Всё хорошо!

— Четыре. Или пять? Что ты мне голову морочишь?

— Не менее девяноста трех рек, рукавов, протоков и каналов общей длиной около трехсот километров, в том числе около двадцати искусственных каналов общей протяженностью свыше ста шестидесяти километров, — торжественно продекламировала учительница.

— Супер! Надо то же самое, но для французов. Они буклет рекламный заказали и серию статей про мистический Петербург для «Мари-Клер». Минимум штука евро.

— Не, Стась, мистика не для меня. К тому же этого мусора в Интернете тонны. Качни и штуку сэкономишь.

— Ты издеваешься? Тут креатив нужен, а не мусор!

— Правильно, девушка, не соглашайтесь! — Тип в тюбетейке якобы рассматривал псевдо-Филонова. — Мистика в Петербурге — дело опасное! Вы профессора послушайте, он дело говорит.

Маша непроизвольно прислушалась:

— Многое было написано о петербургской нечисти, привидениях, мороках, о той темной мистике промежуточных состояний, где человек оказывается в некоем странном пространстве, в котором можно встретить все, что угодно, — от страха-ужаса до мелких каверз и простых подножек.

Из-за колонны профессора почти не видно, Маша чуть отступила вправо и, запнувшись за точеную ножку стула, чуть не растянулась во весь свой модный рост. Со злости она хотела пнуть проклятую мебелюгу и в недоумении обнаружила, что ножка торчит из брючины странного субъекта.

— Стась, посмотри-ка!

Она дернула подругу за рукав джинсовки. Две пары глаз тщательно обследовали неровную линию разномастных мужских туфель, ботинок «унисекс» и изящных женских сапог. Ничего особенного. Маша поискала глазами подозрительного советчика, но он исчез, растворился среди интеллектуальной публики, как тот самый морок.

— Ладно, давай свое задание. Посмотрю. Все, пока. На урок опаздываю!

— Вечером загляну, надо график заказчику предоставить.

Маша послала подруге воздушный поцелуй и, слегка сутулясь, продолжила движение к выходу. Нога побаливала. В голове сплетались и расплетались косички из проблем, которые принадлежали к совершенно разным сферам: зайти в аптеку за мамиными глазными каплями и сиропом шиповника, закончить вступительную статью для сборника издательства «Вита Нова» про символику иллюстраций художников Серебряного века, заполнить электронные дневники, купить кусок белой бязи Соньке в «художку» (завтра занятие по батику), не забыть про корм собаке… Да, и сделать наконец маникюр! Раздерганность существования не то чтобы мешала жить, но не давала сосредоточиться. Она и не ожидала, что устройство Сони в гимназию повлечет за собой такие глобальные изменения. Когда Игорь уехал в Америку, выиграв грин-карту, Маше пришлось сдать их небольшую, но уютную квартиру в Приморском районе и переехать к родителям в центр. Нечем было гасить ипотеку. Ну, и на помощь мамину рассчитывала. Да вот не рассчитала. Во-первых, за десять лет самостоятельной жизни она отвыкла от роли дочери, во-вторых, в районе не оказалось ни одной просто хорошей школы — или такие, где мат за три километра разносится, или элитные гимназии. Сонька не дура, но на курсы подготовительные не ходили, экзамены не сдавали, да и прописка не подходит. Пришлось ей согласиться на ставку учителя истории Санкт-Петербурга, даже интересно стало. Историк-искусствовед по образованию, она все время занималась чем угодно, кроме основной специальности, — была помощником редактора в издательстве, менеджером в модной галерее, даже скрипт-райтером на телевидении. Теперь — средняя школа. Маша вздохнула, выплетая нужную прядь из причудливого узора мыслей, накинула куртку, взглянула на часы и побежала.

