Все дороги ведут в Рим

Неофрон поднес бинокль к глазам. Но что он мог различить среди этого дыма и пыли? Разве что мельканье теней и вспышки выстрелов.

Квинт отер подолом туники лицо. Вернее, размазал грязь и пыль по липкой от пота коже. Поднес флягу к губам. Ни капли!

– Орк! У кого есть вода?

Элий протянул ему свою флягу. Один глоток… Не густо. Квинт покосился на мертвецов. Трое на дне траншеи, прислоненные к земляной стене и наскоро прикрытые плащами. Квинт снял с пояса убитого флягу. Внутри что-то плескалось. Явно больше глотка. И, возможно, вино, а не вода. Квинт выдернул пробку…

И тут сверху кто-то спрыгнул. Перед Квинтом выросла фигура в синем чекмене. И следом – вторая. Элий успел выдернуть из ножен свой меч. И, видя, что Квинт не успевает, выхватил из ножен и его клинок. Так Варрон, старина Варрон, погибший когда-то на арене, дрался двумя мечами. Взмах одного клинка – и монгол свалился на дно окопа. Взмах второго – и норикская сталь снесла варвару голову.

Гладиаторы не открывают друг другу свои тайные приемы. Но когда Элий покинул арену Колизея, Варрон научил его драться двумя мечами.

VII

Постум ничего не видел и не слышал. И одновременно видел и слышал все. Обезболивающее действовало на его мозг – вокруг была серая густая пыль, мелькание теней, визг, крики, чья-то кровь, смерть. И посреди этого красного месива блистал неведомый свет. Свет, видимый только императором.

Постум взлетел на коня. Жеребец прыгал, танцевал, веселился, как его хозяин. Может быть, его тоже накачали наркотиками. Как весело трещат выстрелы. Как здорово! Какая потеха! Почему остальные не смеются? Почему не веселятся? Как забавно падают варвары, беспомощно взмахивая руками. Как неуклюжи раненые, когда корчатся на земле. Варвары валятся на землю гроздьями, как чудовищные летучие мыши с серого полупрозрачного свода. Постум видел этот свод – огромную дугу, вставшую опорами триумфальной арки от одного конца поля к другому. Римские когорты приближались к этой дуге.

Постум пустил Ветра вскачь, не зная, следует ли кто за ним, или он один несется по полю, чтобы промчаться под сводами триумфальной арки первым. Варвары мчатся навстречу. Привет, черная мышка, зачем же так размахивать крыльями – все равно тебя ждет смерть. Дзинк – и отличный норикский меч рассекает пополам даже доспехи из стали. Вперед. Конь хрипит, рвется. Правильно. Вперед. Еще мышь? И еще одна? Крот, что ты думаешь о мышах, а ты, Гепом, бывший гений, прошедший удивительные метаморфозы, ответь, почему люди любят одних и презирают других? Выведи формулу успеха, найди алгоритм народного обожания. Ты же гений.

Под нагрудником липко и мокро. Хотелось выпрыгнуть из этих мокрых тряпок, из тяжелых доспехов и легко и свободно плыть в сером пыльном облаке навстречу чему-то огромному, тяжелому, душному, отчего легкие казались жалкими тряпочными мешками, не способными принять ни капли воздуха. Волна римских войск подхватила и понесла Постума вперед. Он – ее пена. Безумная хмельная пена.

Он ошибся, это не Ветер несет его в битву, а восьминогий Слейпнир. И летит он не по земле, а по воздуху. Постум оглянулся и увидел, что вслед за ним скачут, поднимаясь к облакам, призрачные всадники. Его последний резерв, его бессмертная «Нереида». И это значит, что настал самый крайний срок. Говорят, бывает один раз такое в тысячу лет, когда мертвые поднимаются, чтобы сражаться за живых.

А навстречу императору мчался всадник на огромном коне. Мгновение – и под сводом триумфальной арки Постум с ним сшибется. То бог войны Сульде, доспехи его сверкают золотом, и красное как кровь лицо светится раскаленной головней.

