Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

Я люблю безмолвие этих мест.

Стоишь у могилы. Слушаешь тишину. Где-то кричит одинокая степная птица. На мгновение тишину прорежет ветер.

И снова все замолкнет.6

Израиль разный. На севере – прохладно, в пятистах километрах к югу – тропическая жара. На побережье Средиземного моря и в предгорье – благодатная земля, а в Мертвом море – даже водоросли не растут. И море исключительно целебное.

На этой маленькой полоске земли представлены все климатические зоны. Кроме арктических льдов, вечной мерзлоты и тундры.

Мой сосед Зеев работал в бывшем СССР в одном из научно-исследовательских институтов заведующим административно-хозяйственной частью. Его супруга – инженером по соцсоревнованию. А брат – инженером по спорту. Сам видел трудовую книжку. Сам рекомендовал в свое время такие формулировки профессий, чтобы обеспечить людям большие зарплаты…

Зеев говорит, в Израиле он понял, что значит свобода. Председатель «русской» политической партии сделал ему заказ – сочинить предвыборное обещание для избирателей.

Зеев был польщен, но вяло отбивался: «русских всерьез не принимают. Они порубят друг друга по дороге. Надо предложить местному активисту Ф., чтоб в созданном им музее алии он оставил место для их скальпов…

Председатель «русской» партии оптимист.

– Нас голыми руками не возьмешь, – сказал он.

Зеев философски ответил:

– А надо ли?

Затем он дал несколько «ценных» советов Председателю, которые свелись к лёгкому угощению для избирателей и косметической покраске памятника Неизвестному солдату, – у него сквозь фундамент уже давно проросли ржавые прутья.

Заказа Зеев не выполнил. Он пошел играть в футбол со своим долговязым внуком и упал…

– Проголосуй за меня, – позвонил ему на следующий день Председатель.

Зеев сказал:

– Да!

А про себя подумал: «Я же упал на задницу, а не на голову…»

Впрочем, я слышал, что в экскурсионном автобусе, нанятом по случаю выборов, Зеев крикнул одному из активистов:

– Прекратите свою сионистскую пропаганду! У вас какой-то сплошной ура-патриотизм…

Разве теперь не понятно, почему евреи не болеют СПИДОм?

Их никто не любит. Даже свои…

Известно, после кончины царя Соломона вместо единого государства возникло два новых – царство Израиль на севере и царство Иудея на юге.

В 1927–1935 гг. американская археологическая экспедиция раскопала в семи милях от Иерусалима руины старой пограничной крепости Мицпа. Внешняя стена ее достигала в толщину почти 8 метров (!).

«Такая невероятная мощь оборонительных стен свидетельствует об исключительной ожесточенности гражданской войны, бушевавшей между севером и югом» (археолог Вернер Келлер).

И вдруг… И вдруг мне показалось: это случилось…

Раскаялись нацисты Германии и антисемиты Литвы и Польши, Великобритании и США, Франции, Аргентины, Уругвая…

По радио и ТВ раздавалось: мы уже удовлетворили спрос на еврейские надгробия. Слегка повыдохлись…

А человеческий ум – тогда и ум, когда критичен.

Пришли с повинной «Хамас», «Исламский джихад», «Мусульманские братья»…

И у всех новые пожелания для нас. Напутствия.

И дельные советы: как прожить до ста двадцати.

– Ну зачем еще одно палестинское государство? – рыдал Арафат. – Хашемитское королевство Иордания состоит на семьдесят процентов из моих соотечественников! И король Хуссейн наверняка найдет и мне подходящее местечко…

Из Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Ирана, Ирака, Ливии обратились к Председателю Автономии:

– Дорогой раис… Отпусти народ свой в просторные земли наши. У израильтян такая теснотища – нервы не выдерживают! Будем в стороне от их Неба и их Бога!

Гляжу на них и удивляюсь: сколько во мне проворного злопамятства! И имена всплывают. И даты. И события…

Но удержусь. Нас давили нетерпимостью, и мы давили непримиримостью, и захотелось поблажки – себе и другим.

И, переполненный радостным всепрощением, удивляюсь:

– Кто старое помянет…

Точно получил от ангела щелчок по носу и от этого щелчка забыл все, что помнил. Теперь будем раскланиваться при встречах…

И стало так тихо. Тише всякой тишины. Только канарейки выводили свои рулады. И мимо проносились бабочки с огромными крыльями, раскрашенными во все цвета радуги…

Неужто свершилось? Или еврейские языки завязались? А может, наоборот, только развязались…

– И почему это, родной, получаешь гонорар меньший, чем я предполагал?! Я себе этого не позволял и прожил ярко и интересно. Что? Совсем не получаешь?! Бери мой! Говорю – бери! Вместе с новой книгой: «Самому любимому другу, самую любимую книгу от самого любимого автора».

Вот вам и царство небесное! Живу как в раю.

Не живу – блаженствую…

Крупные и горячие слезы падают на мою руку. Счастье, что ветер, остужает их, иначе прожгли бы ладонь.

– Значит, это возможно – жить в любви и согласии. Сейчас крикну: «Шма, Исраэль! – Слушай, Израиль! Ашкеназы и сефарды, религиозные и светские, левые и правые…»

И все тут же грохнутся без чувств.

Я раскидываю руки и пытаюсь взлететь. И остаюсь на месте. А что, если в раю крылья обрезают? Чтобы не соблазниться земной твердью…

Оглядываюсь. И снова вижу какой-то странный белокаменный город, купающийся в лучах закатного солнца, быть может, небесный Иерусалим…

– Все мы – сестры печали, – говорит друг, пытаясь надеть на меня женскую шляпку с вуалью.

И глаз его как-то нервно подергивается. И я про себя отмечаю: нервный народ!Как говаривал известный парикмахер Моргулис в Центральном доме литераторов в Москве: «В войне главное не пушки и не самолеты, и даже не слова – то есть не идеология, не агитация и не пропаганда. Главное – выжить…»

…Почти каждый год я прихожу с друзьями в монастырь молчальников. Молчать с людьми можно на любом языке. Можно молчать по вертикали, как гора с горой, молчать по горизонтали вместе с камнями.

Может быть, стоит помолчать?

И не жестикулировать? И оставить в покое пуговицу на пиджаке друга?..

Что я, псих, которого занесло сюда?Проходящий молодой человек с гитарой изливает душу друзьям:

Что ты будешь делать, когда высохнет нефть?

Арабы будут дохнуть, я – сидеть и смотреть…

Каждое из заинтересованных лиц имеет на это свою точку зрения.

Идут, бредут еврейские ноги без голов. С ними не соскучишься… Однажды Зеева Жаботинского спросили: «Почему вы так стремитесь создать еврейское государство? Что, оно будет лучше других?»

«Оно будет, вероятно, хуже, – ответил Жаботинский, – но я хочу, чтобы меня бил в морду собственный полицейский, а не чужой…»

В отличие от нас Жаботинский не жил иллюзиями. Он знал, что мир несовершенен, что любое государство мира находится еще на таком уровне, когда должен существовать полицейский и этот полицейский может больно ударить.

Все мы только вчера вернулись из изгнания – из галута. И самое драматическое заключается в том, что, выйдя из галута, мы вовсе не стремимся к тому, чтоб галут вышел из нас.

Мы все еще живем иллюзиями, пусть печальными, но сказками, надеясь, что закончится эта сказка непременно в Израиле. Мы все еще живем скверными и многочисленными лозунгами. Один из них был слеплен не очень умными людьми: «Все евреи – братья!» Подобный лозунг не осуществим не только у арабов, французов или украинцев (могу перечислять бесконечно), но и в первую очередь у евреев. И когда этот лозунг не осуществляется, и когда полицейский размахивает дубинкой – у нас только одна, чисто советская реакция: тут же ехать в Минск, созвать съезд РСДРП, разделиться на большевиков и меньшевиков, а дальше захватить почту, телеграф, мосты – в общем, дела известные.

