Всё на свете

Но ничего это не доказательство.

Может, доказательство где-то еще. Одна попытка, чтобы угадать пароль - Мадлен. Два часа я просматриваю каждый документ на ее компьютере. Изучаю историю браузера. Заглядываю в корзину.

Ничего.

Ничего.

Где доказательство о жизни, которой я жила?

Медленно поворачиваюсь посреди комнаты. Я не верю тому, что вижу своими собственными глазами. Я не верю тому, чего не вижу. Как ничего не может быть? Моя болезнь будто возникла из ниоткуда.

Это не правда. Этого не может быть.

Возможно ли такое, что я не болею? Мой разум отшатывается от такого направления мыслей.

Может она хранит другие записи в своей спальне? Почему я не подумала об этом раньше? 05:23. Могу ли я ждать, пока она проснется? Нет.

Дверь открывается как раз тогда, когда я иду к ней.

– Вот ты где, - говорит она, в ее глазах отражается облегчение.
– Я волновалась. Тебя не было в комнате.
– Она проходит дальше, и ее глаза расширяются, как только она видит полные беспорядок, окружающий нас.
– Было землетрясение?
– спрашивает она. Наконец она понимает, что бардак сделан человеком. Она с озадаченным выражением лица поворачивается ко мне.
– Милая, что происходит?

– Я болею?
– спрашиваю я. Моя кровь слишком громко стучит в ушах.

– Что ты сказала?

– Я болею?
– спрашиваю я в этот раз громче.

Ее зарождающаяся злость рассеивается, сменяясь беспокойством.

– Ты плохо себя чувствуешь?

Она тянется ко мне, но я отстраняюсь.

Из-за боли на нее лице мне становится дурно, но я давлю дальше.

– Нет, это не то, что я имею в виду. У меня есть ТКИД?

Ее беспокойство трансформируется в раздражение и жалость.

– Ты все еще по поводу того письма?

– Да, - говорю я.
– И Карла тоже. Она сказала, что, возможно, ты не в порядке.

– Что ты имеешь в виду?

В чем конкретно я ее обвиняю?

– Где все бумаги?
– спрашиваю я.

Она глубоко вдыхает, чтобы успокоиться.

– Мадлен Уиттер, о чем ты говоришь?

– У тебя есть записи всего, но нет ничего о ТКИД. Почему я не могу ничего найти?
– Я хватаю с пола красную папку и пихаю ей.
– Все остальное у тебя есть.

– О чем ты говоришь?
– спрашивает она.
– Конечно, все здесь.

Я не знаю, что ожидала от нее услышать, но не это. Она и правда верит, что все здесь?

Она прижимает папку к груди, будто пытаясь превратить ее в часть себя.

– Ты тщательно смотрела? Я все храню.

Она подходит к столу и освобождает место. Я наблюдаю, как она просматривает файлы, перекладывая их и приглаживая руками страницы, которые не нуждаются в приглаживании.

Через какое-то время она смотрит на меня.

– Ты их взяла? Я знаю, что они были здесь.
– Ее голос наполнен замешательством и, при этом, страхом.

И тогда я точно понимаю.

Я не болею и никогда не болела.

НА УЛИЦЕ

Я выбегаю из кабинета. Коридор тянется передо мной, и он нескончаем. Я оказываюсь в тамбуре, и в нем нет движения воздуха. Я на улице, и мое дыхание беззвучно.

Мое сердце не бьется.

Меня тошнит, но ничего не выходит из желудка. Желчь горит в задней части моего горла.

Я плачу, и прохладный утренний воздух охлаждает слезы на моем лице.

Я смеюсь, и холод проникает в мои легкие.

Я не больна. Никогда не болела.

Все эмоции, которые я последние сутки держала под контролем, обрушиваются на меня. Надежда и отчаяние, предвкушение и сожаление, радость и злость. Как возможно одновременно ощущать такие противоположные эмоции? Я барахтаюсь в черном океане, со спасательным жилетом на груди, с якорем на ноге.

Мама догоняет меня. Ее лицо - развалины страха.

– Что ты делаешь? Куда ты идешь? Ты должна зайти внутрь.

Мое зрение сужается, и я удерживаю ее в поле зрения.

– Почему, мам? Почему я должна зайти внутрь?

– Потому что ты больна. На улице с тобой может случиться все что угодно.

Она тянется, чтобы притянуть меня к себе, но я уклоняюсь от нее.

– Нет. Я не вернусь внутрь.

– Пожалуйста, - умоляет она.
– Я не могу потерять и тебя. Не после всего.

Она смотрит на меня, но я без сомнений знаю, что она совсем меня не видит.

– Я потеряла их. Я потеряла твоего отца и брата. И я не могла потерять тебя. Просто не могла.

Выражение ее лица меркнет, полностью распадается. Что бы не сдерживало его, не выдержало внезапного и катастрофического отказа.

Она сломлена. Была сломлена долгое время. Карла была права. Она так и не оправилась от их смертей.

Я что-то говорю. Не знаю, что, но она продолжает говорить.

– После их смерти ты так сильно заболела. Ты не могла дышать правильно, и я отвезла тебя в отделение интенсивной терапии, и нам пришлось остаться там на три дня. Они не знали, что не так. Они сказали, что, возможно, это аллергия. Они предоставили мне список вещей, которых следовало остерегаться, но я знала, что дело не только в этом.

Она кивает.

– Я знала, что дело не только в этом. Я должна была защитить тебя. На улице с тобой может случиться что угодно.

Она осматривается.

– Здесь с тобой может случиться что угодно. В этом мире.

Я должна бы чувствовать жалость. Но не ее я чувствую. Во мне прорастает злость и вытесняет все остальное.

– Я не больна, - кричу я.
– Никогда не болела. Это ты больна.
– Я зло машу рукой перед ее лицом. Наблюдаю, как она погружается в себя и исчезает.

– Зайди в дом, - шепчет она.
– Я защищу тебя. Останься со мной. Ты все, что есть у меня.

Ее боль бесконечна. Она спадает с краев мира.

Ее боль - мертвое море.

Ей больно из-за меня, но я больше не могу это вынести.

СКАЗКИ

Однажды давным-давно жила девушка, жизнь которой была сплошной ложью. 

ПУСТОТА

Вселенная, которая может появиться, может и померкнуть.