Все или ничего

– Расскажи, чем ты занималась это время, Рэд? – спросила она наконец.

– Кто – я? Твоя старушка?

– Ну, ты ведь, наверное, что-то делала, пока я занималась своими проблемами, не вспоминая о своей лучшей подруге.

– Я читала книги, которые всегда хотела прочитать, размышляла о всяких более или менее благородных вещах, подолгу гуляла, фанатично посещала занятия гимнастикой, слушала музыку, сажала анютины глазки, готовила соленья...

– Не верю.

– Все чистая правда, за исключением солений. Я потихоньку училась обходиться без Майка. У меня ведь нет выбора, правда? Жизнь должна продолжаться. Я в порядке, Джез, не то чтобы все прекрасно, но и не в безнадежно жалком положении, и с каждой неделей становится все легче. Иногда я выезжаю пообедать с кем-нибудь из друзей, иногда приглашаю их к себе – на этой неделе, например, мы чудесно пообедали с Грегори, пока он был здесь.

– С каким Грегори?

– Ох, Джез, ты неисправима. С Грегори Нельсоном, твоим будущим свекром.

– Что, разве отец Кейси был здесь?

– Джез, где ты была?

– Я... я... сама не знаю. Наверное, в своих поисках. Я чувствую себя как тот средневековый рыцарь, который отправился на поиски священного Грааля, а когда наконец спустя сто лет возвращается домой, то все, кого он когда-то знал, давно умерли и никто даже не знает ни его самого, ни зачем он так долго странствовал.

– Прошел только месяц или около того. И поверь мне, никто тебя не забыл, – поддразнила ее Рэд.

– Но я даже не знала, что отец Кейси здесь!

– Он прилетал по делам на пару дней и позвонил мне.

– А как, интересно, он узнал твой номер?

– Полагаю, Кейси дал ему. Джез, это был только дружеский ленч. В конце концов, у нас с ним есть только ты и Кейси.

– Ленч. Любопытно, почему в данном случае это слово звучит более значительно, чем даже «обед»? – Джез была заинтригована.

– Только не надо, – предупредила ее Рэд.

– Забудь, что я сказала! Еще слишком рано, чтобы даже думать об этом!

– Да уж, – мрачно согласилась Рэд.

– Не знаю, что это на меня нашло.

– Считай, что твои извинения приняты.

– А куда он тебя водил? О чем вы говорили? Симпатичный он? Ты еще с ним увидишься?

– Джез!

– Ну, мне просто любопытно, я ведь его совсем не знаю, мы только виделись однажды. Как бы то ни было, Рэд, что плохого в том, если у тебя появится новый друг? Ты ведь сама сказала, жизнь продолжается...

– Отправляйся домой, а не то я тебе всыплю.

– И правильно. Правильно! Уже ухожу.

Джез вернулась домой в девять. Проскочив на кухню, она обнаружила там включенную лампочку над плитой, горшок с соусом чили и колкую короткую записку от Сьюзи, что перед уходом она оставляет еду на всякий случай, хотя никто, кажется, больше не желает питаться дома. От Кейси никакой записки не было, и никаких признаков жизни не подавали комнаты огромного жилища; никаких ваз с цветами, ни зажженного камина в гостиной, где во мраке выделялась массивная испанская мебель. Она открыла дверь на веранду, но даже ночь с ее таинственными звуками, вздохи листьев, свод звездного неба казались далекими и не то чтобы враждебными, но как будто не имеющими к ней никакого отношения.

Сидя на кухне в кресле, Джез пыталась сопоставить факты, которые неожиданно приобрели зловещее звучание. Здесь, в Калифорнии, находился отец Кейси, но Кейси не обмолвился ей ни словом. За последнюю неделю Кейси несколько раз проводил целый день по делам в Лос-Анджелесе, но она до сих пор этого даже не замечала. Сегодня он исчез безо всяких объяснений и даже не попрощавшись. Вот уже несколько ночей он спит в одной из гостевых спален, она даже точно не знает, как давно. Ей было все равно.

