Все, что дозволено небесами

Не торопясь они обошли оба этажа, осмотрев сначала имитацию корабельной верфи с яхтой, образцом для которой послужила яхта «Святой Петр», построенная в Архангельске для Петра I, потом утварь промысловых судов, инструменты для их постройки, изображения лодок поморов допетровского времени, карты и прочее, прочее. Дважды Дина брала Германа за руку и почти сразу отпускала, будто пугаясь собственных желаний. Пальцы ее были сухими и горячими, даже мимолетное их прикосновение доставляло удовольствие, которое Герман хорошо осознавал.

Катастрофа. Просто катастрофа.

Рядом с музеем, вдоль восточного берега мыса, тянулся старый валунный погреб около шестидесяти метров длиной и шириной около девяти, если смотреть снаружи. Герман и Дина приблизились к нему со стороны северных ворот и остановились, обозревая стены, сложенные из серо-коричневых валунов, и запертые на засов деревянные ворота в обрамлении кирпичной арки. Сверху погреб был присыпан землей с проросшим дерном, по обе стороны ворот строители установили строганные бревна-подпорки.

– Он в аварийном состоянии, – пояснил Герман в ответ на вопросительный взгляд Дины.

– Значит, внутрь мы не попадем?

Она разочарованно вздохнула.

– Мы попадем, – заверил Герман. – Если ты уверена, что этого хочешь.

– Конечно, уверена!

Он посмотрел на ее ноги. Кожаные кроссовки на толстой подошве. Годится.

– Тогда вперед.

С независимым видом они дошли до середины кишки погреба и нырнули в сквозной арочный проем, как ни странно, открытый и доступный для проникновения.

– О-о!.. – восхищенно протянула Дина, медленно поворачиваясь вокруг своей оси с запрокинутой головой и разглядывая кирпичный арочный свод на всю длину тоннеля. – Давно его построили, этот погреб? И зачем?

– Если не ошибаюсь, в 1842 году. Для хранения сала морских животных, перетопленного на заводе напротив. Технического сала. Его хранили в бочках.

Немного постояв на самом освещенном участке погреба, они осторожно двинулись по центру прохода вглубь, не забывая смотреть под ноги, потому что пол был усыпан битым кирпичом, обрывками полиэтиленовой пленки и прочим мусором. То и дело попадались ржавые обручи от бочек, металлические прутья, пустые банки из-под краски, растрескавшиеся, полусгнившие доски. Вдоль одной из стен, возле самого ее валунного основания, были сложены трубы, похожие на водосточные.

– Тебе не бывает жутко в таких местах? – шепотом спросила Дина.

– Нет. С чего бы? Змеи здесь не водятся, во всяком случае, ядовитые.

– Но, может быть, водятся призраки. Или хулиганы.

– Ни разу не видел на Соловках хулиганов. Преступников видел, хулиганов – нет.

– А призраков?

– О, этих-то более чем достаточно!

– Правда? – голос Дины дрогнул от предвкушения. – Расскажешь?

Чем дальше они углублялись в вытянутое помещение погреба, тем становилось темнее. Появился запах сырости, земли и чего-то еще… чего-то неопределенного, заставляющего все время быть настороже.

– Расскажу, если хочешь, – негромко ответил Герман. И, повернув голову, взглянул на нее в полутьме. – Любишь побояться, да?

Она вызывающе вздернула подбородок.

– Иногда.

Герман продолжал разглядывать ее, и в какой-то момент ей почудилось, что глаза его испускают слабое зеленоватое сияние.

– Ты ведь и сам это любишь. Я угадала? – Он ничего не ответил, и после паузы она продолжила: – Ладно, не бояться. Рисковать. Ты адреналиновый наркоман, во всех вас чувствуется эта дикость.

– Хм.

– Я знаю о твоих приключениях в подземном лабиринте. О том, что ты там делал и что нашел.

– Об этом знают многие, – спокойно произнес Герман. – Но откуда знаешь ты?

Дина перевела дыхание.

– Помнишь, в марте к тебе приезжал некий Антон Максимович Литвак?

– Помню.

– Я его племянница.

– Слава богу, не любовница, – пробормотал Герман. И вдруг расхохотался. – И почему это сразу не пришло мне в голову?

– Эй! – нахмурилась Дина. – Я похожа на девушку, которая может стать любовницей такого гоблина?

– Чего только на белом свете не бывает.

– Фу!

– Ладно, ты его племянница. Допустим. Продолжай.

– Он рассказал мне о существовании подземного святилища, окруженного лабиринтом, ориентироваться в котором умеешь только ты, и спросил, не хочу ли я с тобой познакомиться. Заодно поснимать местные красоты. Поскольку я уже тогда размышляла о выставке, его предложение меня заинтересовало. Я приехала сюда и… и… – Дина прикусила губу. – Короче, я влюбилась в тебя, и все дядюшкины планы пошли к черту. Теперь, если я буду и дальше играть в эту игру, то на твоей стороне, Герман.

– Он уже в курсе? Твой дядюшка.

– Я написала ему, что познакомилась с тобой, что ты разрешил мне включить в экспозицию твои фотопортреты и согласился показать кое-какие достопримечательности острова.

– А про свою влюбленность?

– Нет. Это ему знать не обязательно. – Она с тревогой всматривалась в его лицо, выражение которого при недостатке освещения уловить было очень сложно. – Ты мне веришь?

– Допускаю, что ты говоришь правду.

– Я говорю правду.

Герман немного помолчал.

– Значит, ты узнала от дядюшки. А он от кого?

– От парня по фамилии Варданян.

– Ага… Так что конкретно тебе поручили? Познакомиться со мной, втереться ко мне в доверие – и что дальше? Ради чего вся возня?

– Ради того, чтобы попасть в святилище, разумеется. Уговорить тебя спуститься туда со мной, чтобы я увидела все собственными глазами. Что там есть и чего нет.

– Твой дядя предложил тебе забраться ко мне в постель?

– Он не сказал открытым текстом, но…

– Но ты догадалась и была готова.

– Он показал мне несколько твоих фотографий, чтобы я представляла, как ты выглядишь. Я посмотрела и подумала: красивый мужчина, что ж… Но когда увидела тебя живьем, все изменилось. Не знаю, как объяснить. – Дина беспомощно вскинула руки жестом «сдаюсь». – После того, как я поняла, что люблю тебя, переспать с тобой из корыстных соображений показалось мне кощунством. Я просто не могу! Понимаешь? Я люблю тебя и хочу секса с тобой, но только при условии взаимности.

Герман стоял неподвижно, не делая никаких попыток обозначить свое отношение к ее словам или к ней самой. Дине уже казалось, что он никогда не выйдет из этого ступора, когда рука его потянулась к карману – за пачкой сигарет – и, кашлянув, Герман задал следующий вопрос: