Все мужчины её жизни

– Ну все, пшли, пшли… Рассаживайтесь! Сейчас я буду вас задаривать.

Все в нетерпении заняли места, кроме ДДА, который помогал нашей благодетельнице разложить все на вспомогательном столике.

– А мы думали, ты сегодня не придешь, Огучка, – бубнил он, пока, соприкасаясь головами, они вынимали из пакетов какие-то свертки.

– Да я в основном из-за Ладки приехала. Вдруг, думаю, ей что-нибудь скоропортящееся попалось. – она через плечо обернулась на Графову, та в ответ показала кулак. – Ну что ж, готово! Давай, Лешик, брысь отседова! Дальше я сама.

Оксанка выпрямилась в полный рост, держа в руках две коробки: одну побольше, другую поменьше.

– Олег! Начну с тебя! Так как ты у нас большой эстет и гурман и терпеть не можешь чай в пакетиках, то вот, дарю тебе персональный заварочный чайник и упаковку самого что ни на есть настоящего английского чая.

Олег заулыбался. Под наши аплодисменты встал и, принимая дар, поцеловал Оксанкину руку:

– Спасибо, душа моя. Ты своей добротой избавила меня от необходимости поглощать всякую дрянь.

Следом за ним настал мой черед.

– Так. Девочка, живущая в Сети! Держи, это тебе! – сказала Дорохова, протягивая мне маленький сверток.

– А что это?

– Какая-то крутая английская бижутерия. Ну так, на выход в свет. Может, когда-нибудь и наденешь…

Я сорвала оберточную бумагу и увидела под ней красивый бархатный футляр. В нем, переливаясь множеством камушков, лежало изящное ожерелье. И к нему – такие же нежные серьги и перстенек.

– Вау! – восторженно вскричала я, поняв, что именно в этом комплекте пойду на презентацию певца. – Оксанка! Рыбка моя! Дай я тебя расцелую! – И я ринулась на нее через стол.

Дорохова шлепнула меня по рукам чьим-то подарочным рулоном:

– Уйди от меня, неприятная! На, вот лучше календарь распакуй! В офисе повесим.

– Не, видали такую грубиянку! – всплеснула я руками. И, притворно ворча, уселась обратно – вскрывать очередную обертку.

– Так, Леш! Тебе – шапку с волосами. Точнее, это шотландский берет, к которому прицепили волосы ирландца, потому что они рыжие. Держи! И еще волынку. Будешь нам на праздники исполнять лирические композиции.

– Спасибо, Огучка! – Счастливый ДДА принялся рыться в своих пакетах.

– Лада! Теперь ты… – Оксанка, вздохнув, достала довольно большую, белую коробку, перетянутую красной бечевой. – Предупреждаю, только не по лицу!

Графова взяла подарок с предостерегающей улыбкой. Все оживились. Все-таки интересно, что это за непонятную штуку привезла Оксанка из Лондона.

По-прежнему улыбаясь очень нехорошо, Ладка развязала бечевку и заглянула внутрь коробки.

– Ах ты, тля ты этакая! – И она медленно вытащила на всеобщее обозрение боевые нунчаки.

Мы все так и грохнулись со смеху, понимая, что это подарок с намеком.

– Пять баллов, Оксана! – выставил вперед большой палец Олег.

– Сама ты тля! Понимала бы чего! – возмутилась Дорохова. – Ты только представь, насколько теперь возрастет мощь твоего удара! Чуть что, сразу… хл-лоп по яйцам – и енот валяется!

На этих словах Графова явно повеселела.

– Вот есть же дураки на белом свете, – пожимая плечами, рассмеялась она.

А дарительница, не в силах остановиться, протянула ей следующий презент:

– Ладно. Я на самом деле купила тебе еще альбом по живописи… – И предупредила: – Подарочное издание! Так что не вздумай в случае припадка драть оттуда листы.

Теперь-то уж Ладкиного присутствия мы лишились до вечера. Она тихо сидела в своем углу, шурша страницами, и не подняла головы даже тогда, когда на встречу явились клиенты в сопровождении Талова.

Надо сказать, что Михаил не появлялся в офисе с того самого дня, когда они уходили отсюда вдвоем с Лихоборским. Теперь я обратила внимание, как сильно он осунулся. Просто ходячий скелет! А круги у него под глазами были не просто черными. Они были до неприличия черными!

«Значит, проблемы у мальчиков очень серьезные», – озабоченно подумала я.

Мужчин, которых Миша привел с собой, было двое. Поздоровавшись, они все вместе гуськом направились в кабинет наверху, и Талов бросил мне на ходу:

– Ирина, минут через пятнадцать присоединяйтесь к нам.

– Хорошо, – кивнула я, успев мельком составить психологический портрет каждого из двух его спутников.

Первый, тот, что помоложе, ужасный нытик. Он абсолютно не будет меня слушать, а будет только канючить, что это все страшно дорого. Но его можно будет купить на имидж. Значит, стоит помахать перед ним красной брендовой тряпкой.

Второй посговорчивей. Его можно будет обвешать лапшей, как новогоднюю елку. И он, рано или поздно, со всем согласится. Тем более что главное слово, судя по всему, за ним.

Когда делегация скрылась из виду, Оксанка глазами указала мне на дверь. Дескать идем покурим. Только вдвоем.

Мы вышли на улицу. В небе собрались небольшие тучки – вот-вот мог начаться дождь. Ветер дул несильный и теплый, поэтому мы не стали возвращаться в офис за верхней одеждой.

Закурив, Оксанка разогнала рукой дым.

– Слушай, Ирка! Что это с Мишаней? – спросила она. – Ты заметила, как он выглядит? Как будто у него рак поджелудочной железы.

– Типун тебе на язык, Дорохова! Это все из-за твоего Лихоборского.

В лице моей собеседницы напряглась каждая мышца.

– А что с ним?

Я вкратце пересказала ей все, что видела и слышала сама, включая реакцию Всеволода на мои поздравления.

Оксанка слушала очень внимательно. Потом сказала:

– Ир! Хочешь – верь, хочешь – нет. Я уже как Балагура стала. Чуть что, сразу начинаю проклятие винить. Честное слово, прямо душа не на месте.

– Мать, да успокойся ты! Это же бизнес. А в бизнесе всяко-разно бывает. Конкуренция, налоговая, обэпы всякие. Это мы ничего подобного не видим, потому что так, мелочь пузатая. До нас дела никому нет. А у Лихоборского все на широкую ногу поставлено. Вот и огребает по полной программе.

Оксанка тяжко вздохнула:

– Ну ладно, слушай! Я тебя чего выдернула-то! Я там из Лондона кое-какие мыслишки привезла. Может, сейчас сходим куда-нибудь пообедаем? Я бы тебе их изложила.

– Ладно, – согласилась я.