Всё на свете

Его улыбка расширяется.

– Ну конечно.
– Он поворачивает ключ в зажигании. Его взгляд задерживается на его доме, и улыбка пропадает, но только слегка.
– Надолго?

– На две ночи.

– Хорошо.
– Он берет меня за руку и быстро ее целует.
– Поехали посмотрим на эту рыбу.

Чем дальше от его дома мы уезжаем, тем, каким-то образом, лучше и легче становится его настроение. Это путешествие дарует ему идеальное оправдание ненадолго уйти от ноши под названием "его семья". К тому же, его друг из Нью-Йорка, Зак, живет на Мауи.

– Ты его полюбишь, - говорит он мне.

– Я люблю все, - отвечаю я.

Наш рейс отправляется не раньше 7 часов, и мне хочется кое-куда заехать.

Поездка в его машине напоминает нахождение в очень громком, быстро двигающемся пузыре. Олли отказывается открывать окна. Вместо этого он нажимает на кнопочку на приборной панели, которая обеспечивает циркуляцию воздуха. Звук колес по асфальту чем-то напоминает постоянное и тихое шипение. Я сдерживаю порыв прикрыть уши.

Олли говорит, что мы едем не быстро, но мне кажется, что мы мчимся. Я читала рассказы пассажиров скоростных поездов, что мир снаружи поезда расплывается на скорости. Знаю, что мы нисколько не приближаемся к такой скорости. Но все равно пейзаж движется очень быстро для моих, привыкших к медленному движению, глаз. Я едва улавливаю мелькание домов на коричневых холмах в отдалении. Высокие знаки с загадочными символами и надписями появляются и исчезают до того, как я могу их разобрать. Наклейки на бамперах и номерные знаки проносятся в мгновение ока.

И хотя я понимаю физику всего этого, мне кажется странным, что мое тело может двигаться, в то время как я сижу спокойно. Ну, не совсем спокойно. Я вжимаюсь в сидение, когда Олли газует, и наклоняюсь вперед, когда он тормозит.

Время от времени мы замедляемся, и я могу увидеть других людей в их машинах.

Мы проезжаем мимо женщины, которая качает головой и хлопает по рулю руками. Только после того, как мы проехали ее, я понимаю, что она, возможно, танцевала под музыку. Двое детишек на заднем сидении следующей машины высовывают языки и смеются. Я ничего не делаю, потому что не знаю, каков для этого этикет.

К счастью мы замедляемся до более человеческой скорости и выезжаем с автомагистрали.

– Где мы?
– спрашиваю я.

– Она живет в корейском квартале.

Моя голова гудит от того, что я пытаюсь одновременно все рассмотреть. Вижу ярко освещенные знаки и билборды, написанные на корейском. Так как на нем я читать не умею, то знаки кажутся мне произведением искусства в красивой, загадочной форме. Конечно, на них, возможно, просто написаны такие приземленные вещи, как "Ресторан", "Аптека" или "Работает круглосуточно".

Еще рано, но люди уже занимаются разными делами - гуляют, разговаривают, сидят, стоят, бегут или едут на велосипедах. Я на самом деле не верю, что они настоящие. Они похожи на мини фигуры, которые я расставляю в своих моделях по архитектуре, находящиеся здесь для того, чтобы подарить расцвет жизни корейскому кварталу.

Или, может, это я не совсем настоящая и на самом деле не нахожусь здесь.

Мы едем еще несколько минут. Наконец подъезжаем к двухэтажному комплексу с фонтаном во внутреннем дворике.

Олли отстегивает ремень безопасности, но не выходит из машины.

– С тобой ничего не может случиться, - говорит он.

Я тянусь и беру его за руку.

– Спасибо, - это все, что я придумала в ответ. Мне хочется сказать ему, что это не его вина, что я нахожусь здесь. Что любовь открывает нам мир.

Я была счастлива до того, как встретила его. Но теперь я жива, а это не одно и то же.

ЭТО ЗАРАЗНО

Карла кричит и прикрывает лицо руками, когда видит меня.

– Ты привидение?
– Она хватает меня за плечи, прижимает меня, сжимая, к груди, покачивает из стороны в сторону, а потом снова сжимает. К тому времени, как она заканчивает, воздуха в моих легких не остается.

– Что ты здесь делаешь? Ты не можешь быть здесь, - говорит она, все еще сжимая меня.

– Я тоже рада тебя видеть, - пищу я.

Она отодвигается, качает головой, будто я какое-то диво дивное, а потом снова меня прижимает.

– Ох, моя девочка, - говорит она.
– Ох, как я по тебе скучала.
– Она держит мое лицо в своих руках.

– Я тоже по тебе скучала. Извини за...

– Стой. Тебе не за что извиняться.

– Ты из-за меня потеряла работу.

Она пожимает плечами.

– Я нашла другую. Кроме того, я скучаю именно по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю.

– Твоя мама поступила так, как должна была.

Мне не хочется думать о маме. Поэтому я осматриваюсь в поисках Олли, который стоит на расстоянии от нас.

– Ты помнишь Олли, - говорю я.

– Как я могла забыть это лицо? И это тело, - говорит она достаточно громко, чтобы он услышал. Она идет к нему и притягивает его в объятия, которые слегка более сдержанные, чем объятия со мной.

– Ты заботишься об этой девочке?
– Она отодвигается и достаточно сильно похлопывает его по щеке.

Олли потирает щеку.

– Я стараюсь изо всех сил. Не знаю, знаете ли вы это, но она может быть немного упрямой.

Карла долгую секунду смотрит то на меня, то на него и замечает напряжение между нами.

Мы все еще стоит в дверном проеме.

– Заходите. Заходите, - говорит она.

– Мы не думали, что ты так рано встаешь, - говорю я, как только мы заходим.

– Чем старше становишься, тем меньше спишь. Вот увидишь.

Мне хочется спросить у нее, стану ли я старше. Но вместо этого я спрашиваю:

– Роза здесь?

– Спит наверху. Хочешь, чтобы я разбудила ее?

– У нас нет времени. Мне просто хотелось увидеть тебя.

Она снова берет мое лицо в руки и снова меня рассматривает, в этот раз зорким взглядом медсестры.

– Должно быть, я многое пропустила. Что ты здесь делаешь? Как себя чувствуешь?

Олли подходит ближе, желая услышать мой ответ. Я обвиваю себя руками за талию.

– Замечательно, - отвечаю я слишком уж бодро.

– Расскажи ей о таблетках, - говорит Олли.

– Каких таблетках?
– спрашивает Карла, глядя только на меня.

– У нас есть таблетки. Экспериментальные.

– Я знаю, что твоя мама не давала тебе ничего экспериментального.

– Я купила их сама. Мама не знает.

Она кивает.

– Где купила?

Рассказываю ей то же самое, что рассказала Олли, но она не верит мне. Ни на секунду. Она прикрывает рот рукой, а глаза становятся огромными, как в мультиках.