Всадники со станции Роса(Повести)
Шрифт:
Первая мачта была перечеркнута тонкими реями — перекладинами для прямых парусов. От второй и третьей протянулись над палубой длинные гики. Здесь ставились косые, как у шхуны, паруса.
— Шхуна-барк, — шепотом сказал Мальчик. — Трехмачтовая баркентина. Я такие только в кино видел.
— Какая кр-расавица, — сказал Чип.
Буксирчик суетился и старательно натягивал длинный трос. Слишком неуклюжим и маленьким было это суденышко по сравнению с парусником. И поэтому казалось, что баркентина движется сама по себе. А под ней, чуть вздрагивая, плыло отражение: белый корпус с черными буквами названия, зыбкие желтые
Так, по крайней мере, думал Мальчик.
У штурвала стоял моряк в полосатой фуфайке. Широкоплечий и сутулый. Больше никого на палубе не было.
Буксир завел баркентину в гавань, к береговому причалу напротив дамбы. И сразу все изменилось вокруг. Парусник стал главным. Мачты в тонкой паутине такелажа вознеслись над острыми крышами, над тополями, над старой церковью, поднимавшейся в глубине квартала. Берег притих от удивления. Чайки перестали шуметь и совершали над баркентиной неторопливый торжественный облет.
Вы, конечно, догадались, что больше всего сейчас хотелось Мальчику оказаться там, на палубе. Так хотелось, что он даже забыл про Чипа.
Но что он мог сделать? Пойти к трапу и попроситься в гости? Никогда он не решился бы на это: не тот характер. Ждать случая? Или чуда?
Стоял яркий день, и не было, конечно, в высоте ни тучки, ни звезды. Но, сам того не заметив, Мальчик начал шептать:
Тучка — светлый парашют, Очень я тебя прошу…На палубе показался человек. Тот, который стоял недавно у штурвала. Он перебросил через фальшборт ведро на веревке и нагнулся, стараясь зачерпнуть воду.
— …Позови мою звезду… — шепотом сказал Мальчик.
Веревка выскользнула из рук моряка. Мальчик пружинисто встал. Моряк, перегнувшись через планшир, видимо, поминал морских чертей и ведьм. Потом он исчез и тут же вернулся с багром. Но ведро успело отплыть от борта, а багор был короткий, и моряк не мог дотянуться.
— Подождите! Я сейчас достану! — крикнул Мальчик. И раскинул руки, чтобы ласточкой прыгнуть в воду.
— А я?! — завопил забытый Чип. — Это пр-ре-д-дательство!
— Что ты, я же только примеряюсь, как прыгнуть, — торопливо сказал Мальчик. Ему было очень неловко. — Лезь ко мне в карман, поплывем вместе.
Он оттянул нагрудный кармашек на рубашке и посадил Чипа.
— Не задохнешься?
— Как-нибудь пр-родержусь, — ответил Чип все еще слегка сердито.
Мальчик скользнул в воду. До баркентины было метров восемьдесят. Он плыл среди кувшинок и все боялся, что моряк не станет ждать, а найдет багор подлиннее. Но тот ждал.
Белый борт парусника вырос, навис над мальчиком. Белый почти весь, только внизу, ниже ватерлинии — зеленый. «Может быть, здесь, у днища, торчат где-нибудь ракушки, приросшие в Южных морях», — мельком подумал Мальчик. Но ракушек не было. Были только рыжие проплешины да колечки ржавчины вокруг заклепок.
Мальчик подплыл к ведру, ухватился за него, как за поплавок, и глянул вверх. На фоне яркого неба он увидел голову и широкие плечи моряка. Серебристо просвечивали волосы, а лица было не разглядеть. Голосом глуховатым, но сильным моряк спросил:
— Что сначала вытаскивать?
Ведро или тебя?— Ведро! — крикнул Мальчик. — Я плаваю! Давайте багор!
Он подгреб поближе и зацепил дужку за крюк. Ведро взмыло вверх. А через две секунды рядом с Мальчиком упал конец веревочного трапа: два каната и просмоленные рейки-перекладинки.
— Ну, подымайся, пловец.
Много раз он читал, как лихие матросы взлетают на борт по таким трапам. А оказалось, что это очень даже не просто. Трап гулял по воздуху, изгибался, и два раза Мальчик так стукнулся коленками о борт, что глаза застлала влажная пелена. Но все-таки он не остановился ни на секунду. Вскарабкался до верха, перевалился через планшир и встал мокрыми босыми ногами на палубу. Доски были очень сухими и теплыми от солнца.
Так впервые в жизни Мальчик поднялся на баркентину — прямо из воды, по штормовому трапу.
От смущения, вместо того чтобы поздороваться, он неловко сказал:
— Ну, вот… все в порядке.
С одежды струйками бежала вода и темными ручейками растекалась по чистой, почти белой палубе. Мальчик переступил и с опаской посмотрел на свои мокрые следы. Потом виновато поднял глаза на моряка. Капли на ресницах играли солнечными брызгами и мешали смотреть. Мальчик поморгал, чтобы стряхнуть их, и взглянул снова.
Он стоял перед стариком. Старик был большой, с седыми кудрями и густой серебристой щетиной на лице. Лицо было широкое и морщинистое, а глаза светлые, как голубая вода.
Старик улыбнулся, и Мальчик понял, что бояться не надо.
— По-моему, ты немного мокрый, — сказал старик. — Что же ты не разделся — и в воду?
— Боялся, что без меня ведро поймаете, — признался Мальчик.
— Да, ведро… За ведро спасибо. Ну, разденься и обсушись.
Мальчик хотел сказать, что пустяки, что он обсохнет и так. Но тут же сообразил, пока одежда будет сушиться на солнышке, он может с полным правом быть здесь, на судне.
Он расстелил мокрую рубашку и шорты на широком планшире фальшборта, а Чипа посадил на голое плечо.
— Не свались смотри, — сказал он, а старику объяснил: — Это у меня товарищ. Он маленький, но зато говорящий.
Чип застеснялся, но все-таки подтвердил:
— Пр-равда.
— Чудеса, — сказал старик. Но сказал таким спокойным голосом, что сразу стало ясно: за свою длинную жизнь он видел чудеса похлеще.
Мальчик встал у борта и наконец широко оглянулся.
В первый миг палуба показалась ему широкой, как стадион, а мачты — бесконечными. Над палубой, в путанице трапов, поручней, канатов и блоков, поднимались белые надстройки. Синим стеклом и медью сверкали иллюминаторы. Но в этом блеске, в этом захватывающем душу переплетении такелажа и рангоута Мальчик сразу увидел главное: коричневый отполированный штурвал и узкую колонку нактоуза.
— Можно, я пойду… посмотрю? — шепотом спросил он.
— Иди. Смотри, — сказал старик. — Смотри и трогай. Можно.
Мальчик медленно подошел к штурвалу.
«Бом-кливер и кливер поднять! Поставить оба марселя! Шпиль пошел! Руль — два шлага под ветер!»
Он крутнул штурвал, и тот повернулся с неожиданной легкостью. Над палубой с криком пронеслись чайки. Словно приветствовали нового капитана.
Мальчик тихо отпустил штурвал. И подошел к мачте. Дерево ее было желтым и блестящим, как у скрипки. Оно было теплым.