Все началось с велосипеда

— Хорошо-о!

— То-то!.. Нас за это самое дело и в комитет приняли. И мы стали «чоковцами»!

— Чокнутыми сделались?

— А ты не повторяй за Липучкой вслед… Чокнутыми быть не так плохо. Смотря на чем чокнуться! Ты думаешь, мы только катаемся? Как бы не так! Мы и пассажиров, когда надо, со станции перевозим. Для этого самого и коляски приделали. Понятно?

— И всё у нас началось с велосипеда! — гордо подтвердила Липучка.

— А что ещё впереди будет! — прокричал Саша. Но что именно «будет впереди», я на этот раз узнать не успел, потому что «общие колёса» вкатили нас в Белогорск.

ИСТОЧНИК ПОЛНОТЫ

«Всё течёт, всё изменяется»… Я это часто слышал… А вот река Белогорка текла и ничуть не изменялась. Она так же, как и раньше, беззаботно петляла между зелёными холмами, которые отражались в ней вместе со всем, что на них было: с белыми домиками, и ленивым, пятнистым стадом коров, и даже вместе с нашим мопедом, который остановился на зелёном склоне.

По-прежнему над берегом нависала песчаная глыба ржавого цвета, напоминавшая вытянутую к реке огромную собачью морду. Но на самом берегу Белогорки всё переменилось: там почти не было видно чистого, словно аккуратно промытого, песка, на котором мы загорали и просто так валялись прошлым летом: весь берег был прямо сплошь покрыт или, как говорят, усеян отдыхающими.

— И что это они вдруг понаехали? — удивлялся я. В прошлом году «дикарей» было не очень много. А тут прямо целое «дикарское племя» с пледами, зонтиками и самодельными тентами расположилось по обе стороны от песчаной глыбы. Какой-то паренёк в красных трусиках лежал на самом носу сказочно огромной песчаной морды.

— Ой, смотрите! — вскрикнула Липучка. — Кешке-Головастику места на пляже не хватило.

— Про наш Белогорск заметка в газете была, — слезая с мопеда, деловито сообщил Саша. — Будто у нас тут разные полезные источники…

— И даже источник красоты! — вставила Липучка. — Во-он, видишь, ручеёк из-под глыбы пробивается — так к нему отдыхающие по десять раз в день ходят. Женщины, конечно… Умываются! Прямо с ума сходят: все красавицами хотят быть!

— «С ума сходят»… — проворчал Саша. — А ты-то сама не сходишь? Веснушки кремом каким-то сводить вздумала! А вместо них вон пузырьки повыскакивали… Ещё хуже стало!

— Ну, этого… Этого я тебе, Сашка, никогда не прощу!

Липучка сжала кулаки, а потом, со злостью перепрыгивая через камни и ложбинки, помчалась к пареньку в красных трусиках, будто хотела пожаловаться ему на Сашу.

— Зачем ты её? — спросил я.

— А что ж она разными дикарскими штуками занимается: красавицей, видишь, тоже захотела стать к твоему приезду!

Я скромно отвернулся и стал чересчур внимательно разглядывать «дикарок», которые и правда умывали лицо холодной ключевой водой, той самой, которая очень робко и застенчиво пробивалась из-под рыжей глыбы. Прошлым летом я часто подставлял под эту ключевую струю свой широко разинутый рот и пил, пока у меня зубы не сводило от холода. «Лучше было бы ею умываться, а не пить! — подумал я. — Может, у меня внутри и развелись уже всякие красоты, но этого никто не видит. А так всё было бы прямо на лице!»

Теперь-то я знал, почему у Липучки так горели щёки: она пожертвовала ради меня своими веснушками! И мне вдруг захотелось немедленно умыться в источнике красоты. Но я не сказал об этом насмешливому Саше. Не пошёл умываться, потому что Липучка и паренёк в красных трусиках уже бежали к нам.

— Вот, Шура, познакомься, пожалуйста: это наш Кеша! — сказала Липучка. — Он у нас самый умный, самый сообразительный… И мы его за это прозвали Головастиком! И ещё он племянник Андрея Никитича. Вот!

Она со злым торжеством взглянула на Сашу: тебе, мол, никто и никогда такого красивого и почётного прозвища — Головастик! — не давал и нет у тебя такого замечательного дяди, как Андрей Никитич!

Голова у паренька была большая и круглая, как глобус. Он был пострижен почти наголо, и только на самой макушке, будто на полюсе, торчала метёлочка белых выгоревших волос. И, словно какие-нибудь причудливые заливы на карте или глобусе, на лице его были видны жёлтые и коричневые разводы неровного загара. И ещё выделялись на этом глобусе два голубых озерца… Это были глаза, которые, казалось, всё время что-то соображали, выдумывали что-то необычайное и озорное. В общем, Кешка-Головастик мне сразу понравился.

Тут я заметил, что Кешка был не только в красных трусиках, но тоже с красной повязкой на руке.

— Что это ты её на голое тело нацепляешь? — хмуро спросил Саша.

— Не нацепляет, а повязывает! — заступилась за Кешку Липучка.

— А это чтобы утопающие видели! — посмеиваясь своими голубыми глазками, объяснил Головастик.

— Кто? Кто?! — Саша даже перестал возиться со своим мопедом и удивлённо выпрямился.

— Утопающие! Я их спасать должен, а они любому-каждому свою жизнь не доверяют. Им удостоверение предъявляй или вот повязку, тогда они сразу начинают спасаться!

— И многих ты уже спас? — поинтересовался Саша.

— Трёх! Только потом оказалось, что они не утопали, а так… баловались, дурака валяли. Но я их всё равно по всем правилам науки на берег вытащил!

— Ты смотри всех наших «дикарей» из реки не повытаскивай! Они же сюда отдыхать приехали, купаться, а ты их за волосы — и на берег…

— Не волнуйся, пожалуйста, за Кешу: он уж как-нибудь без твоей помощи сообразит! — вступилась Липучка.

А сам Кеша, чтобы прекратить разговор об утопающих, вдруг воскликнул:

— Ну вот! Вся наша «пятёрка» в сборе!

Я огляделся по сторонам: какая же «пятёрка»? Нас было всего-навсего четверо. Может быть, пятым был притихший на время мопед? Заметив моё удивление, Липучка бросилась объяснять:

— Ой, ты не удивляйся, Шура! Сейчас всё поймёшь. У нас многие ребята борются за город «где скоро захочется жить». И Андрей Никитич предложил всем нам разбиться на группы, на «пятёрки», как он сказал. И чтобы каждая «пятёрка» выполняла какое-нибудь своё, особое задание. Нас всё время трое было, потому что мы тебя ждали. А теперь вот ещё Веник приедет — и сразу будет «пятёрка»!

— Да не приедет он, — махнул рукой Саша. — Ему мамочка не разрешит… Давайте кого-нибудь из наших, белогорских, возьмём.

— Нет! Ни за что! — Липучка вдруг вся вспыхнула, пузырьки её угрожающе засверкали на солнце, и вновь сжались кулаки. — Нет! Мы должны вызвать Веника! Вот Шура же сразу примчался, и Веник примчится… Надо только телеграмму послать!

— Тогда уж у Кешки будет работы хоть отбавляй: Веник плавать не умеет и очень любит тонуть.

— А ты Веника не трогай! — грозно закричала Липучка, чуть не набрасываясь с кулаками на Сашу.