Все цветы Парижа

Я раскрыла рот, но офицер опередил меня.

– А это? – спросил он, показывая на ведерко с гортензиями, разными, лиловыми и розовыми. В это время года их было очень трудно найти, если у тебя нет контактов с лучшими садовниками на юге. – Что за дрянь?

– Гортензии, – ответила я. – Показать вам их в букете? Они мило выглядят с веточкой…

– Нет, – буркнул он и перевел взгляд на папу. Подошел ближе к прилавку, где стоял папа. Слыша его тяжелые, медленные шаги, я почувствовала, как меня бросило в жар. – Как ваша фамилия, месье?

– Клод Моро, – ответил папа. Если он и встревожился, то не подал вида. А у меня в груди бешено стучало сердце.

– Моро, – повторил офицер. – Правильная французская фамилия.

Папа молчал с бесстрастным лицом.

Офицер засмеялся каким-то своим мыслям.

– Фюрер любит французов, поэтому мы пощадили Париж. Скоро он будет тут жить, его резиденция будет недалеко отсюда. Французы, они, скажем так… особый народ. – Он повернулся ко мне. – И я могу добавить, что весьма привлекательные.

Меня начинала бить дрожь, и тогда папа нарушил молчание.

– Месье, если мы можем помочь вам с заказом, пожалуйста, назовите ваши пожелания, чтобы мы могли приступить к работе. – Это прозвучало как предложение услуги и одновременно как мужское предостережение. Если мы всегда настораживались, когда к нам в лавку заходили немецкие военные, то тут я впервые не на шутку испугалась.

– О да, – сказал он, глядя на папу, потом перевел взгляд на меня. Кажется, его что-то забавляло, что-то непонятное для нас с папой. – Вы можете мне помочь. – Он направился ко мне и остановился до неприятного близко. Протянул ручищу к моей ключице и провел пальцем по золотой цепочке, подарку Пьера. Потом улыбнулся папе. – Я возьму две дюжины этих говенных роз. – Захохотал. – Француженки их любят.

Я кивнула. У меня дрожали руки, когда я доставала розы из ведерка и несла их к прилавку, чтобы папа собрал из них букет.

– Как твое имя? – спросил у меня офицер.

Я поглядела на папу и снова на него. Я понимала, что нет выбора и мне придется ответить на его вопрос.

– Селина, – сказала я наконец.

– Селина, – повторил он за мной с наигранным удивлением. – Такое невзрачное имя у такой яркой и запоминающейся девушки. – Он на миг задумался, потом кивнул. – Для меня ты выглядишь скорее как Хельга, вот подходящее имя для очень красивой фройляйн.

Руки папы работали с молниеносной быстротой, и через считаные секунды он протянул букет офицеру.

– Это все? Или закажете что-нибудь еще? – спросил папа твердым – боюсь, что слишком твердым – голосом.

– Да, месье, – ответил немец, полез в карман и швырнул на прилавок пачку купюр.

– До свидания… Хельга, – сказал он, смеясь, и приложил пальцы ко лбу. Пошел к двери и опять обернулся к нам. – Я уже сказал, что ваша дочь красивая женщина, – покачал головой. – Жалко только, месье, что у вас такой большой еврейский нос.

Дверь с грохотом закрылась. Я подбежала к папе и обняла его.

– Как ты думаешь, он…

– Не беспокойся, – ответил папа. – Он просто пытался нас напугать. Они любят так делать, чтобы легче было держать всех под контролем. – Папа прижал меня к груди. – Не беспокойся, дочка. У него нет власти над нами. – С этими словами он повернулся к кассе и убрал деньги. Мы оба увидели, что офицер заплатил нам гораздо меньше положенного, но даже не стали это обсуждать.

Меня все еще сотрясала дрожь. Я протянула руку за жакетом.

– Я пойду за Кози и приведу ее домой. Мы пообедаем пораньше, – сообщила я.

– Хорошее дело, – одобрил папа. – И знаешь что, Селина?

Я повернулась к нему, остановившись на пороге.

– Будь осторожной.

Быстрым шагом я шла в парк искать дочку. Воздух был холоднее обычного, и я подняла кверху воротник жакета.

Теперь лето казалось мне таким далеким, словно его и не было. Папа был прав: наступала осень, хотим мы этого или нет.

Глава 3 КАРОЛИНА

Пять дней спустя

Я открыла глаза и моргнула, прогоняя ужасный сон. В нем были сирены и огни. Была кровь. Маленький ребенок. Я села на постели, хватая ртом воздух. У меня болело все тело.

Где я?

Белые стены и лампы дневного света жестко резали глаза, и я прищурилась, чтобы рассмотреть помещение, в котором я находилась: на полу казенный кафель, некрасивые, выцветшие шторы на окне, за которым виднелся незнакомый город. Хотя… я различила знакомые очертания. Арка… Триумфальная арка? И тут до меня дошло.

Париж. Господи, почему я в Париже? Но тут же в моем сознании всплыл еще более насущный вопрос – КТО… я?

Я перевела взгляд на свои руки, бледные, с редкими крапинками веснушек, незнакомые. Пальцы тонкие, с бледно-розовыми ногтями. Лак на большом пальце правой руки немного отслоился. Под ногтем грязь. Я заставила свою правую руку дотронуться до левой – кожа тоже казалась мне чужой, – потом села. Сердце колотилось от усилий. Я была на больничной койке.

– Алло? – крикнула я – кому-нибудь, кто мог меня услышать, а еще, пожалуй, самой себе. Я была растеряна, потеряна, абсолютно, тотально – чужая, незнакомая душа, оказавшаяся в ловушке чужого, незнакомого тела. Я знала лишь то, что я жива и что я… ну… в Париже.

В дверь вбежала стройная сорокалетняя женщина.

– Вы… проснулись, – сказала она, вытирая салфеткой губы и что-то проглатывая. Очевидно, я прервала ее ланч. Я не могла сказать, раздражена она или нет. Впрочем, говоря по правде, я не могла сказать… ну… жива я или нет. Я крепко закрыла глаза и тут же очутилась в каком-то другом месте, на каком-то другом уровне сознания, где пассатные ветра теребят кроны пальм и пальмовые листья-перья шуршат так, как могут только они. Совсем другое дело, когда ветер обрушивается на кроны вечнозеленых деревьев, – тогда он зловеще гудит и воет, проталкиваясь сквозь жестколистый лес. Но это? Этот звук какой-то электрический. Он вибрирует в ушах. Звук чего-то назревающего. Звук из моего прошлого и звук чего-то, что вот-вот произойдет.

Теньканье ветряных колокольчиков, плач маленькой девочки… Я открыла глаза, мое сердце учащенно билось.

– Мадам, – сказала женщина в белом, стоя надо мной. – Мадам, вы проснулись?

Я моргала, моргала.

– Что произошло? Почему я тут?

– Вы попали в аварию. – Я заметила, что у нее высокие скулы, тонкие, выщипанные брови и веснушки на переносице. А еще сильный акцент, и я напрягалась, чтобы разобрать ее слова. – В страшную аварию.

Я попала в страшную аварию?