Всё о Манюне (сборник)
Шрифт:
Мы с Каринкой переглянулись. Так вот с кем мама вчера целый час конспиративным шепотом общалась! Главное – ни разу по имени не назвала, обычно тетя Роза да тетя Роза, а тут одни труднопроизносимые французские или вообще азербайджанские слова говорила!
Нет, так дело не пойдет. Раз взрослые от нас что-то скрывают, то сами, как говорится, напросились. Теперь мы не отстанем, пока они не расскажут, что происходит.
– Пойдем спросим у нашей мамы, – предложили мы Маньке. – Если повезет – она нам честно все расскажет. А если нет – тогда что-нибудь придумаем.
– Побежали! – И Манька, размахивая скрипкой,
Мама открыла дверь за секунду до того, как мы стали в нее колотиться, – видимо, увидела нас в окно.
– Здрассьти, Тетьнадь. А чего это вы с Ба надумали? – сразу пошла в наступление Манька.
– Здравствуй, Манечка. А с чего это ты взяла, что мы с Ба что-то надумали? – вопросом на вопрос ответила мама.
– Вчера по телефону разговаривали на французском? Разговаривали, спрашиваю? – напирала Манька, скидывая ботинки.
– Было дело.
– Ба себя странно ведет? Ведет! Записи какие-то делает, вчера в магазине килограмм сыра взяла. С дырочками, швейцарский! И чего?
– И чего?
– А того! Нам с папой по кусочку отрезала, сама вообще есть не стала. Завернула в фольгу и убрала в холодильник. Словно и не нам вовсе она этот сыр брала! Сейчас руки помоем и вернемся, никуда не уходите.
И, подвинув маму, она ринулась в ванную. Мы потрусили следом, на маму старались не смотреть. Чтобы с боевитого настроя не сбиваться.
– Ну как? – шепнула Манька, яро смывая с рук мыльную пену.
– Нормально. Не сердится – уже хорошо, – шепнула я.
– Главное, не сильно на нее напирай, – инструктировала Каринка, – а то она этого не любит.
– А кто это любит? – заступилась за нашу маму Манька. – Я тоже этого не люблю.
– И мы не любим.
– Ладно, пошли.
В прихожей мамы не оказалось. Обнаружили мы ее в гостиной – она сидела в кресле, красиво положив ногу на ногу, – мама вообще умеет красиво сидеть, то ногу на ногу положит, то изящно облокотится – одно удовольствие за ней наблюдать. Мы, воинственно вытянув хребты, чеканным шагом прошли мимо и расположились напротив – уселись на диван. Заметив наши передвижения, Гаянэ с Сонечкой, шумно волоча за собой большой пластиковый мешок с игрушками, потопали из кабинета к нам в гостиную.
– Нет уж, – подскочила мама, – играть вы здесь не будете! Замучилась ваши игрушки по дому собирать.
– Нам скучно! – заныла Гаянэ.
– Сейчас девочки придут играть с вами, и скучно не будет.
– Точно придут?
– Точно. Не успеете до десяти досчитать.
– Один… – спешно начала загибать пальцы Гаянэ.
– Считать надо в кабинете. Вернитесь туда, закройте дверь и начинайте считать.
– Пойдем, – завернула Сонечку Гаянэ.
– Яцем?
– Считать пойдем!
– Дба-цитийе, – закряхтела Сонечка, разворачивая мешок с игрушками. Мешок грохотал так, словно был специально набит бубенцами и другими гремучими штуками. Манька проводила девочек долгим взглядом, потом уставилась на маму:
– Тетьнадь, вы нам быстро расскажите, чего с Ба задумали, пока они не вернулись.
– Один! – заорала Гаянэ из-за закрытой двери кабинета.
– В пятницу едем в Кировабад, – зачастила мама.
– Как это. А уроки? – подскочили мы.
– Два-а-а-а-а! – прогудела колоколом
сестра.– Отпросим вас с уроков. Поедем на два дня, вернемся в воскресенье.
– Ура! А в честь чего поедем?
– Три-и-и-и-и-и-и!!!
– Просто так. Впереди зима, до весны не выберемся…
– Четыре!!! – перешла на вой сирены Гаянэ.
– Шышнацать! – припечатала Сонечка.
– Вот мы и решили съездить родственников проведать.
– Пяа-а-а-а-а-ать! Уже пять! – взвыла Гаянэ.
– Только детям ничего не говорите!
– Не скажем.
– Ше-е-е-е-е-есть!
– Всё, идите, пока она своим криком дом на уши не подняла.
– Се-е-е-е-емь!
– Восемь! – ворвались мы в кабинет. – Чего орешь?
– Я не ору. Я считаю! – оскорбилась Гаянэ.
– А чего так громко считаешь? Мы ж не глухие!
– Откуда я знаю, мозет, и глухие!
– Ты еще скажи, что слепые!
Гаянэ хотела возразить нам, но махнула рукой. Спорить с нами невыгодно: во-первых, большие, поколотить можем, а во-вторых, еще играть откажемся!
– Пойдем лучше в рыцарей играть, – миролюбиво предложила она.
– Давай.
– Только чур копьеносцем в этот раз буду я!
– Так мама ведь забрала шапмур!
– А я его обратно взяла. И за креслом спрятала. Вот.
Совместная поездка в Кировабад планировалась родителями еще с лета. Но почему-то никак не складывалась – то не совпадала с дежурствами папы, то к дяде Мише на завод приезжала высокая комиссия, и ему приходилось гробить свои выходные на организацию досуга для непрошеных гостей, то еще какая-нибудь напасть случалась. Поэтому план по совмещению визита к родственникам удалось реализовать только ближе к концу ноября. Ба за две недели выслала Моте телеграмму, чтобы Зина успела смириться с мыслью о визите золовки. К поездке она готовилась тщательно – набросала список предполагаемых подарков, методично обошла все торговые точки нашего городка и путем мелкого шантажа и даже скандалов добыла Моте свитер с высоким воротом цвета топленого молока, а Зине – красивый набор мельхиоровых столовых приборов.
– Хоть и язва, но своя, – бухтела она маме, с гордостью демонстрируя большую темно-синюю коробку с золотистым тиснением на крышке. В коробке, на бархатном поддоне, зафиксированные держателями и крепко прижавшись друг к другу, лежали вилки, ножи и чайные ложки.
– Не слишком ли жирно для такой язвы? – всплеснула руками мама.
– Конечно, жирно. Но ты ж меня знаешь, Надя, я по-другому не могу.
– Может, лучше Мане оставить, на будущее? – не унималась мама. – Где вы еще такую красоту достанете?
– Достану, никуда не денусь. Эту ведь нашла? Вот и Мане найду. И потом, у нее добра и так навалом – четыре пуховых одеяла, два шерстяных, пять комплектов постельного белья – сатинового, с вышивкой, полотенец гора, хрустальные фужеры, обеденный и чайный сервиз, три ковра…
– Да практически хоть сегодня замуж выдавай, – рассмеялась мама.
– Не говори, Надя! Хоть и живем в двадцатом веке, а приданое все равно по старинке собираем.
– Да разве с таким дефицитом можно по-другому?