Все еще жив

— Здорова, парни, — махнул я рукой, пристроившись около первой же группы из четырёх ребят, двое из которых очевидно отращивали бороды. — У меня послание для Ресмона, новенького, его должны были к вам куда-то распределить, видели такого?

— Что за послание? — спросил первый, забавно вытягивая слоги. Особенно доставалось букве «о», которую он выдувал, как потомственный трубач.

— Не твоего ума дело, — нахмурился я, изображая важность. С такими, как я знаю, предпочитали не связываться — чисто на всякий случай. — Так чего, видели? Или мне сразу к наблюдателям?

— В телегах посмотри, лошадей не хватило, — буркнул бородач. Он выглядел старше остальных, а ещё имел какое-то странное равнодушие в своём взгляде. Равнодушие или… смирение? Может, у него скоро должны появиться стигматы?

И чего это «лошадей не хватило», если я сам видел целый табун в который и пристроил своего коня? Пф-ф, скорее всего магам просто ограничили скакунов, вот и всё. Небось даже привели какой-то разумный довод, типа: «Они всё равно свою форму меняют, конь будет лишь мешать» или «На лошадь будет неудобно барьер ставить».

Ну да плевать, пусть хоть как ситуацию объясняют, я всё равно теперь к боевым колдунам не отношусь.

Своего товарища я отыскал и почти до самого вечера и, соответственно, остановки, мы тихонько болтали в телеге. Заодно познакомился с ещё четырьмя парнями (Шаграт, Ваккас, Корсак и Тулл), которые сидели с ним в одной телеге и оказались достаточно адекватными и нормальными. Хотя может это влияние Реса? Имею в виду — он сразу же сказал им, что я его друг, отчего и отношение ко мне стало соответственным?

Впрочем, отношение ко мне менялось несколько раз и первый стал тем, когда я упомянул, что был назначен присматривать и помогать монхарбской дворянке.

— Какая она? — заинтересованно поинтересовался Шаграт, сверкая полностью лысой головой. Как я успел узнать, он попал под кипящее масло при штурме Кииз-Дара. Его спасли, но целителям пришлось хорошо так постараться. — Красивая?

На мне скрестилось сразу пять заинтересованных взглядов. Да-да, именно пять, ведь Ресмон тоже хотел узнать подробности.

— Я, кажется, видел её однажды, — вклинился Ваккас. — Такая черноволосая, ухоженная и глаза зелёные.

— А сиськи большие? — спросил Корсак.

Я уже успел узнать, что для этого паренька размер груди имел ключевое значение в оценке женской красоты.

— Тебе хватит, — захихикал Ваккас.

— Красивая, — подтвердил я, а потом, заметив вздохи остальных, а также их завистливые взгляды, одной фразой изменил это отношение. — Но тем труднее с ней работать. Я ведь не её любовником был назначен, а всего лишь прислугой, обязанной зачаровывать с утра и до вечера.

Во-о-от, реакция сразу поменялась! Что мне и было нужно.

Достаточно скоро я узнал и причину такого интереса к личности Силаны. Всё упиралось в разделение волшебников по полу и тот факт, что отношения были запрещены. Но в любом случае, магессы проживали отдельно. Более того, на каждой остановке они организовывали свой собственный лагерь внутри нашего общего, большого.

Каждый раз, когда войско вбивало колья в землю холмистого или истоптанного пастбища, палатки чародеек разбивались где-то на краю и быстро обносились забором, по аналогу с зоной отдыха императора или наиболее титулованной знати. Колдунам мужского пола оставалось лишь сидеть и размышлять над этим зрелищем немало вечеров, как и любому другому отряду в армии. Тулл, в частности, был склонен мечтать вслух. Он называл лагерь волшебниц «амбаром» или «зернохранилищем».

— Это выдающаяся несправедливость! — выговаривал Тулл. — Здесь мой «младший брат», — обхватил он себя между ног, — умирает с голоду, пока «амбар» остаётся закрытым!