Кейси! Весь ее путь в поисках карты и Трех Стражей он был рядом с ней. А в награду она обошлась с ним так наплевательски. Свою бессильную ярость на приговор собственных адвокатов она излила на него. Она вела себя с ним так, как если бы он был виноват в том, что она проиграла. Свое поражение она не захотела разделить с ним – только свой триумф. Кому, как не Кейси, знать, что победу можно отмечать с кем угодно, даже с незнакомым человеком, но, когда терпишь фиаско, обращаешься только к тому, кто тебя любит.

Почему она вычеркнула Кейси из своей жизни именно тогда, когда больше всего нуждалась в нем? Джез сидела в темной кухне, и слезы катились по ее лицу. Она мучительно пыталась разобраться в себе. Медленно, неохотно, внутренне сопротивляясь из последних сил, она с болью поняла, что хотя она уже и выросла, но по-прежнему страшится доверяться кому бы то ни было так, как она хотела бы довериться Кейси. Он не разочаровал ее пока, но что, если она ошибается в нем? Что, если Кейси когда-нибудь оставит ее? С другими это случалось. Может быть, безопаснее расстаться с ним, пока этого не произошло?

Но она спрашивала себя, сможет ли выжить, если перестанет верить всем людям, особенно теперь, когда умер отец. Может быть, лучше попытаться – пускай она даже ошибется, – чем жить, полагаясь исключительно на себя? Неужели одно опасение, что ее могут когда-то бросить, настолько важно для нее, чтобы определить всю ее жизнь, подобно тому как оно омрачило ее прошлое?

Джез решительно поднялась. Она достаточно задала себе вопросов и даже наспех набросала для себя кое-какие ответы, но на сегодня самокопания было достаточно. Сейчас ей нужен был только один ответ на жизненно важный вопрос. Где факс Кейси?

Часом позже, когда Кейси наконец-то открыл парадную дверь, единственным ярко освещенным местом в гасиенде была по-прежнему кухня. Войдя туда, он увидел Джез. Она стояла у плиты и мешала длинной ложкой в горшке.

– Что это значит? – спросил он в изумлении.

– Я разогреваю этот чили. Я подумала, вдруг ты приедешь голодный.

– Да я уже давным-давно пообедал, – машинально ответил он.

– А тебе разве перед сном не хочется есть? Мне всегда ужасно хочется.

Джез быстро повернулась спиной к плите, являя собой потрясающе романтичную и пленительную фигуру в плиссированном длинном белом платье. Вокруг нее извивались десятки ярдов воздушного шифона, одно гладкое плечо было обнажено, а на другом развевалась широкая полоса летящей материи, как крыло воспарившего ангела.

– Какого черта?

Золотистые глаза Джез изумленно распахнулись, она тряхнула роскошными бронзовыми волосами с таким негодованием, что они засверкали от корней до кончиков.

– Это мое платье от мадам Грэс, разве ты не узнаешь? То самое, которое ты чуть не погубил. Оно снова в порядке. После фиесты мне пришлось послать его в Париж, потому что на всем белом свете осталось только четыре человека, умеющих чистить такие платья, и все они живут там. У них ушли на это многие месяцы кропотливой работы, не такой, конечно, как у реставраторов «Моны Лизы», но все же...

– Могу я полюбопытствовать, почему ты именно в этом платье стоишь у плиты?

– Мог бы и догадаться. Нет? Ну хорошо, придется объяснить. Когда ты снова обольешь его чили, – а ты непременно это сделаешь, по-другому ты просто не сумеешь, – тут я грациозно улыбнусь, как подобает леди, и скажу: «О, какие пустяки, дорогой, забудь об этом, это же не новое платье».

Она повернулась к плите и деловито продолжила мешать чили.

Кейси быстро подошел к ней и взял за плечи.

– Положи ложку, – скомандовал он с расстановкой, – и очень осторожно.