Жизнь наша действительно непроста. И перелом, который мы совершили в своей жизни – перелёт в Страну обетованную, не из легких.

Две навязчивые вечные идеи сопровождают человечество на всем его долгом пути: ожидание конца света и наступления золотого века.

Пустой страх и пустая надежда. А между ними – будничные заботы и радости. Между ними тайна, которую и не надо разгадывать, потому что только тайна и дает нам жизнь.

Доверимся жизни. А наша задача скромная и… не очень трудная. Сделать жизнь такой, чтоб не было в ней ничего лишнего. Только то, что нужно для счастья.7

Известно, что есть начало. И нет конца…

«Познай самого себя!» – говорит древняя сократовская заповедь. И разве не с вопроса: «Кто же я такой?» – начинается пробуждение нашего ума?

Разве каждому из нас не хочется узнать: «Откуда я родом?»

Что значит приветствие: «Здравствуй»?

Что – «Хау ду ю ду»?

А что – «Шалом»?

И не здесь ли, не в ответе ли на простой вопрос истоки нашей ментальности? Нашего самосознания? Ибо: «Здравствуй» – говорят в России, русскому человеку важно быть здоровым и цельным, американца более всего заботит состояние его дел, а для еврея самое главное «шалом» – мир. Потому что только при наличии мира можно сохранить главную еврейскую сверхидею: Жизнь.

Нет ничего важнее жизни человека…

Нынче модно утверждать, будто бы Художник, дабы состояться, должен освободиться от всего: от Времени, от Пространства, от печально памятной пятой графы паспорта, даже от пола и одежды.

И от национальности или отечества, между прочим, прежде всего…

– Да? – недоумеваю, чувствуя в себе шевеление чего-то идиотского. – А что, можно представить Фредерика Шопена без Польши? Или Модеста Мусорского без России? Или Габриэля Гарсиа Маркеса без Южной Америки?И Экклезиаста без еврейского скептицизма?

Тут недавно заезжие писатели из разных очень передовых и очень демократических столиц утверждали, что вот, дескать, у них – полная свобода, необходимая, чтобы творить, чтобы найти новые коллизии, новые повороты, новые сюжеты…

Полноте, господа! Уже в Торе есть все сюжеты. Все коллизии. Все повороты. Полная сага о жизни и существовании прошлых и нынешних двоюродных братьев и братьев вообще…

Адам, Ева и Змий – какие еще сюжеты?

Евреи не признают прогресса.

Бог за неделю (вот и все время!) создал мир. И сказал: «Мир – хорош!»

Какого еще рожна надо?

И «то, что было, то и будет, и то, что происходило, то и произойдет, и нет ничего нового под солнцем».

А еще все «суета сует, и всяческая суета»…

Евреи сродни тому капитану корабля, который выиграл главный приз в телевизионной передаче. Второй и третий приз – деньги, а первый – туристическая поездка на теплоходе…

Конечно, странный народец.

Французская киноактриса Симона Синьоре однажды рассказывала о своей встрече с женой Бен-Гуриона Полиной. Дело было в Тель-Авиве в 1959 году, где выступал муж Синьоре Ив Монтан. После концерта супругов пригласили познакомиться с Бен-Гурионом и Полей. Вначале Поля приникла к Ив Монтану, щупала его мускулы («Ах, эта хазарская порода!» – как сказал бы знаменитый писатель Быков) и приговаривала: «Какой вы красивый, какой массивный».

Потом обратилась к Симоне Синьоре по-английски, с резким бруклинским акцентом:

– А вы чем занимаетесь?

– Я – актриса.

– И какая же вы актриса – хорошая? Или плохая?

– Старательная.

– А кто вы по происхождению?

– Я наполовину еврейка.

– А с какой стороны?

– Со стороны отца.

– Ах, та-а-ак!«И больше за весь вечер ни разу ко мне не обратилась», – со смехом закончила Симона Синьоре свой рассказ.