Несколько раз, за время моего присутствия, юноша вскакивал на ноги, чтобы показать крючок, задирающий его одеяния, и кричал, требуя еды, чтобы накормить своего «младшего брата». И хотя все вокруг, включая меня, смеялись от подобной пантомимы в безумном веселье, постепенно парни тоже стали ворчать из-за волшебниц и их недоступности.

Походных шлюх и «солдатских жён» попросту не хватало, женщины-сионы были невообразимой редкостью, а потому огромное войско испытывало тоску по женской ласке. Как поведал Шаграт, по мере того как дни складывались в месяцы, а воспоминания о жёнах и любовницах становились всё более неуловимыми, волшебницы — несмотря на всю свою силу и исходящую опасность, — становились своего рода наркотиком. Немало «младших братьев» задыхались из-за простого взгляда или банальных слухов.

Ближе к вечеру, перед ночной остановкой, я покинул весёлых ребят, направившись обратно. Уже в свой «амбар», наблюдать за объективно красивой девушкой и заниматься тем, чтобы шить руны защиты на её платьях и нижнем белье. Унизительно? Скорее возбуждающе, особенно на фоне сегодняшних «чисто мужских» разговоров.

Проклятье, а ведь до этого момента я даже не смотрел на Силану с этой стороны! Воспоминания о Люмии всё ещё были слишком яркими, а потому…

Прикрыв глаза, я сделал дыхательную гимнастику, отрешившись от всего вокруг. Спокойствие, Кирин. Ничего не изменилось.

Сегодня ужинал в одиночестве, возле собственной палатки. Впрочем, пока было светло, достал скарпель и остальные инструменты, стёр остатки чернильных следов с кареты и до самой темноты лазил по ней, вырезав достаточно хорошую и крепкую одинарную комбинацию. Не идеал, но сойдёт. Свою роль сыграет, что главное. Правда дважды отвлекался из-за шума, отчего руны смазывались то по причине потери нужного образа, то потому что менялась эмоция. Благо, успевал прервать их подпитку энергией, отчего негативных эффектов не возникло, зато приходилось восстанавливать порезанное дерево и грубое железо производственной магией.

Хорошо ещё, что я волей-неволей её подтянул за время пути, а то помню, как в Третьей магической едва-едва одежду свою магией мог залатать.

С зачарованием закончил наполовину. То есть, рунную цепочку на карете составил, но нужно было расширить её рунами подобия, чтобы передать эффект на всю площадь, да потом зафиксировать. Это уже решил доделать утром, если успею подняться и поход не объявят сразу же. Либо, если не повезёт, следующим вечером. Главное — что карета могла двигаться и вырезанные рунные комбинации уже давали свой эффект, который, так-то, даже можно было оставить в таком виде. Результат даже так будет заметен. Но бросать работу на половине пути не хотелось. Путь у нас должен длиться ещё четыре дня, а там войдём на территорию Мобаса, отчего опытные офицеры лишь разводили руками, не зная, что нам приготовил очередной архонт. Может, сдастся, если дипломаты сумеют грамотно выполнить свою работу, а может уже на подходе к границе нас начнут атаковать. В общем, по хорошему нужно успеть закончить с рунами за это время, а то мало ли?

Заметив, что Силана вышла из своего шатра и направилась в мою сторону, лишь мысленно вздохнул, но притворился, что ничего не заметил, продолжая есть кашу. В ней даже попадалось мясо, что делало её достаточно аппетитной. Уж мне было с чем сравнивать!

— Я не обижаюсь и хочу, чтобы ты составил мне… — бодро начала девушка и застыла посреди фразы. Я поднял бровь, выразительно на неё посмотрев. — … карбуз инте ратибо ис алсо, — пробурчала она на мунтосе и надулась, скрестив руки на груди. Резко развернувшись, сделала несколько шагов обратно, в сторону своего шатра, откуда выглядывала любопытная морда переводчика, Баера Фёртаса, но потом, будто юла, вернулась к моему костру. — Составил мне ко… — кончик языка высунулся у неё изо рта и оказался крепко зажат пухлыми губами, — тали… фани… ю… — чем дольше она говорила, тем тише у неё получалось. — За есть. Я хотеть говорить. Интере… терелно. Таскол, стьёлится. Хотеть.