Все и немного больше

Он говорил с таким отчаянием, что Мэрилин снова стала успокаивать его.

— Может быть, вы были таким в молодости?

— Я? Нет, это смешно, Мэрилин. Вы даже не можете представить себе, насколько это абсурдно. Перед вами ренегат и перебежчик. Если бы я не стал писать, я придумал бы себе еще какую-нибудь эффектную маску… Либо быть во главе толпы, как сейчас, либо на электрическом стуле. Я бесцеремонный шельмец, любитель красивой жизни, изысканных ликеров, красивых женщин, роскошных домов, шикарных автомобилей, знакомств с богатыми и знаменитыми и отъявленный карьерист. Вам одной я признаюсь… В компартию я вступил не потому, что мое сердце обливалось кровью при виде того, как капитализм душит человечество а потому, что это сделало мне рекламу.

В его низком, звучном голосе чувствовались напор, сила, какой-то магнетизм. Как она узнала позже, подобные исповеди в узком кругу были для него делом привычным.

— Линк любил вас, мистер Ферно, он говорил мне об этом.

— Он действительно любил меня? — Джошуа повернулся. Слезы катились по его щекам. — Господи, как я любил его!

— Он знал это.

— Каким образом? Мы такие разные… Он всегда поразительно скромно оценивал то, что делал сам. Если бы вы только знали, как часто я подбивал его на то, чтобы он перестал скромничать, заявил о себе… Чтобы он был таким, как его отец… Как будто этот Богом проклятый мир нуждается в двух Джошуа Ферно! — Он прижался седовласой головой к оконному стеклу. — Как вы будете жить, как будете идти по этой вонючей, дурацкой жизни? — Послышались рыдания — какие-то скрипучие, неестественные звуки, затем он снова стал громко сморкаться. — Дорогая, у вас не найдется чего-нибудь выпить?

— К сожалению, нет.

— Даже хереса для приготовления соуса?

Мэрилин покачала головой.

— Чувствую боль, невыносимую боль, — сказал Джошуа.

— Понимаю, — вздохнула она. — Мистер Ферно, могу предложить чай.

— Чай? Помоги мне Бог! Моя мать всегда готовила чай, используя одну и ту же заварку два или три раза, чтобы облегчить свое путешествие по юдоли слез.

Приняв это за согласие, Мэрилин зажгла горелку, наполнила водой чайник.

— Когда Линк приехал домой, — сказал Джошуа, сопровождая Мэрилин, он был страшно взвинчен… Прямо сплошные обнаженные нервы… Он хорошо описал это в рассказе «Дома на побывке». Перед войной он был спокойным, вдумчивым ребенком. Заядлый книгочей… Да, настоящий книжный червь… Однажды я застал его с моим экземпляром «Улисса». Я сказал, что не хочу, чтобы мой сын превратился в рохлю и бабу, и дал ему хорошего пинка под зад.

— Да, он мне рассказывал… Он говорил, что собрался было убежать из дома. Но затем стал играть в баскетбольной команде. Линк очень любил эту игру… Он сказал, что вы были правы.

— Неужели он так сказал? — Джошуа покачал головой. — Как бы там ни было, во время его отпуска я почувствовал, как натянуты его нервы. Мне хотелось обнять его, успокоить, но вместо этого я орал и спорил с ним до хрипоты… Даже пилил его за то, что он стал морским летчиком… Я ведь хотел устроить его на безопасную штабную работу. Я чертовски боялся за него, и именно по этой причине вел себя страшно скандально… А потом он как-то успокоился, стал мягче. Должно быть, это ваша заслуга?

— Возможно… Наверно…

— Вы сделали его счастливым.

— Я любила его, — просто сказала она.

— Теперь мне понятно, почему он был без ума от вас. Вы удивительно очаровательная девушка, но дело не только в этом. Вы созданы друг для друга. Вы сама деликатность, он был таким же. — Джошуа помолчал. — Почему вы принесли эти рассказы?

