Все дело в папе. Работа с фигурой отца в психотерапии. Исследования, открытия, практики
Шрифт:
Вокруг любой тайны в отношениях между членами семьи появляется эмоциональная заряженность. И это никакая не мистическая энергия, а особенное отношение, которое проявляется подспудно, между строк. Скорее даже не в самих словах, а в невысказанном. В интонациях и паузах, взглядах и прорывающихся эмоциях, в общей напряженности при соприкосновении с определенными темами, связанными с тайной. И если на сознательном уровне тайну удается сохранять и поддерживать, то на бессознательном мы словно считываем диссонанс через завесу умолчания. Происходит рассогласование сознательного и бессознательных сигналов, и человек, не знающий о тайне, ощущает ее как морок, запутанность. Если вы смотрели фильм «Шоу Трумана», то вы поймете, о чем это: постоянное ощущение, что здесь что-то не так, не имеющее под собой как будто никаких оснований.
Иногда
Ребенок, растущий в атмосфере семейной тайны, и конкретно тайны отцовства, так или иначе реагирует на эту особую заряженность вокруг темы и фигуры отца. Ощущение запутанности, рассогласованности, нереальности происходящего может быть столь сильным, что в буквальном смысле сводит с ума. Безусловно, отчасти эти переживания ребенок получает в контакте с матерью. Она может выражать двойственное отношение к ребенку, напоминающему своим существованием о мужчине, ставшим его отцом. Если есть мужчина, который воспитывает ребенка, его отношение также в разной степени может усиливать эти переживания, независимо от того, знает он о реальном отце или только подозревает.
Можно сказать, что все члены семейной системы, хранящие тайну или бессознательно догадывающиеся о ее наличии, как-то поддерживают этот заговор молчания. Тайна накладывает свой отпечаток на образ жизни всей семьи. Например, такие семьи более закрыты от взаимодействия с другими людьми, семьями, социальными институтами, они как будто в большей степени вынуждены демонстрировать «приличный фасад», больше озабочены тем, чтобы «не вынести сор из избы». Члены семьи часто дистанцированы друг от друга, между ними не принято открытое, прямое общение, выражение чувств также затруднено. В широком ходу двойные послания, эмоции могут быть неадекватны ситуации (чрезмерны, скудны или не соответствовать происходящему), особенно если затрагивается область тайны.
В случае тайны отцовства, которую сложно контейнировать взрослым, крайним, принимающим на себя ее последствия становится ребенок, поскольку она напрямую его касается, можно сказать, размещается на территории его личности членами семьи, сохраняющими тайну. Конечно, ребенок как должное впитывает любые семейные правила, довольно быстро привыкает игнорировать или обходить круг тем, на которые близкие реагируют неоднозначно. Однако при этом нарушается его контакт с родителями – впрочем, любая тайна осложняет контакт близких людей друг с другом. Страдает также контакт с собой, своими чувствами и с реальностью, тестирование которой на истинность – ложность затруднено при наличии тайны, непосредственно связанной с ребенком, его происхождением, идентичностью. Ему негде разместить свои переживания, связанные с двойственностью и заряженностью вокруг фигуры отца и темы отцовства, отношения к себе родителей и т. д. Ребенок оказывается перед выбором, как справиться с этим: принять решение, что «с ними что-то не так, раз они так странно реагируют на меня», прервать контакт с родителями или «со мной что-то не так, если я чувствую странное», то есть прервать контакт с собой и/или реальностью. Такие разрывы контакта могут быть в целом скомпенсированы и адаптивны. Однако в более тяжелых случаях, при стрессовых нагрузках, других травмирующих факторах могут выливаться в изменения восприятия, мышления, поведения, в крайних вариантах – в расстройства личности (пример – диссоциативное расстройство). Впрочем, с этими ощущениями и особенностями человек может свыкнуться и прожить всю жизнь, если какое-то потрясение не вскроет тайну и не расставит вещи по своим местам, дав объяснение всем смутным переживаниям и рассогласованиям с реальностью.
