Все и побыстрее

Гонора натянуто улыбалась. Улучив момент, она под предлогом разглядывания безделушек, стоявших повсюду, отошла от беседовавших дам. Чувствуя себя неприкаянно, она прошла через гостиную и вошла в безлюдную комнату. В комнате стояли позолоченная арфа и огромный «Стейнвей» — рояль, на котором, как решила Гонора, никто не играл и он просто служил украшением. На открытой клавиатуре стояла миниатюрная копия Pieta Микеланджело. Девушка осторожно провела пальцем по холодному гладкому мрамору статуэтки.

— Ужасно, не так ли? — спросил за спиной мужской голос.

Вздрогнув, Гонора обернулась. Первой мыслью, пришедшей ей в голову при виде обратившегося к ней человека, было: так вот что подразумевается под эпитетом «львиный». Его крепко скроенное тело было гибким и подвижным; широкоскулое лицо обрамляла грива рыжевато-коричневых волос; бесцветные по краям брови сходились у переносицы, образуя темное пятно, напоминающее маркировку. Калифорниец, так решила Гонора, был невысок, его лицо покрывал густой загар. Вероятно, он только что приехал, иначе Гонора непременно бы заметила его среди одетых в траур гостей. Он был моложе всех присутствующих — Гонора решила, что ему слегка за двадцать — и, кроме того, одет в светло-серый костюм, к которому очень подходил золотисто-коричневый галстук.

Статуэтка чуть не выпала из рук Гоноры.

— Что вы так испугались? Разве вы не знаете, что такое барахло, как это, никогда не бьется? — Незнакомец криво усмехнулся, обнажив ряд белых зубов. Его усмешка была одновременно и отталкивающей, и притягательной. — Неужели не знаете? Чем безобразнее вещь, тем она прочнее. — Его шутливый тон вывел Гонору из оцепенения, обычно охватывающего девушку при разговоре с незнакомыми мужчинами, особенно если последние были хороши собой и начинали ей нравиться.

— Никогда не слышала о такой закономерности. Мне показалось, что эта статуэтка сделана отлично. Правда, я никогда не видела оригинала, но, возможно, вам есть с чем сравнивать?

— Никогда не был в Риме, — последовал ответ.

— Тогда почему вы решили, что копия не соответствует оригиналу?

— Такого просто не может быть. Только оригиналы заслуживают внимания.

— Вы так считаете? — спросила Гонора.

— Я думаю, что всякий мало-мальски уважающий себя скульптор не возьмется за изготовление копии, — последовал ответ. — Вот я, например, инженер, и мне никогда не придет в голову мысль копировать чужие проекты.

— Значит, вы оригинальны?

— Я бы назвал это другим словом — «талантлив». Да, я талантлив. И очень.

— Мне выпало большое счастье разговаривать с вами. — Непроизвольным движением головы Гонора откинула назад густые черные волосы; спина ее выпрямилась, маленькие округлые груди напряглись.

— Англичанам свойственно все подвергать сомнению, но я не собираюсь в угоду вам менять свои взгляды.

— От скромности вы не умрете.

Дерзкий ответ вырвался непроизвольно, и сердце Гоноры сильно забилось. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался разговорами с застенчивыми прилежными мальчиками — зубрилками, как назвали бы их в Америке. Все, что от них требовалось, это быть приятными собеседниками. Сейчас же Гонора поймала себя на мысли, что ей интересно, какого цвета волосы на груди у этого мужчины — такие же светлые, как брови, или же соответствуют цвету волос на голове. Ресницы ее затрепетали, и она покраснела.

Улыбнувшись, он бросил на нее быстрый, но внимательный взгляд, что заставило ее покраснеть еще больше. Затем незнакомец заглянул в ее темные, как вишни, глаза, за которые отец звал ее «моя португалочка».

— Скажите мне, — попросил незнакомец, глядя через комнату на собравшихся в гостиной людей, — если оригинальность не представляется вам положительной чертой характера, то какого вы мнения о них? Отличительная черта этих людей — стяжательство, хотя никто из них в этом не признается.

— Осмелюсь заметить, что это непременный ингредиент хорошей жизни, — отпарировала Гонора.

— Глупости. Мне кажется, вы совершенно не меркантильны.

— О нет! Просто я стараюсь называть вещи своими именами. Как хорошо, когда тебе не приходится бегать в поисках работы.

Он с интересом посмотрел на нее.

— Искать работу? Вы не производите впечатления девушки, стремящейся сделать карьеру.

— Однако я пытаюсь. — Голос Гоноры, мягкий и нежный, дрогнул. Всегда неуверенная в себе, она абсолютно терялась, когда приходила в агентство по найму.

— О чем вы задумались?

— Просто витаю в облаках. — Гонора овладела собой.

— Думали о работе, — незнакомец весело рассмеялся. — Во всяком случае, я никогда не поверю, что вас интересуют только деньги. С такими глазами, как ваши, невозможно быть стяжательницей, Моника Силвандер.

Он знает, кто она! Девушка почувствовала себя задетой.

— Мне нужно было сразу представиться, — заметил он с легким шутливым поклоном. — Я Курт Айвари [1] . Моя фамилия звучит так же, как и название материала, из которого сделаны эти клавиши. — Он слегка коснулся пальцами клавиш, и они зазвучали.

1

Айвари — слоновая кость (англ.). Здесь и далее примеч. пер.

— Я Гонора, — прошептала девушка.

— Что?

— Я не Моника, а Гонора.

— Гонора, я работаю у мистера Талботта. Он попросил меня сказать вам, что его машина отвезет вас с сестрой домой.

Так вот откуда он знает ее. Все так просто, а она-то думала!

— В этом нет никакой необходимости, — ответила она почти резко.

— Вы рассердились?

— Я не хочу обсуждать это с вами.

Курт внимательно посмотрел на нее.

— Нет, вы не рассержены, вы смущены.

Гонора почувствовала, что краснеет.

— Дядя Гидеон очень добр к нам, но мы с сестрой хотели прогуляться.

— Не будем спорить. Дядя хочет, чтобы вас отвезли домой, а его решения не обсуждаются. — Несмотря на насмешливый тон, в его голосе чувствовалось уважение. Курт тронул струну арфы, раздался долгий, протяжный звук. — Я считал, что Ленглей сильно преувеличивает, рассказывая о своих дочерях. Сейчас я понимаю, что ошибался.

— Вы знаете папу… вы знакомы с моим отцом?

— Я же сказал вам, что я инженер.

— Простите. Как глупо с моей стороны. Конечно, вы должны знать его.

— Он вами очень гордится и называет «мои три грации».

— О, Курт, — прервал его женский голос, — Курт.

Прислонившись к косяку двери, на них смотрела изящная молодая женщина. Она была одета в длинное, доходящее до щиколоток платье с узким лифом и широкой юбкой. Она была почти безгрудой. Каштановые волосы женщины были стянуты узлом на затылке. В длинных пальцах дымилась сигарета. Она не была красивой — впалые щеки и выдающаяся вперед челюсть не способствовали этому, — но она была похожа на герцогиню Виндзорскую, и как в герцогине, в ней был особый шик.