Машенька Григорьева всегда бежала и всегда опаздывала. Вот и сейчас она неслась по Большой Морской улице мимо музея Набокова, Дома композиторов и ресторана «Тепло», мечтая о чашке кофе, пожалев усталую кариатиду Монферрана, слегка притормозила у дома номер 43, бывшего особняка Давыдовых, и устремилась дальше к Исаакиевской площади по направлению к Гороховой. Александр Второй неодобрительно пришпорил коня, придав ей дополнительное ускорение. Влетев в арку школьного двора, она чуть не сбила с ног Александра Ивановича Добрякова, учителя странного предмета «технология логики». Извиняться не хотелось, к тому же ей обязательно нужно было кое-что у него выяснить.

— Александр Иванович! Не могли бы вы уделить мне пару минут? — спросила она, выравнивая дыхание и чуть пригнувшись, чтобы разница в росте не мешала беседе.

Он отпрыгнул в сторону, окинул ее уничижительным взглядом и прошипел, замечая время:

— А вы успеете сформулировать?

— Успею! Мне кажется, что работать без учебного пособия достаточно сложно и для детей, и для родителей. Не могли бы вы скинуть мне электронный вариант домашних заданий? Мне без конца звонят родители и требуют. К тому же из-за технологии логики у нас в классе нет ни одного отличника! Даже Вадик Четвертаков! Пожалуйста…

— Осталось двадцать секунд! Вы хотите услышать ответ или будете продолжать?

— Я вас слушаю…

— Удивительно! Обычно меня в этой школе никто не слушает. А вы и ваш класс в особенности! Я уже объяснял, что даю задание по мере освоения материала детьми на уроке. Разве я могу предугадать заранее, сколько они осилят? Может, мне давать заведомо невыполнимое задание ради вашего пособия? Вы, Мария Николаевна, первая жаловаться побежите! Ну, где же логика?

— Да, с логикой плохо.

Бесценные две минуты были потрачены зря, ну хоть отдышалась. Маша понеслась в класс, запнувшись больной ногой за дурацкий баул в гардеробе. Хозяин баула, симпатичный высокий мужчина с тревожными серыми, как вода в Фонтанке, глазами, виновато улыбнулся, сдвинув сумку и предупредительно поддержав за локоть. Маша отдернула руку, по которой точно разряд тока ударил. Звонок уже готовился разлиться по школе заводным серебряным плеском. Маша, не оглядываясь и не обращая внимания на боль в ноге, побежала по исторической мраморной лестнице мимо еще одного Александра — теперь Первого. Он невозмутимо и спокойно воспринимал свою непростую участь.

Шестиклассники были народом шумным, но веселым в отличие от тихого мрачного завуча, который недовольно посмотрел на часы, проходя мимо громогласного водоворота, протискивающегося в кабинет. Звонок еще затихал эхом в школьных коридорах, когда заверещал телефон. Игорь. Маша со вздохом отклонила вызов и выключила аппарат. Странная усталость и беспричинная грусть выползли из-под плинтуса и, торжествуя, устроились у нее в груди. Слава богу, сегодня по плану контрольная.

— У вас тридцать минут и десять заданий. Сначала все прочитайте, если что-то не понятно, вопросы задаем сейчас.

— Мария Николаевна!

— Да, Вадик?

— А можно спросить?

— Пожалуйста.

— Вот тут у вас в пятом вопросе — сколько рек в Санкт-Петербурге?

— И что тебе не понятно?

— А он считать не умеет.

— Точно!

— И писать тоже разучился!

Класс из двадцати трех мальчишек и семи девочек, доставшийся Маше от ушедшей в декрет учительницы, был в восторге от возможности оттянуть момент начала работы.

— Тише! Четвертаков, так в чем вопрос? — с опаской поинтересовалась классная руководительница.

— Я вот хотел уточнить, а Петр Первый умер?

Класс с готовностью захихикал.

— У нас нет времени на глупости. Да, умер. — Маша мечтала выйти в коридор и отправить Игорю эсэмэску.

— А Росси тоже умер?

Хихиканье перешло в довольный хохот.

— А еще вот этот, из второго задания про колонны на Дворцовом мосту? Монферран. Тоже умер?

— Кончай базар, ясно, все кони двинули, они же в древности жили, еще до Пушкина! — воодушевленно наводили порядок громогласные подопечные.