Если вы смотрели другой фильм, «Эффект бабочки» и помните сцены перезаписи воспоминаний главного героя, то можете представить, что примерно так описывают свои ощущения люди, которые уже во взрослом возрасте пережили раскрытие каких-либо семейных тайн. Это может быть довольно болезненным кризисом, проходящим все этапы – шок, отрицание, торг, гнев, печаль, – прежде чем произойдет принятие. Процесс такого переформатирования требует времени, однако
то, что испытывали наши клиенты при этом, приносило им облегчение, ясность и устойчивость: «Оказывается, дело не во мне».Психолог может заподозрить наличие семейной тайны, исходя не столько из фактов, сколько из своих ощущений – чего-то мутного, непроявленного, какой-то заряженности определенных тем, слепого пятна или дымовой завесы вокруг них, которые передает ему клиент как бы между строк. Этот опыт сложно объяснить словами, скорее это ощущения, которые можно научиться вылавливать и распознавать, если на практике встретиться с такими случаями. Когда речь идет о тайне отцовства, этот туман, морок и заряженность связаны с фигурой отца.
Разумеется, мы не можем заявлять наверняка о наличии тайны отцовства. Более того, это так и может оставаться на уровне наших гипотез. Все, что мы можем, – это проявлять нестыковки и рассогласования, исследовать муть – в работе с образами, системными расстановками, рисованием в арт-терапии, трансовыми техниками (при достаточном уровне квалификации и владения этими методами). Возможна символическая работа с «чем-то» скрытым, с осознанием и включением в процесс энергии, которая появляется. Или «сундук с наследством», откуда в символической форме (рисунок, коллаж, бусы, камушки, подборка мелких предметов и т. д.) можно извлечь на свет что-то важное, забрать с собой хорошее и отдать предкам то, что пришло в негодность. Однако в отсутствие фактического материала эта работа затруднена и так и остается на уровне гипотез, если нам не у кого подтвердить или опровергнуть наши догадки. Поэтому клиенты с нашей поддержкой могут решиться поговорить с мамой, с другими родственниками, чтобы хотя бы попытаться пролить свет на запретные темы.
Ну и, конечно же, мы можем обсуждать с клиентами, обратившимися к нам по поводу «говорить ли детям правду об отце», «выяснять ли, кто настоящий отец» и т. д., различные последствия того или иного их выбора. Крайне важно проявлять тактичность и в то же время информировать клиента о психологических закономерностях и проявлениях, связанных с наличием тайны. Мы не можем сделать выбор за клиента или навязать его, мы можем обсуждать и поддерживать процесс выбора, собрать ресурсы и поддержку, если клиент решается на раскрытие тайны, а также найти наиболее экологичную форму, в которой рассказать ребенку о родном отце в соответствии с его возрастом и возможностями.
Развод родителей: «от кого ушел папа?»
К нам постоянно обращаются клиенты, в жизни которых часто актуализируется переживание покинутости. Оно может быть результатом реальных событий, происходящих в отношениях (разлука, расставание, измена партнера – то, что мы относим к взрослым травмам привязанности), а может по силе и интенсивности не соответствовать происходящему.
Тема ревности, переживания предательства и покинутости своими истоками восходит к отношениям с родителями, c мамой или папой. И психотерапевту в любом случае необходимо задавать вопросы об отношениях родителей и семейной истории своего клиента.
Как показывает наш опыт, терапевт в работе с этой темой часто сосредотачивается на ранних детских травмах, на переживаниях отвержения, потери и покинутости в отношениях клиента с мамой. Особенно когда речь идет об очень раннем опыте, часто пренатальном, опыте рождения и т. д., появлении сиблингов (братьев и сестер клиента), особенно одного с ним пола, особенно когда разница в возрасте небольшая (от года до трех).
Однако мы заметили, что при большей разнице в возрасте и независимо от пола сиблингов необходимо учитывать роль отношений с отцом в переживании детской ревности. Например, когда девочке кажется, что папа больше любит сыновей, другую дочь и т. д. Тогда темы конкуренции, соперничества и ревности будут перекликаться с этим детским опытом.
В большей степени такому явлению, как сиблинговая ревность, подвержены, конечно, старшие дети. Они появляются в совершенно иной ситуации, чем младшие. Единственный ребенок чувствует себя королем семьи, появление младших детей заставляет его переживать себя «свергнутым с трона». Младшие дети появляются в семье, где помимо них уже кто-то есть, и для них это нормально. В многодетной семье некоторые дети (чаще средние) бывают обделены вниманием как матери, так и отца, поскольку родители могут его уделять более младшим, более бойким или неблагополучным детям.