Все к лучшему

Придя в замешательство от его тона, она запальчиво ответила:

— Нет, не боюсь! Ребенок гораздо важнее, чем преходящая красота и высокая грудь! — Что, съел? Вот тебе! — подумала Айрис, втыкая вилку в последний кусочек торта с такой яростью, словно перед ней лежал сам Стронг.

— Хочешь еще? — только и спросил он в ответ на ее самоуверенное заявление.

Предложение заставило Айрис улыбнуться.

— Ты шутишь! — она погладила себя по животу.

— Ну, раз так… — Снисходительно произнес он, давая понять, что понимает заботы беременной женщины.

Рука Стронга потянулась за счетом, оставленным официанткой; что-то в этой руке приковало внимание Айрис, да ведь он без обручального кольца, которое прежде носил не снимая. Странно! В голове потрясенной женщины сразу возник миллион вопросов.

Может быть, Дэвид просто забыл его надеть! Или снял сознательно, тем самым признавая конец своего брака? Страдал ли он? Хотел вернуть супругу, которую любил и с которой собирался прожить жизнь? Или примирился тем, что она никогда не вернется?

Айрис подняла глаза и увидела, что он тоже смотрит на нее. Наверняка догадался, о чем она думает. Всегда был догадлив… Она ожидала услышать резкие слова, а то и обвинения, но Дэвид просто спросил:

— Ты готова? — когда Айрис кивнула, он скрипучим голосом сказал: — Тогда пошли.

Исчезнувшая было напряженность вернулась. На обратном пути они разговаривали мало. К великому удивлению Айрис, ее попечитель и не думал возвращаться в Бостон.

Пока Стронг был занят какой-то работой в верхних комнатах коттеджа, Айрис сидела в саду в тени старой сливы и читала рукопись, изредка отрываясь от текста, чтобы отогнать назойливую муху или проследить за полетом яркой бабочки. Несомненно, Дэвид был прав: с годами его почерк не стал разборчивее. Это были записи человека, слишком погруженного в важные проблемы, чтобы заботиться о такой мелочи, как каллиграфия. К счастью, для расшифровки у нее было время. Машинку Стронг обещал привезти на следующей неделе.

Желая выпить чашку чая, Айрис отложила папку с рукописью и пошла в дом поставить чайник.

Дэвида не было ни в одной из комнат. Услышав шум над головой, Айрис поднялась на верхний этаж и наткнулась на стремянку, приставленную к чердачному люку.

— Что ты делаешь? — спросила она, просунув голову в люк и увидев хозяина, склонившегося над какими-то щитами.

Он слегка удивился, но ответил охотно:

— Здесь проходит вентиляционная труба, поэтому надо сделать перегородку. Но сначала придется расчистить весь чердак… А вот что ты тут делаешь, черт побери? О чем ты думаешь? Лазишь по лестницам в твоем положении!

— Я пока не разваливаюсь на части! — упрямо ответила Айрис и забралась на чердак.

Там пахло пылью, но было необыкновенно интересно. Настоящая лавка древностей: старые картины, потускневшая от времени посуда с потрескавшейся глазурью, мебель, которой давно никто не пользовался… А в самом углу, где крыша смыкалась с полом, стояла лошадка-качалка с когда-то белыми гривой и хвостом; облупившаяся на боках краска говорила о долгой безупречной службе.

— Она была твоей?

Айрис направилась к лошадке, но в этот миг Дэвид громко закричал:

— Ради бога, смотри, куда идешь!

Когда мужская рука поймала ее за талию, не пуская дальше, у Айрис перехватило дыхание.

— Здесь все старое! Эти доски очень непрочные; стоит ступить между балками, и окажешься прямиком в ванной! А потом бац — и выкидыш!

Тон Дэвида ясно давал понять, что ее присутствие здесь нежелательно. Обиженная, Айрис необдуманно выпалила:

— Для тебя это было бы решением множества проблем!

В ту же секунду она почувствовала, как напрягся Дэвид.

— Раз и навсегда пообещай мне, что эта мысль больше не придет в твою пустую голову! — прошипел он.

— Конечно, обещаю, — быстро согласилась Айрис, только чтобы успокоить Дэвида. Гневная реакция напугала ее.

Почувствовав свою резкость, он неловко сказал:

— Не ходи дальше. А лошадка… она принадлежала моей бабушке, а потом тете.

— Ой, какая старая! — Айрис с умилением посмотрела на изумительную игрушку. Когда-то в детстве она мечтала о такой, но из-за неспособности ее отца подолгу задерживаться на одном месте и его равнодушии к детям ничего подобного у нее не было. — Но ведь твоя тетя позволяла тебе качаться на ней? — она вдруг представила себе Дэвида маленьким мальчиком.

— Позволяла, позволяла… Слушай, зачем ты сюда залезла?

В его словах звучало раздражение. С чего бы это? — подумала Айрис. Он явно не желал ее присутствия. Так что забота о ребенке была всего лишь предлогом…

— Я захотела чаю и пришла спросить, не будешь ли… Ух, ты! Что это?

Дэвид открыл древний сундук и вытащил из него полуразвалившуюся коробку для обуви, из которой вдруг посыпались фотографии. Айрис бросилась их подбирать. Некоторые были очень старыми, выцветшими, с поврежденными краями… Попадались и более поздние, уже цветные снимки.

— Кто это? — спросила она, взяв изображение смеющейся молодой женщины. Ей было лет двадцать, не больше, и смеялась она так, словно ей все нипочем.

Дэвид бегло взглянул на фото и опять склонился над сундуком.

— Это моя мать, — буркнул он.

Айрис стала разглядывать снимок, угадывая в смеющемся лице знакомые черты.

— Красивая… — Задумчиво проговорила она.

— Да, красивая, — сухо прозвучало в ответ.

— Сколько ей здесь лет? — не унималась Айрис, хотя видела неудовольствие Дэвида. Но стремление как можно больше узнать о человеке, к которому она была далеко не равнодушна, заставило ее забыть о деликатности.

— Девятнадцать. Этот снимок был сделан за год до моего рождения.

В голосе Дэвида была какая-то болезненная нотка, которая подсказывала, что он считал себя причиной всех несчастий, выпавших на долю его матери. Айрис глубоко вздохнула и бросилась головой в омут:

— Она что, тяготилась тобой?

— Что ты понимаешь? — вспылил Дэвид. — Она была молода, влюблена без памяти, и ничто остальное ее не интересовало! Я ее такой, — он кивнул на фотографию, — никогда не видел. Она запомнилась мне худой, осунувшейся, всегда одетой в обноски, изможденной работой и нуждой. Мать выбивалась из сил, чтобы прокормить себя и своего ребенка!

— А твой отец? — продолжала задавать бестактные вопросы заинтригованная Айрис. — Ты знал, кто он? — этот вопрос мучил ее с тех пор, когда Дэвид приоткрыл завесу, скрывавшую его прошлое.

Стронг швырнул в сундук все, что было у него в руках, и выпрямился.

— Это что, допрос? — сердито спросил он, подбоченившись и застыв в вызывающей позе. На его скулах играли желваки. Застегнутая на все пуговицы джинсовая рубашка туго обтягивала грудь. — Так и быть, скажу, если это заставит тебя замолчать. Я не видел его и ничего о нем не знал. — С мрачным выражением, которое заставило Айрис раскаяться в своем любопытстве, отрубил: — Ничего, кроме того, что он был женат.