Все, что смог

— Наташку вчера убили, — просто сказала она, — Какой-то козел, впрочем, все мы прекрасно знаем, какой. Забил до смерти. Кровищи было уйма. Мозги по кровати разбрызганы. Нелюдь проклятый.

— Как убили? — ошарашено произнес Чеченец, — Кто убил?

— Будто ты не знаешь, — скривилась Катя, — Но лучше молчи. А то горя не оберешься. Наркоманы — они без тормозов. Болтать будешь — башку открутят.

Она еще долго рассказывала что-то, наверное, жаловалась на свою нелегкую жизнь. Но Чеченец ее не слушал. Сердце его будто взорвалось и разлетелось на куски.

Как же так? На первом шаге к тому, чтобы начать «новую жизнь»…

Как же так? После всего того, что довелось пережить…

Если бы в этот момент Матвей оказался рядом, Чеченец запросто столкнул бы его с платформы под поезд.

— Ей всегда не везло, — разглагольствовала Катя, — Приехала в город к отцу, а напоролась на мачеху. Деньги кончились быстро. Жить было негде. Без прописки на работу никто не хотел брать. Она б вернулась, но даже на билет денег не было. Наташка снова пошла к отцу, но жена его даже на порог ее не пустила. И денег не дала. Сказала, что у них законная дочка есть, а всякие подзаборные им не надо. Наташка на рынок устроилась, фруктами торговала, подворовывала, чтоб с голоду не сдохнуть. Хозяин узнал — опустил. Вот так и прошла ее первая, так сказать, экскурсия в ремесло…

Чеченец не стал слушать дальше. Он сорвался с места и помчался с такой скоростью, на которую был способен, на улицу. Там он огляделся по сторонам, вспоминая, куда его везли в РОВД. Наконец, вспомнил и поспешил туда.

Он совершенно забыл про Тубольцева, который едва поспевал за ним, даром, что Чеченец передвигался на протезе. Боль и ощущение неудобства отступили перед вспышкой неописуемой ярости. Не на конкретного человека — на саму жизнь.

Чеченец ворвался в отдел и потребовал, чтобы его пропустили к следователю, который вел убийство Наташи. Дежурный сначала оторопел от подобного натиска, но очень быстро пришел в себя.

— Не положено, брат. Иди себе. Милиция сама разберется.

Чеченец был готов вцепиться в его пахнущий потом и куревом галстук и намотать его вокруг шеи дежурного, чтобы тот задыхался и вопил о пощаде.

Как это, наверное, делала она. Хотя Наташу никто не душил. Забили, как скотину на бойне.

Неизвестно чем бы это кончилось, если бы не подоспевший Тубольцев. Выслушав сумбурный рассказ Чеченца, он достал телефон и набрал лейтенанта Клевера.

— Тебе повезло, — улыбнулся он, но тут же спохватился и спрятал неуместную улыбку, — Клевер ведет и это дело тоже. Вот ведь как бывает.

Бывает по-всякому. Бывает, что следователь оставляет дела, чтобы выслушать угрозы и предложения разъяренного народного мстителя. Уделяет ему драгоценнейшие пятнадцать минут, чтобы в итоге беспомощно развести руками.

— А что я могу поделать? Доказательств никаких нет. Никто ничего не видел и не слышал.

— Все знают, как Матвей относился к Наташе. Любой может подтвердить.

— Ну вот пускай «любой» приходит и дает свидетельские показания.

— Я могу дать. Прямо сейчас.

— Ты был свидетелем убийства?

— Нет, но…

— Ты знаешь, что Наташу убил Матвей. Я это знаю. Потому что наслышан о сем субъекте немало. Но ведь это наши с тобой домыслы. А в действительности это мог быть какой-то маньяк, которого она сама впустила в квартиру. Али запамятовал, чем покойная барышня на жизнь зарабатывала?

Чеченец замолчал, улавливая в словах Клевера здравый смысл. Кто он такой и что он собирался доказать? Никто.

— А можно мне взглянуть на тело?

— Какого хрена? Думаешь, приятное зрелище? — раздраженно воскликнул Клевер, но, покосившись на изуродованную физиономию Чеченца, немного смягчился, — В морге она. Но тебя туда не пустят. Ты ж не родственник. Да и тело опознано. Не положено, в общем.

Странные у нас законы. Бывает, посторонний человек становится куда ближе кровных родичей, способных переломать все кости за лишний квадратный метр бабушкиного наследства. А все равно — не положено. Морг ведь — не музей.

Чеченец все-таки отправился в городской морг. Но, как и предупреждал Клевер, его никуда не пустили.

«Не положено» — роковой ответ. Как приговор.

— Что же делать тогда? — спросил Чеченец, — А если я попрощаться хочу. Вдруг на похороны не пригласят?

— Какие похороны, я тебя умоляю, — ехидно сказала дежурная медсестра, — Шлюха без роду без племени. Родственников нет. Работать — нигде не работала, значит хоронить будут за счет государства. А это значит — в общей могиле.

— Но ведь это не по-людски! — возмутился Чеченец.

— Думаешь, тебя по-другому хоронить будут?

— Как умру, так узнаешь. Если меня переживешь, — мрачно сказал Чеченец и повернулся, чтобы уйти.

Дежурная сестра собралась было ответить ему что-то язвительное, но замолчала, увидев его тяжелый немигающий взгляд. Нехороший взгляд. Полный еле сдерживаемой ярости. И поняла, что лучше не связываться. Нервы целее будут.

Покинув здание морга, Чеченец отправился домой. Настроения бренчать на гитаре в метро у него не было. Дома он просидел остаток дня, уставившись в потолок, думая о том, насколько сволочной и подлой может оказаться жизнь.

Он тихо плакал жгучими болезненными слезами — где-то глубоко внутри себя. Снаружи глаза его оставались сухими. Как и всегда.

Вечером, когда сестра вернулась с работы, он с порога попросил у нее двести долларов. Настя немного удивилась: брат никогда не просил у нее денег. Но дала, не сказав ни слова о том, куда и зачем они ему понадобились.

На следующее утро Чеченец опять пришел в здание морга. На входе дежурила уже другая медсестра.

— Скажите, кто у вас занимается похоронами?

— Сразу за углом, в этом же здании ритуальная служба.

Пришлось выходить из здания и обходить вокруг. В ритуальной службе к его вопросу отнеслись куда более по-человечески, чем медсестры в морге. Видно, привыкли иметь дело с родственниками или друзьями умерших, ополоумевшими от горя либо сбитыми с толку навалившимися на их плечи проблемами.

В ритуальной службе нынче решают все вопросы. Несите только бабки.

— Вот четыреста долларов, — сказал Чеченец и положил четыре зеленоватые купюры с иноземной мордой посередине на стол.

— Это будут очень скромные похороны, — предупредила девушка-сотрудница службы, — Могила — там, где найдется свободное место. Возможно, вторым этажом над какой-нибудь древней могилой. Самый обычный гроб, деревянный крест с табличкой.

— Главное, чтоб похоронили по-человечески, — ответил Чеченец.

Похоронили как человека. Не как собаку, брошенную в общую кучу мусора. И совершенно неважно, что на могилу эту мало кто будет приходить.

Он никогда не забудет ее, сколько будет жив. Как никогда не забывают падение с высоты, когда парашют не раскрылся, и ты чудом остался жив, угодив на дерево, ветки которого выкололи тебе глаза.