Все лгут

– Я была на девичнике, на шхерах, в Сандхамне. Уехала вчера после обеда и пробыла там до… Да, до того момента, как позвонил Самир и рассказал об исчезновении Ясмин.

– Который был час?

Анн-Бритт достала очки и принялась делать пометки в своем блокноте.

– Наверное, половина пятого утра.

– Может кто-нибудь подтвердить, что вы были там?

Ее слова прозвучали словно в замедленном воспроизведении, и кухня, внезапно утратив четкость линий, стала расплываться. Все это происходило наяву. Это было со мной. С моей семьей.

– Вы серьезно? Меня в чем-то подозревают?

Анн-Бритт изучающе поглядела на меня поверх оправы очков. Лицо ее не выражало эмоций.

– Это стандартный вопрос в подобных ситуациях.

Я покорно кивнула и продиктовала ей имена девчонок, а также телефонный номер Греты.

Анн-Бритт продолжала вести записи. Аккуратный почерк, ровные строчки на белой бумаге. Без всяких там дрожащих рук или пылающих щек. Для нее это была рутина, работа, business as usual. А когда она закончит со мной, то отправится домой, к своей семье, или к своему коту, или к своим романам, а мы останемся сидеть здесь, в нашем красивом, но захламленном доме, так ничего и не выяснив.

Мы станем пленниками неопределенности.

– Вы что-то нашли? – спросила я.

Анн-Бритт отложила ручку и слегка одернула вязаный свитер, который был ей тесноват в груди.

– Мы обнаружили ряд предметов на скалах. И в воде. В данный момент я больше ничего не могу вам сообщить. Но Ясмин мы не нашли.

– Она могла убежать, – предположила я.

– У нее были причины?

Я задумалась, и задумалась надолго. Что мне было сказать? Что я могла сказать? Что было лучше для Ясмин, для Самира, для моей семьи?

– В последнее время она была сама не своя.

– Что вы имеете в виду?

Я попыталась сделать глоток кофе, но руки так сильно дрожали, что чашку пришлось поставить.

– Она отгородилась от нас. Установила замок на свою дверь. А еще… она похудела. Она и так была худой, так что…

Я не закончила фразу.

– Депрессия?

– Может быть.

– Возможно, с ней что-то произошло?

– На самом деле я не знаю, – солгала я. – Я склоняюсь к тому, что это подростковые проблемы, понимаете?

– Нет, не понимаю. Расскажите подробнее.

Я вздохнула.

– Она устала от школы. Очень устала. Кажется, у нее произошла размолвка с парнем, но я точно не знаю. Она никогда не стала бы со мной делиться. Вам лучше спросить Самира.

– Ее парень, – помедлив, проговорила Анн-Бритт. – Это Том Боргмарк?

– Да.

– Что он за человек?

Я задумалась. Тома я знала с младенчества – несчетное количество раз оставалась у него в няньках. Меняла пеленки, утешала и качала перед сном.

– Он замечательный молодой человек, – наконец ответила я, выделяя каждое слово.

Ручка Анн-Бритт снова заскрипела по бумаге.

– Исходя из чего вы делаете такой вывод?

– Я живу здесь с рождения. Мой папа работал садовником в усадьбе Кунгсудд. Он…

– В усадьбе? – переспросила Анн-Бритт.

– Да, в прошлом наш дом был ее частью, но в шестидесятых родители его выкупили. Когда папа умер, мама переехала в квартиру, а я осталась жить в доме. Как бы там ни было, Тома я знаю целую вечность, так что могу за него поручиться. Он хороший мальчик.

«Может быть, слишком хороший для Ясмин», – подумала я, но, разумеется, ничего такого вслух не сказала, потому что внезапно почувствовала, что женщина по другую сторону стола – та самая, с округлыми чертами и обманчиво мягкими интонациями, напомнившая мне маму, – вовсе не на нашей стороне.

– Хм, – произнесла она. – Мы побеседовали с Томом. Он был сильно возмущен.

– Он что-то знает о Ясмин?

– Нет. Вчера он работал допоздна в какой-то финансовой конторе в городе.

Я кивнула – это мне уже было известно. Том учился в Хандельс [7] , а по вечерам подрабатывал в колл-центре – продавал какие-то финансовые услуги малым предприятиям.

7

Стокгольмская школа экономики, частный вуз.

– А что ваш муж? – спросила Анн-Бритт, поправляя на переносице очки. – Где вчера был он?

Я вдруг вспомнила, что Самир в это самое мгновение сидел в компании ее коллеги на втором этаже и отвечал на аналогичные вопросы. Какой же я была наивной! Очевидно, для того они и решили допросить нас по отдельности. Это была вовсе не забота о нас, не желание поддержать семью в трудную минуту.

– Самир весь вечер провел дома, с Винсентом.

Анн-Бритт некоторое время молча меня изучала.

– Откуда вам это знать?

Прямой вопрос заставил меня растеряться и немного разозлил. Вне зависимости от того, что произошло с Ясмин, не было никаких причин подозревать в чем-то меня или Самира. Ясмин и без нашего участия была способна вляпаться во все возможные неприятности.

– Я находилась в двух часах езды отсюда, – излишне резко отозвалась я. – У меня не было возможности проконтролировать, чем занимались Самир и Винсент, но и причин это делать не было тоже. Самир никогда бы не обидел Ясмин, что бы та ни натворила. Она для него – все. – Я поколебалась, но все же продолжила: – Он уже терял ребенка.

Анн-Бритт кивнула.

– Да, мне это известно.

И вновь ощущение бессилия и паника: откуда ей могло быть это известно? Она что, еще до прихода сюда изучила всю историю нашей семьи?

Анн-Бритт откашлялась.

– Мария, вас ни в чем не подозревают – ни вас, ни Самира. Все это – дежурные вопросы. Понятно?

Я молча кивнула.

– Отлично. Не забывайте об этом. Вы утверждаете, что Самир помог бы Ясмин вне зависимости от того, что та натворила. У меня возникает закономерный вопрос – как часто она что-то «вытворяла»?

Я пожала плечами.

– Вы ведь знаете, как у подростков бывает.

– Нет, – упорствовала она. – Рассказывайте.

– Это же вечная борьба, вечный поиск компромисса. В котором часу она должна быть дома по вечерам, отношения с мальчиками, уборка, алкоголь. Все в таком духе. Ничего странного. Обычные подростковые фишки.

Анн-Бритт откинулась на спинку стула и сняла очки.

– Думаю, на сегодня достаточно, – объявила она. – Я оставлю вам свою карточку, звоните в любое время. Если вам придет в голову что-то важное, или если возникнут вопросы. Мы рядом. Я хочу, чтобы вы знали об этом.