В общем, маленькое провинциальное государство. Можно сказать деревня, в которой много пафоса и крика. Но сходишь с трапа самолета, ставишь ногу на землю и чувствуешь, как идет ток.

Это единственная страна, в которой у моей жены – бабушки – есть номер мобильного телефона ефрейтора, в отделении которого служит наш внук!

Это единственная страна, которая запустила в космос спутник связи, но никто не дает другому договорить фразу.

Это единственная страна, в которой уже взрывались хамасовские самодельные «касамы», ракеты типа «Град», самоубийцы из Газы, но все равно трехкомнатная квартира в обстреливаемом (семь лет подряд!) маленьком Сдероте – километров пятнадцать от Ашкелона – стоит дороже, чем в Париже…

Это единственная страна, в которой израильское меню состоит из арабских салатов, иракских пит, грузинских шашлыков и крема «Бавария».

Это единственная страна, в которой человек в потрепанной рубашке с пятном на рукаве – министр, а сопровождающий его господин в костюме и галстуке – его шофер.

Это единственная страна, в которой на первом свидании парень спрашивает у девушки, в каких войсках она служила, и единственная страна, где выясняется, что ее боевой опыт богаче, чем у него!

Это единственная страна, в которой большинство жителей не в состоянии объяснить, почему они живут именно здесь, но у них есть тысяча объяснений, почему невозможно жить ни в одном другом месте.Это единственная страна, в которой если ты ненавидишь политиков, ненавидишь служащих, ненавидишь существующее положение, ненавидишь налоги, ненавидишь качество обслуживания и ненавидишь погоду, означает то, что ты любишь свою страну.

Бытует мнение, что Бог себе не тот народ выбрал.

Действительно, в Талмуде сказано:

– Господь, ты не тот народ выбрал.– А ты пойди возьми себе шлюху, нарожай детей в блуде и попробуй с ней разойтись. Разойдешься, так я выберу другой народ.

А вы представляете, если ко всему в Израиле еще найдут и нефть? Всякий год обещают. Много нефти. Больше, чем в Саудовской Аравии, Иране, Ираке, Ливии и Венесуэле – всех вместе взятых.

Как говорят на идиш: «Когда приходит счастье, предложите ему стул».8

Однажды я очутился в компании с сабрами. Они вспоминали прошлое, то и дело мелькали слова: «Синайский полуостров», «Долина смерти», «песчаный вихрь из-под гусениц танков «Центурион», затем они много и, насколько я мог понять, смешно говорили о резервистских сборах, и кто-то из них закончил свою речь уж совершенно непонятным мне выражением: «На пожарном и шапка тухнет», так что я понял: он служил в войсках специального назначения. Потом говорили, что с кредитной карты «Visa» – увы! – нельзя оставлять чаевые. Что наш кофе импортируют прямо с Сицилии. А то, что нам изготовил повар, – это не испорченное, это французский соус. Кто-то порекомендовал грудинку гуся, вывалянного в дегте и перьях.

– Обычно его подают перченым, но у израильтян еще не тот вкус…

И вдруг я ощутил, что у меня нет общей с ними исторической памяти, потому что пока они служили в израильской армии, я находился совсем в других местах и занимался совсем другим делом, которое для них не только ничего не значило, но и попросту не существовало. И на «моем пожарном» шапка вовсе «не тухла», а наоборот, горела синим пламенем, пока он, пожарный, не ощутил во сне ее горячего дыхания…

Я понял, что у меня нет не только общей с ними исторической, но даже гастрономической памяти. Даже не могу себе представить грудинки гуся, вывалянного в дегте…

Я был жалок и одинок. О, если бы меня можно было просто смахнуть, как крошку со стола! Но ведь и игрой управляют какие-то правила…

Попытался одному из моих приятелей (чуть ли не на пальцах!) изложить свои недоумения, тот стал тут же меня успокаивать: «О’кей. И из-за этого ты хочешь разрушить нашу семью? И вообще, разве наш общий предок не царь Саул, а царь Соломон?» Я кивал головой, но после слово «царь» мне слышалось: «Петр Первый». Или: «Иван Грозный». Уж этих-то я знал досконально… Но для моих приятелей то были такие же марсиане, как я.

