то восхищаясь этим мальчишеским жестом, то иронизируя и ехидничая, называла его «броском Лоринга».

Комиссар Тауэрс хорошо знала в лицо Рыжего Короля. Так его тоже прозвали болельщики, и это было самое популярное и самое почетное прозвище великого Лорни. Волосы у него были совсем не рыжие, но кличка к ним отношения не имела: она родилась из-за все того же пламенного цвета лароссовских болидов и комбинезонов, ну а король… кто же, как не король! Присвоенный болельщиками титул был оправдан множеством его побед.

Как настоящий полицейский, Айрин в душе посмеивалась: знать-то это лицо она знает, а вот узнать без шлема либо без фирменной бейсболки — еще вопрос. Другим Лорни на экранах не появлялся. Даже на традиционных пресс-конференциях победителей бейсболку не полагалось снимать — форма есть форма.

И вот теперь Айрин поймала себя на том, что не без любопытства смотрит на шагающего к ним молодого человека, одетого в простые темные джинсы и светлую куртку нараспашку.

С первого взгляда Лоринг казался по крайней мере лет на пять моложе своих тридцати пяти — то ли за счет стремительной и очень легкой походки, то ли благодаря худощавой, собранной фигуре, выдававшей одновременно силу и гармонию. А может — из-за своеобразного подвижного лица, не ставшего с годами ни тяжелее, ни суровее.

Он был невысок, даже чуть ниже среднего роста («Сто семьдесят пять», — вспомнила Айрин данные, опубликованные в одном из журналов). Но для гонщика это — норма, выше ста восьмидесяти они бывают очень редко: высокому неудобно пилотировать болид, да и лишний вес может стать проблемой. Стриженные модным ежиком волосы — густые, темно-каштановые и немного отливают золотом. Лицо овальное, достаточно правильное, если бы не слишком большой упрямый подбородок и чуть-чуть, самую капельку оттопыреные уши. Глаза… Комиссар Тауэрс была абсолютно уверена, что у Лоринга карие глаза. Они и теперь показались такими, но вот гонщик подошел почти вплотную — и стало видно, что глаза у него серо-зеленые, полные золотистых искорок, из-за которых в тени ресниц меняют свой цвет. Эти глаза были очень серьезны, и Айрин подумала, что они, наверное, всегда такие, даже когда великий Лорни дарит болельщикам свою знаменитую улыбку. И еще: вокруг глаз неожиданной тонкой сетью лежали морщинки, которые почему-то делали лицо не старше, а моложе. Будто их нарисовал карандаш неопытного гримера, который, стремясь сделать юного актера взрослее, лишь оттенил этими росчерками мудрости непобедимую молодость.

— Привет, Грэм! Привет, Эдуар! — Лоринг приветствовал директоров явно не «по ранжиру». Однако, подойдя вплотную, сперва пожал протянутую руку Мортеле и затем сам подал руку Гастингсу.

«Уважает обоих, но с французом просто хорошо сработался, а с “дирижером гонки”, похоже, почти дружен, — подумала комиссар. — Никакого чинопочитания, но и фамильярности не заметно. Или это он при посторонних соблюдает этикет?»

— Здравствуйте, — гонщик посмотрел на незнакомую женщину быстрым взглядом, не оценивающим и не равнодушным, скорее вопросительным. — Я — Даниэль Лоринг. А комиссар Тауэрс — это, значит, вы?

Почти безупречное английское произношение. Разве только некоторые слова он произносит жестче, чем англичане. И говорит спокойно. По крайней мере, внешне.

— Я, — она ответила деловым мужским кивком. — Как определили?

Он чуть приподнял густые, немного выгоревшие брови.

— Мне сказали, когда я ставил машину на стоянку: мол, здесь комиссар Тауэрс из Лондона. Ну, я и подумал, что оба моих начальника только со столичным комиссаром сейчас разговаривать будут. А потом, помнится, в какой-то газете видел статью про вас. Наверное, о вас много пишут, но я вообще-то почти не читаю газет. Не люблю их.