Из рукояти меча ударила струя огня. Клинок Постума вспыхнул молнией. Огни пересеклись и вспороли небо. И каждая четверть мира запылала, и все заволокло дымом. Противников отбросило друг от друга. Ослепительные дорожки огня бежали в разные стороны от их клинков, два истребителя – один римский, другой – монгольский, пересекли огненные линии, самолеты вспыхнули и рассыпались детскими игрушками. При каждом ударе небо вздрагивало, как живое, но тело Постума больше не чувствительно к боли. Противники кружились в воздухе и полосовали свод огненными шрамами. Уже все небо пылало. Меч Сульде задел императора, рассек нагрудник, полоснул по груди. Постум собрал все силы и ударил в ответ. Арка над бойцами превратилась в огненную дугу и разломилась посредине. И тогда Слейпнир перевернулся в воздухе, будто был птицей, а не конем, и поднялся над аркой, Сульде рванулся следом, но не сумел догнать – застрял в горящих обломках арки, как в тисках. И бессмертная «Нереида» окружила его. Миг – и уже не было отдельных всадников, отдельных фигур – бессмертные слились в единое целое. Единое существо – последняя, уже окончательная метаморфоза.

Все кончилось внезапно. Постум очнулся. То есть не очнулся окончательно – лекарство продолжало действовать на его мозг. Но полет кончился. Кончился даже бег. Он увидел, что никакого коня нет. И Сульде нет. Он по-прежнему в принципарии Рутилия. Лежит на узкой походной койке префекта претория. А рядом с ним только Гепом и Крот. Сидят на ящиках от снарядов. А поодаль – Рутилий и его адъютанты. Еще какие-то люди. Кажется, Корд. И еще Камилл. Камилл размахивает руками и что-то кричит.

Постум закрыл глаза. Он вновь верхом на Слейпнире. Но в этот раз конь стоял, понурив голову. Постум не помнил, что произошло. Наверное, он пустился в погоню за Сульде, но сил не хватило. Никогда не хватает сил, даже если ты напрягаешься сверх меры, нечеловечески, все равно недостаточно, надо больше, еще больше. Пока сердце не лопнет воздушным шариком, а глаза не вылезут из орбит.

…Видение вновь исчезло. Рутилий стоял перед ним и о чем-то спрашивал. Шевелил губами. Но Постум не слышал его слов.

– Что я должен ответить?

– Скажи: наступать, – скорее угадал он, чем услышал.

– Наступать, – шевельнул губами Постум. Получилось довольно громко.

Он еще не знал – выиграна битва или нет. То есть битву римляне выиграли. Но выиграл ли он, Постум? Он так устал. До тошноты. Буквально. Он согнулся и его вырвало. Одной желчью. Пальцы рук покалывали тысячи иголок. Так же, как и ноги. Как будто он очень-очень долго сидел неподвижно в неудобной позе. Сквозь пелену, застилающую мозг, дошло – он потерял слишком много крови.

«Мне плохо…» – хотел сказать Постум, но его опять начало рвать.

– Эй, кто-нибудь!.. – крикнул Крот. – Император весь в крови!

– Что случилось? Почему? – кажется, это голос Камилла.

– Он ранен. У него рана на груди. И нагрудник рассечен, – ахнул Гепом.

– Быть не может!

Почему Слейпнир скачет так медленно? Быстрее, быстрее! Постум не хочет умереть. Он не может умереть. Смерть – это поражение. Чтобы выиграть, он должен остаться в живых. Он не теряет сознания. Мысли отчетливы как никогда. Вот только медицинская палатка, огромная и кривая, и не стоит на земле, а плавает в воздухе, подвешенная за один угол к небосклону.

Несколько рук разом подхватили императора и уложили на носилки. Медик вколол в вену иглу капельницы. Наверное, его спасут. Наверное. Ему вдруг показалось, что подле в медицинских просторных туниках, забрызганных кровью, он видит подле себя двух женщин – Маргариту и Хлою. Он подивился странности этого сна. Марго… Неужели он все же любит эту странную девчонку?

– Рана от меча или сабли… Покушение?… Кто напал на императора? Скорее! Нам не хватает крови… – выкрикивал медик. – Еще два пакета. Скорее!

А может быть, у Постума в запасе было еще несколько минут? И он бы мог прикончить Сульде? Он бы сумел…

VIII

Солнце зашло, а сражение все еще длилось. Перед оборонительной линией римлян пылали подбитые танки. То и дело слышались взрывы боеприпасов. Черноту ночи расцвечивали алые и желтые фейерверки: это взрывались канистры с бензином.

Но сражение было уже выиграно.

– Наверняка монголы воображали, что устраивают нам новое сражение под Каннами, – сказал Квинт утром, когда римские когорты перешли Желтые воды внизу по течению и ударили монголам в тыл на другом берегу. Сильно поредевшая когорта Неофрона шла через сады. Вернее, когда-то тут цвели сады, а теперь торчали черные древесные скелеты. Рядами стояли уцелевшие печи, которые уже никогда никого не согреют. Кое-где вверх поднимались струи черного дыма.