Всё было, было ...

Ну, вобщем, остался я тут «на бобах»,

И счастлив, что сам хоть не должен.

Читаю инструкцию, коей творят

Оценщики суд и расправу.

Они не со зла ведь, а кушать хотят

И жить веселей на халяву.

Нашел я в инструкции пунктов пяток,

Где «лепят горбатых» клиенту.

Иду я к оценщику: — Слушай, браток!

А он посылает … ну, в энту.

Тогда обращаюсь в контору «Госстрах»,

Толкую, что так, мол, и эдак.

Там тоже советуют следовать НАХ

И в суд подавать напоследок.

Ну что ж, согласился принять их совет.

Судебную тяжбу затеял.

Не просто судиться, коль опыта нет,

Но влезть в эту драчку сумел я.

По пунктам претензии все разложил.

К примеру скажу вам такое:

Конечно, мой «мерин», увы, старожил,

Но, значит, на нем все родное.

Так что ж мне запчасти из Чайны суют?

Считать обучили нас в школе.

Они подешевле штамповку куют,

У «Мерса» же втрое поболе.

Так все популярно судье рассказал,

Но вроде как зря беспокоил —

Я вижу по смурым судейским глазам,

Что он это дело не понял.

И начал грузить то одним, то другим.

Таскаю за справкою справку.

Короче, прошло пару лет, пару зим,

И запер судья свою лавку.

Госстрах этот, видно, судейских достал,

Впустую судье заговаривал зубы.

Вердикт зимним громом для нас прозвучал:

Мне выплатить более Исковой суммы!

Да здравствует наш российский суд,

Самый справедливый суд в мире!

Взгляд из палаты 406

*

На Запад путь,

к заре вечернего заката.

Теряет людь

куски телесных агрегатов.

Летим стремглав.

Ошмёток брызги, бег под горку.

И кайф поймав,

идём в тираж и под разборку.

Хоть старость гнал,

попытки были неуклюжи.

Час икс настал,

и началась разделка туши.

*

Животы пластырями искрещены,

словно окна в полосках газет от бомбёжек.

Запеклась боль морщинами-трещинами

и пунктиром укольных следов многоножек.

*

Поступила желанная весть:

в другой корпус рысцой, коль ходячий.

И у жизни больничной, однако же, есть

для радости повод — маленький, но подходящий.

Бог скрасил чуть-чуть нашу долю,

с переездом избавив от мук.

В окошко видны мне ворота на волю,

а раньше лишь зал ритуальных услуг.

Отброшен на обочину

Отброшен на обочину

Сверхвыслуженных лет,

Взираю озабоченно

На суету сует.

Струит поток ошпаренный

Огнем мирских забот,

А я сижу отставленный

На милость госщедрот.

Накормлен обещанием

Защиты от мытарств,

Представлен к вымиранию

Отсутствием лекарств.

Полечат и в «историю»

Ногами наперед,

Согреют в крематории,

И все за мой же счет…

Довольствуюсь подачками

Зурабовских доброт,

Любуюсь инотачками

Сегодняшних господ.

Зализываю ссадины.

Сирены режут слух —

Летят «Геландевагены»,

Везя «народных слуг».

На «Брабусе» банкир спешит,

Ценя уют-покой.

И тут же «Бумер» мельтешит,

В нем шлюхи со шпаной.

С эскортом «Хамер» — броневик

«Законного» вора,

«Четверка» -ВАЗ везет барыг

С «Каширского двора»…

Сижу я на обочине,

Рукой подать — кювет.

В поток вернуться мочи нет,

Да и желанья нет.

Не дал Господь таланта

В искусствах мне Господь

не отпустил таланта:

не пел и не плясал,

поэтов не читал,

недолго побывал

в обличье музыканта,

но, маму обманув,

аккордеон загнал.

На слух греша,

не стал я меломаном,

не подобрав себе любимый жанр.

Увлекся историческим романом,

но не надолго —

спорт разжег пожар.

И живопись влекла порою —

пейзажи лунные писать.

Увы, нет школы под рукою,

а мячик есть где погонять.

Не дал Господь таланта,

к искусствам не сподобил...

Я вспомнил Иоланту —

а, может, так спокойней?

Пишу, что диктует мне жизнь

Пожирает словарный запас

Тот дракон, что зовется склерозом,

Но я против бессмысленных фраз

И привычен к критическим грозам.

В этом мире зеркальных кривизн

Я живу лишь одной ностальгией

И пишу, что диктует мне жизнь,

Хотя чаще пишу вопреки ей.

Мои мысли, излитые в стих

(верю, что карандаш мне послушен) —

Небольшой биографии штрих

И одна из немногих отдушин.

Я счастье творчества постиг

Мой зуд писать стихи не стих,

Пишу свой юбилейный стих.

Он n-ный здесь на литпортале.

Я рад, что Вы мой труд листали,

Со мною радость испытали

И грусть делили на двоих.

Как дорог для поэта миг,

Когда весь мир вокруг затих,

И строчки, робкие вначале,

Туманным смыслом проступали

И рифмой вязь свою скрепляли.

Я счастье творчества постиг.

Мещанин во дворянстве

Даже дружбе нужна подпитка общением.

С глаз долой и из памяти вон?

Не дождётся поэт минут вдохновения,

а без них не поэт вовсе он.

Потому и не жди. Тверди заклинание,

сам себе я внушаю завет:

— Не влюбись! Будут только вздохи страдания,

ожиданье звонков. А их нет.

Муки ревности гложат: пляшет, тусуется,