Про Ленина или Сталина они все же слушали с интересом. Про Хрущева – со смешком. Про Горбачева – вполне серьезно.Находившись порядком по Иерусалиму, подчитавши писания пророков, притчи и легенды, я незаметно для себя стал размышлять о том, как царь Давид штурмовал главный город иевусеев Иевус, как этот город стал новой столицей – Иерусалимом…

И тут мы заспорили.

– Ну и что! – философствовал мой собеседник. – Дуду одолел Голиафа, так что были для него иевусеи? Конечно, есть люди, которым живется легко… И вообще, пусть скажут спасибо, что он был.

– Как?! – ревел я. – А для чего правитель города вывел на стены всех слепых и хромых? Разве не для того, чтобы показать, что даже хромые и слепые смогут оборонять столь хорошо укрепленный город? И разве после взятия Иевуса Давид в тот же день не отдал приказ истребить их всех? Зачем, друзья?

Мне показалось, меня зауважали. Во-первых, я кричал почти как на сцене тель-авивского Камерного театра. Во-вторых, неожиданно посочувствовал слепым и хромым, точно мне мало было собственных бед.

И в-третьих, по какой-то необъяснимой причине мне стало жаль царя Давида, который вдруг связался с хромыми и слепыми, не зная, какой шум они могут учинить…

– А если я заплачу за обед, это поможет? – спросил мой приятель Алекс, ковыряясь в зубах обгоревшей спичкой.

Но один из нас весьма кстати стал объяснять, что у тети Блюмы из Цфата есть соседка, а у соседки сын-историк и что он говорил точь-в-точь то же самое: Давид и его воины совершили героический поступок. Чтобы взять город, надо было подняться по вертикальному колодцу из пещеры, что практически невозможно – это двадцатиметровый отвес. Редкий альпинист со всем снаряжением поднимется здесь сегодня.

– Эй, у тебя мотор горит…

– Ты опять сегодня без лифчика?

– Хочешь умереть? Прекрасно! Только дай мне выйти…

Мои приятели успевали реагировать на все, всех задеть, с каждым перекинуться словечком, все разузнать, все оценить…

Какая-то глуповатая улыбка блуждала на моих устах. Я вполне мог сказать своим новым приятелям:

– Толстеем, а?

– Издали ты выглядишь гораздо моложе…

Мы выпили кофе. Поговорили. Я думал: почему так тянет к счастливым людям – ума не приложу. У счастливых никогда не бывает денег, нет хорошего дома. Счастливый, чаще всего немного сумасшедший, радуется шороху дождя, желтым осенним листьям, женскому взгляду…

Правда, счастливые люди – всегда красивы. Но моим друзьям этого мало.

Есть в Израиле присказка, которую израильтяне усваивают с детства, – я слышу, как ее повторяют все от премьер-министра до мальчишки, товарища внука: «Никогда не будь фраером», то есть не будь неудачником, не будь слабым, не будь лохом. Израильтянин будет в магазине торговаться два часа и, если выторгует два шекеля, уйдет счастливым. И дело, как я понимаю, вовсе не в деньгах: он оказался мужчиной, добился своего. Его не перехитрили. И продавец не в накладе: он изначально завысил цену…

Что ж, будем радостными и сильными. Мы живем в хаосе, в предощущении катастроф. Быть может, задача каждого из нас – придать хаосу форму, сделать форму содержанием.

Если бы нас ожидал счастливый год – мы были бы к этому не готовы.

Но если… неприятности…

Голда Меир говорила: «Пессимизм – роскошь, которой еврей не может себе позволить».

Это привычно.

Мы же не фраера.

С неприятностями можно бороться.

И если повезет – победить…

Вот вам и царство небесное!