Мэрилин почувствовала, как подпрыгнуло у нее сердце. Чтобы справиться со смятением, она начала мыть две чашки — вся посуда была грязной и находилась в раковине.

Джошуа продолжал гипнотизировать ее взглядом. Его глаза были такие же темные и такой же формы, как у Линка, но этим и ограничивалось их сходство. Глаза Джошуа Ферно вопрошали, они служили инструментом раскрытия душевных тайн. Она внезапно подумала, что персонажи рассказов Линка — суть его самого, в то время как сюжеты фильмов его отца возникли благодаря его незаурядному умению наблюдать.

— Так почему же? — повторил он свой вопрос.

— Не имеет значения.

Он наклонился к ней, продолжая все так же внимательно смотреть ей в глаза. Чашка выскользнула из рук Мэрилин, и она с трудом поймала ее, прижав к пустому, сведенному судорогой животу.

— Ребенок? — спросил он.

После некоторого колебания она кивнула. Джошуа посмотрел на полинявшее платье, на ее похудевшее, но красивое лицо.

— А теперь?

— Теперь слишком поздно, — сказала она и отвернулась.

— Вы сделали аборт? — В голосе Джошуа слышалась откровенная боль.

Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями. Он обнял ее и привлек к своему грузному телу, которое пахло лосьоном после бритья и потом. Мэрилин не сдерживала рыданий, волю слезам дал и отец Линка. Они оба рыдали по одной и той же причине, оплакивая тонко чувствующего, славного молодого человека, которого война вначале надломила, а затем уничтожила, и его младенца, которого они сами умудрились убить.

Мэрилин и Джошуа Ферно мирно пили чай, когда появилась Нолаби со своей неизменной, набитой бакалейными товарами, кошелкой.

— Мама, это отец Линка, мистер Ферно.

На рябых щеках Нолаби появились красные пятна. Мэрилин в промежутках между всхлипываниями рассказала ей о поездке к Ферно. Опустив кошелку на пол, она стояла со скрещенными на груди руками.

— Мы очень много говорили о вашем сыне, — сказала она и как-то нелюбезно добавила: — Мистер Ферно, вам не надо было приходить к Мэрилин, когда она больна.

— Я понимаю, что она больна, миссис Уэйс.

Нолаби расправила свои худенькие плечи — задиристая, с избитым оспинами лицом маленькая женщина — и посмотрела на Джошуа Ферно.

— Вы можете подумать, что Мэрилин какая-нибудь шлюха, но это вовсе не так. Она совершила ошибку не потому, что никчемная девчонка, а потому, что любила вашего сына. Она леди от начала и до конца. Мы из рода Уэйсов, Фэрбернов, Ройсов — там, откуда мы родом, это говорит само за себя. Ее прапрадед, генерал Фэрберн, служил у Ли, а это…

Джошуа поднял крупную ладонь.

— Мир, миссис Уэйс, мир. Мы оба рыдаем у гроба.

Нолаби в смятении посмотрела на него, затем сказала:

— Мэрилин, ты выглядишь очень неважно… Ты уверена, что этот человек не обидел тебя снова?

— Мама, он принес мне обратно рассказы Линка. Мы разговаривали о них.

— Гм… — это междометие означало, что она не очень верит сказанному. Она обвела взглядом комнату. — А где Рой?

— Я попросила ее сходить в библиотеку.

— Миссис Уэйс, вы не выпьете с нами вашего же чаю? — Это приглашение в устах Джошуа прозвучало удивительно мило.

Нолаби плюхнулась на стул и достала сигарету.

Джошуа сел рядом с ней.

— Я был пьян и вел себя по-скотски, когда Мэрилин пришла к нам. Это был худший день в моей жизни, но уверяю вас, я не пьянчуга и не скотина. — Он вытащил зажигалку из кармана рубашки.

Пламя довольно долго освещало серое лицо Нолаби. Затем она наклонилась, согласившись прикурить от зажигалки.

— Я думаю, что в вас есть немного и того, и другого, мистер Ферно, — сказала она с кокетливой улыбкой.