Всё исправить
Шрифт:
Вот это новость, подумал Алексей. Ну хорошо, доктор… но ее-то за что? Или все банально – «не стой под стрелой», как пишут на башенных кранах?
– А с анестезиологом случилась и вовсе дикая история. Мыл себе человек окно, мыл-мыл… да и выпал. Бывает же такое!
Голос из динамика сделал эффектную паузу.
– Memento mori… – медленно произнес Чекалов. – Каждого касается.
– Воистину, воистину memento mori! – подхватил голос свыше. – И коснулось практически всех причастных, так сказать. Всех, кто видел… Патологоанатом жив, правда, но уверенно вспомнить детали не может. И на фотографии не опознал. Можете себе представить?
Алексей
– Сказать откровенно, я восхищен, Алексей Борисович, – голос в динамике достоверно изобразил соответствующую интонацию. – Покопал я тут бумаги по Вольфу Мессингу, еще там парочке… куда тому Мессингу до вас!
Определенно психолог, подумал Чекалов, разглядывая заслонку «кормушки». Прямо капитан Жеглов из того кинофильма. Как там было-то… «накиньте шубку, здесь прохладно». Или там требовалось поднять с полу кошелек?
– Да, так на чем мы остановились?
– На том, что я много круче Вольфа Мессинга. И потому пора открывать дверцу.
– Железная логика! – хохотнул голос свыше. – Правда, изначально речь шла о фиктивной смерти вашей супруги, ну да бог с ним… может ведь тот патологоанатом иметь плохую память, верно? Но я вас вполне понимаю, тут дискомфортно. Хорошо, мы сейчас попробуем подписать пару бумаг…
– Это только осложнит вам задачу, – не слишком вежливо перебил Чекалов. – Видите ли, я хочу, чтобы ваша служба забыла о моем существовании. Раз-навсегда-совсем.
Долгая пауза. Наконец-то я его озадачил, подумал Алексей, разглядывая отдушину с телекамерой.
– Это невозможно.
– Это возможно, и вне сомнения будет исполнено. Вами, Борис Львович. И вы даже не подозреваете, по какому тонкому льду сейчас ходите.
Пауза.
– Любой другой, услышав угрозы, исходящие от человека, находящегося в вашем положении, просто рассмеялся бы…
– Угроза?! – искренне изумился Алексей. – Человек облил себя бензином и готов чиркнуть спичкой. Его хватают за руку, а он кричит о какой-то угрозе…
Пауза.
– Простите, вы уверены?
Чекалов вздохнул. Не понимает… Все-то нам, человекам, требуется объяснять наглядно. Похоже, без маленькой демонстрации тут не обойтись.
«Юля, Юль…»
«М?»
Он чуть улыбнулся. Ну надо же, до чего быстро человек ко всему привыкает. Как будто так и надо, бесплотный потусторонний голос откликается на ваш вызов…
«Я рада, что вам понравилось, мон шер ами» – бесплотный голос насмешлив.– «Но давай уже к делу»
«Пугнем маленько?»
«Можно. Он тут совсем рядом, с материализацией проблем никаких. Но ты учти, сегодня он действительно не может тебя вот так просто выпустить»
«Ну хорошо, хорошо. Я не сибарит, заночую тут»
«Ну что – начали?»
Он привычно сосредоточился, превращая мир в набор стеклянных цветных игрушек. Прозрачных насквозь и понятных до самого донышка.
Маленький стеклянный цилиндрик, прилепившийся в углу стеклянного куба, буквально исходил мешаниной электромагнитных импульсов, колких и колючих. К приборчику тянулся тонкий стеклянный шнур – провод – по которому импульсы бежали,
бежали… ба, да вот же он, монитор, совсем рядом. И человек перед ним, удобно расположившийся во вращающемся кресле…Человек протянул руку к графину, стоявшему сбоку, и резко отдернул. Вода в графине вскипела разом, стеклянная пробка вылетела и покатилась по полу с неожиданно громким противным звуком. Пару секунд сидящий ошалело таращился на посудину, исходящую паром, затем задергался, пытаясь вскочить. Кресло держало хозяина крепко.
Тонкие женские пальцы легли на плечи Борис Львовича и мягко развернули его вместе с креслом.
– Ну-у? – Юля, совершенно нагая, стояла перед ним, наблюдая беспорядочное трепыхание, и улыбалась. – Как самочувствие? – она уже ласково щупала горло несчастного. – Будем слушаться, или попробуем дальше валять дурака? М-м?
«Я сделала ледяные пальцы, чтобы дошло до ума»
«Слушь, ну ты аккуратней. Съедет с катушек, и толку-то с него тогда…»
«Не съедет, я же вижу. Крепкая головушка. Однако ты прав, достаточно»
Она с неожиданной силой крутанула кресло, и пленник собственного сиденья завертелся, точно волчок. Еще миг, и навка исчезла, как и не было.
«Хулиганка»
«Да просто балуюсь чуть-чуть»
Кресло сделало последний оборот и остановилось. Гэбист дрожащими руками ощупывал собственное горло, делая частые глотательные движения, и глаза у него были совершенно безумные.
– Так как насчет самочувствия, Борис Львович?
Не дождавшись ответа, Чекалов вздохнул, и мир вернулся в свое привычное трехмерное состояние.
– Чтобы совсем уже не было неясностей… Я не Он. И во всяком случае к кресту себя прибивать не дам, это уж точно. Но я-то еще ладно бы… Вы осмелились задеть Веру Николаевну, более того – вы додумались упомянуть в качестве заложницы мою дочь. Вы вообще соображаете, что натворили?
Он сел на топчане.
– Ваша жизнь и жизнь ваших родных в ваших руках, Борис Львович. Я даю вам время до завтрашнего утра, чтобы все исправить. Абсолютно все. Вы умный человек, и сами сообразите, что именно, где и как. И если ход ваших мыслей будет неправильным, вы это почувствуете нутром. Да, и не вздумайте сдуру пустить в камеру газ. Потому как в этом случае исправить что-либо вам будет уже невозможно.
Мир был восхитительно, невероятно сложен, пронизанный неопределенностями всех порядков. Кипит, пузырится вакуум, рождая ежесекундно мириады частиц и античастиц, неразрывно связанных в пары. Огромному большинству этих виртуальных пар так и не стать реальными частицами, оставшись лишь сном Мироздания, и только иногда, при особых условиях, им удается разорвать цепкие оковы виртуальности, возникнув из ничего и тем самым продемонстрировав – в этой Вселенной нет ничего невозможного…
И в то же время мир этот был изумительно прост и однозначен. Свет и Тьма, как отсутствие того Света. Добро и Зло, как отсутствие необходимого уровня Добра. Черное – белое. Где граница? Идиотский вопрос… Вглядитесь, люди – эта граница проходит через ваши души!
…Замок в двери скрежетнул коротко и зло, и вслед за ним в бессильной ярости лязгнул засов. Еще миг, и дверь распахнулась. На пороге, в неземном сиянии тусклых электрических ламп, освещавших тюремный коридор, стояла тоненькая фигурка.