Все еще жив

— Когда-то моя душа уже покидала свою физическую оболочку, но потом вернулась в неё волей богини, — произнесла «Святая мать» и в её молодом девичьем голосе проскрежетали резкие интонации старухи. — Ты не сможешь причинить мне никаких мучений.

— До чего же с тобой трудно, — тон Челефи одновременно отражал веселье и раздражение. — Упрямая сука! Ты всего лишь жрица, чей удел молить небо послать толику удачи тем, кто делает своё настоящее дело, — указал он на себя.

Воинственные крики кашмирцев поддержали его.

— Я не стала бы терзать твоё тело, — внезапно для всех заговорила Йишил. Её голос оказался сухим и надтреснутым, словно крайне редко покидал место собственного обитания.

Фира с усмешкой покосилась на молодую волшебницу. Кальпуру было очевидно, что девушка не сможет противостоять жрице на этом поле. Пожалуй, не смог бы противостоять и он.

— Мои возможности превышают твои, ведьма. Богиня плодородия освещает мой путь, — в её голосе слышалась надменность и превосходство.

Кальпур вздрогнул от того, сколь жутко, если подумать, проходил обмен этими словами. Холодная, словно лёд, и очевидно безумная (кто ещё мог пережить столько смертей и ужаса, которые приходилось творить?) девчонка с одной стороны, с другой — закованная в кандалы женщина, стоящая, словно свергнутая королева среди своих взбунтовавшихся рабов.

— Амманиэль не является высшей мерой, — сказала Йишил. — Богиня, что в основе своей ненамного отличается от того же Хореса. Другой демон, только и всего.

«Святая мать» расхохоталась. В смехе чувствовалась затаённая горечь. Смех разнёсся по всему залу, отпечатался в стены, отдаваясь эхом по всему дворцу и заглушая последние остатки веселья, звучащего раньше. Собравшиеся тут мужчины словно внезапно превратились в шкодливых мальчишек, чьи задницы только что познакомились с поркой от требовательной и суровой матери.

— Называй её так, как пожелаешь! — воскликнула Фира. — Демон? Да! Пусть будет демон! Тогда я поклоняюсь демону. Или считаешь, что истина может быть только одна? Наивная девчонка! Думаешь, мы поклоняемся богам, потому что они хорошие?! Безумие управляет этим миром, верс. Не боги или демоны, а лишь оно одно! Хаос и смерть. — Женщина взмахнула рукой и цепи забренчали на ней. — Дура! Мы поклоняемся богам потому, что они имеют власть над нами. А мы, культ Амманиэль, выбрали её, потому что у неё самая большая сила!

«Красота должна поддерживаться ещё большей силой», — припомнил Кальпур одно из основных правил культа Аммы.

Дипломат всё ещё боролся с собой, чтобы не закричать, предупреждая кашмирцев. Потребовать как можно быстрее освободить эту женщину, а затем принести сотню жертв, восславляя Амму, ибо она была здесь. Прямо в этом зале!

— Сила? — Йишил подалась вперёд. — Если бог правит при помощи силы, то это и правда всего лишь демон. Голодный до власти и желающий только вкусить побольше душ своей паствы. Разве ты сама не понимаешь этого?

Смех Фиры сменился хитрой улыбкой.

— Действительно голодный! Конечно же, толстые будут съедены. Но истинно святые, верующие — станут в один ряд, как первые апостолы и пророки. Мы будем прославлены, ведьма!

Голос Йишил не был злым, но тембр её существенно ослабел от звучащего в тоне «Святой матери» скрежета когтей. И всё же она постаралась обыграть ситуацию себе на пользу, используя единственное, что могло хоть как-то уравновесить эту чашу весов — свойственную юности настойчивую искренность.

— Мы, смертные, для богов словно гашиш. Наркотик. Они курят и едят нас. Делают украшения из наших мыслей и страстей. Боги алчут наших мук и нашего блаженства. Поэтому собирают и учат поклоняться. Поэтому выбирают определённые качества, которые почитают и иные, которые порицают. Всё, ради изысканности собственного обеда. Лишь немногие боги могут быть истинно справедливыми и устоять перед искушением обратить мир в собственную кладовую. Триединство, каждый представитель которого следит и ограничивает двух других — единственное, что может стоить доверия.

Кальпур оцепенел. Вот оно… безумие, которое — он всегда знал это! — присутствовало в этой девочке. Йишил… каким ещё мог вырасти ребёнок Челефи?

— Значит, ты понимаешь, — произнесла Фира с рычанием, которое вызвало у эмиссара мурашки, побежавшие по коже. — Когда твоя жизнь завершится и Амма возьмёт тебя, то её наслаждению не будет конца. Твоя кровь и плоть — неисчерпаемы в смерти. Тебя, ведьма, будут вкушать целую вечность. Попробуй хоть немного воздуха, которым ещё можешь дышать, ведь в смерти своей тебя будет ждать лишь бесконечная утроба великой богини, под слух хруста собственных, разгрызаемых костей.

«Святая мать» оглядела зал и молчаливых кашмирцев.

— Вы считаете, что Троица богов похожа на вас. Правят справедливо и честно, ведь любой обман будет раскрыт своими же сородичами. Но почему никто не думал, что обман может исходить от всех разом?! — полный жестокой злобы взгляд оценивал одного мужчину за другим. — Вы делаете образ Триединства своей высшей формой. Думаете, что можете проследить линии и границы через внешние проявления, как делал этот дурак Аль-Касари, расписавший подобное в серии собственных книг? Считаете, можете сказать, что принадлежит богам, а что нет? До чего же наивные блуждающие абстракции!

Теперь взгляд Фиры снова сосредоточился на Йишил.

— Богиня ждёт, верс. И она может ждать столько, сколько понадобится. Твоя жизнь — пылинка перед её терпением. Только рождение и война могут захватить — и она захватывает!

Кальпур сделал маленький шаг назад, а его глаза в неверии и ужасе осматривали богато обставленный зал. Дипломат видел возмущение и ропот кашмирцев, которые не были в силах переварить свалившееся на них откровение. Многие люди яростно щурили глаза, иные же испытывали откровенный ужас, осеняя себя охранными знаками и ритуальными жестами.

«На них навалилось слишком много странного, отчего даже столь необременённые интеллектом люди поняли: происходит что-то серьёзное», — осознал посол.

— Хватит нести чушь! — заорал Челефи, наглядно демонстрируя, что его веселье сменилось злобой.

Пленница захихикала — слишком дико для таких юных губ, как у неё. Пыль недавно прошедших боёв поднималась в слабых лучах солнечного света, в то время как листья местных растений, похожих на маленькие оранжевые треугольники, перекатывались по полу, подгоняемые сквозняками открытых окон дворца.